Владимир Моисеев - Формальные письма к Нине

Освободившиеся от неожиданной разрядки международной ситуации деньги и мощности нашли самое неожиданное применение. Крупнейшие страны мира выразили горячее желание участвовать в организации постоянных поселений на Луне и реализации совсем уж фантастического проекта создания термоядерных электростанций.

Число скептиков оказалось на удивление мало. В самом деле, если дон Кихот в одиночку бесстрашно бросился сражаться с ветряной мельницей, почему бы его последователям не подыскать себе по-настоящему достойного противника, например, почему бы объединившемуся человечеству не вызвать на бой саму Вселенную?

Я перечитал повесть Погорельцева и сообразил, что представленный текст можно рассматривать как пример советской утопии. Или советской антиутопии. Отличать эти направления современной фантастики всегда было трудно. Для меня они давно слились в единый поток придуманных миров, жить в которых или затруднительно (советские утопии), или невозможно (советские антиутопии). Это очень занятные книги, и я обязательно напишу тебе отдельное письмо. У Погорельцева можно обнаружить элементы как утопии, так и антиутопии. Как их различить? Да очень просто. Представь себе, что ты попала в этот придуманный мир. Реши для себя, хотелось бы тебе там остаться? Если неохота — это утопия. Если боязно — советская утопия. Если страшно — советская антиутопия. А если тебе бы там сразу оторвали голову — антиутопия. Напиши, пожалуйста, как бы ты оценила повесть Погорельцева по этой шкале?

С наилучшими пожеланиями, Иван Хримов.

Дорогая Нина!

Мои рассуждения о природе фантастики и побудительных источниках ее развития могли породить у тебя превратное представление о фантастах, как о людях, всецело поглощенных поисками внутренней логики событий, а потому полагающихся только на собственную могучую интуицию. Будто бы они, как своеобразные представители науки футурологии, изо всех сил пытаются смоделировать цельное и правдоподобное представление о будущем. Или придумывают абсолютно непригодные для обитания миры, полные ужасов, подлости, тоталитаризма, звериной жестокости и прочей грязи, чтобы предупредить человечество о возможных тупиках социального развития и тем самым способствовать успешному преодолению необязательных кризисов, поджидающих нас в будущем. Все это отчасти верно, но ни в коем случае не исчерпывает всего многообразия задач, стоящих перед фантастикой. Легко представить себе фантаста, который настолько проникся ужасом текущих обстоятельств, часто вполне приемлемых с точки зрения «нормальных» людей, что видит только один способ избавления от страха перед завтрашним днем — в написании текста, где бы источник его фобии был назван и преодолен. Кстати, я говорю не о психических расстройствах. Скорее, речь идет о лучшей информированности.

Поясню на примере. В начале 60-х годов прошлого века наиболее вероятным сценарием конца света повсеместно стали признавать ядерную войну. В сознании людей утвердилось мнение о том, что третьей мировой войны не избежать, и что самым практичным способом ее ведения является обмен ядерными ударами. Об этом открыто говорили политики по обе стороны железного занавеса, об этом писали газетчики, об этом, в конце концом, прекрасно догадывалось и само население, поскольку огромная часть его была непосредственно задействована в так называемой гонке вооружений. С обывательской точки зрения было весьма глупо тратить огромнейшие средства для производства самого совершенного оружия уничтожения, накопить запасы этого оружия, позволявшие смести противника с лица Земли не менее 10–20 раз, и не воспользоваться этим. Не удивительно, что именно в эти годы стали так популярны слова А.П. Чехова: «Если в первом акте спектакля на сцене висит ружье, то в третьем акте оно обязательно выстрелит!»

Общественное мнение было таково: политическая конфронтация в мире зашла в тупик, силовой выход из конфликта ничуть не хуже переговорного, а может даже и выгоднее. Лучшие люди нации переждут период обмена ядерными ударами в пещерах, а потом, когда все закончится, вылезут на поверхность, восстановят промышленность и заживут как ни в чем ни бывало счастливо и богато. А вот у фантастов сложилось совсем другое мнение по поводу победоносной ядерной войны. Даже беглого ознакомления с проблемой оказывалось достаточно для того, чтобы понять раз и навсегда — разговоры о конце света отныне следует вести не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Потрясающая воображение мощность взрывов, радиоактивное заражение местности, стопроцентное отравление пищи и воды, страшные последствия мутаций, неизбежное одичание чудом выжившего населения после одновременной гибели миллиардов людей — все это делало бессмысленным привычное понимание войны. И фантасты разделились на два лагеря. Оптимисты заявляли, что победу в ядерной войне можно достичь только ценой таких грандиозных потерь, что сами разговоры о победе становятся нелепыми. Пессимисты считали, что начало третьей мировой — есть конец современной цивилизации. Человечество, по их мнению, не может выдержать такого испытания и его окончательная гибель предопределена.

Вот, собственно, какую ситуацию я подразумевал, абстрактно рассуждая о фантасте, который настолько проникся ужасом текущих обстоятельств, что видит только один способ избавления от страха перед завтрашним днем — в написании текста, где бы источник его фобии был назван и преодолен. Текст Ивана Денисова «Великая и непобедимая Андорра» был написан всего за несколько месяцев до начала всем известного Карибского кризиса. Не удивлюсь, если Денисов и в самом деле пытался найти личное успокоение перед, казалось бы, неминуемым концом света, придумав мир, где ядерной конфронтации между Союзом ССР и США не существует. Хочу рекомендовать тебе эту книгу, не как продукт «улавливания тенденции повышенным чутьем художника», а как попытку маленького мальчика закрыть глаза и тем самым остановить всеобщее безумие, сделав вид, что этого безумия как бы и не существует вовсе.

На обложке рукописи рукой главного редактора начертана уникальная оценка: «Удивительное сочинение». Потом слово «удивительное» было зачеркнуто, а поверх него написано слово «странное». Приходится согласиться, что подобрать подходящий эпитет для сочинения И. Денисова действительно не просто. Но еще сложнее пересказать сюжет этого произведения. Сделать это, не познакомив читателя с некоторыми теоретическими положениями литературоведения, не представляется возможным. Дело в том, что «Великая и непобедимая Андорра» — это ни роман, ни повесть и ни рассказ. Едва ли не впервые мы встречаемся в фантастике с совершенно особым жанром, который следует называть просто текстом. Текст, как вид литературного произведения, имеет множество существенных отличий от традиционных литературных форм. Но главное его своеобразие заключается в том, что это не пересказ случившихся в определенный период времени событий, это не история, представленная автором своему читателю. Меньше всего автора интересует действие, только внутренний мир героя, его эмоциональные и интеллектуальные переживания, нравственные поиски, угрызения совести, необходимость сделать выбор под влиянием жестких внешних обстоятельств, Антураж и сюжет являются для текстов всего лишь вспомогательным материалом. Не редко оказывается, что читатели, захваченные бурными перипетиями внутренних приключений героя, получают о событиях, происходящих во внешнем мире, только самое поверхностное представление. И это не удивительно, потому что, как правило, в тексте читатель встречается с нарочито статичной картиной мира, для описания которой достаточно нескольких фраз. Этот статичный мир зачастую оказывается настолько грандиозным, что никакое воздействие героя на ситуацию не может этот мир поколебать или изменять его. А раз так, то получается, что не стоит обращать на него внимание, достаточно рассматривать его как неизбежный фон в жизни героя, своеобразный свод правил существования, который не он придумал. Как сказано в другой книге по сходному поводу: «Я нахожусь на слишком низкой ступени общественной лестницы, чтобы относиться всерьез ко всему сооружению». Мы приходим к парадоксальному выводу — окружающий мир для героя текста всего лишь несколько поясняющих фраз, анализируя которые, мы можем изобретать его по своему разумению. Читатель, для которого выражение: «Нельзя жить в обществе и быть свободным от него» — абсолютная, не требующая доказательств истина — без сомнений придумает обстоятельства социальной жизни героя самостоятельно, используя свой личный опыт. Можно, впрочем, с большой долей уверенности утверждать, что автора текста подобные упражнения оставят равнодушным.