Татьяна Кигим - Кузнецовая дочка

Ставя крест на дверях и нажимая кнопку вызова пожарного расчета, Бренар считал минуты до конца смены. По небу вяло ползло вечернее тусклое солнце, большое, круглое, бледное, как лицо «морозяного».

Крысы шастали всюду: по кучам отбросов, по канавам, самые наглые расхаживали прямо по мостовой. На большинстве же улиц, превратившихся с осенью в болота, мерзкая живность скакала по ногам и цеплялась за рукава. Из города отбросы уже давно никто не вывозил: мэр сбежал, всем остальным было плевать. Мария видела и чувствовала, как увязает в крысиных зубах чумной город, и как клыкастые твари, жирея, загрызают последнюю надежду столицы.

Город обезумел: откуда-то неслись звуки нежной лютни и разнузданной оргии, на окраинах пылали пожары. Чума еще не вступила в свои права, и многие надеялись спастись, подкупая стражу и разбредаясь по окрестностям, неся смерть и получая ее от вил испуганных крестьян.

Но надежду еще не всю сожрали крысы и пропили пирующие. Оставшиеся горожане пытались спастись по-своему: кто-то звал докторов, в масках, забитых целебными травами, похожих на хищных птиц; кто-то швырял факелы на крыши умирающих соседей.

Странно еще, как пожар не охватил всю фахверковую столицу.

Мария шла в одиночестве по центральной улице, огибая телеги с мертвецами. Почерневшие трупы больших и маленьких людей высились на колесах горами. Вывозить и хоронить было некому. Кто-то умер, кто-то пил, кто-то ждал конца.

«Остановить», — думала Мари. Голос подсказывал простейший подход: жечь, как жгут завшивевшую одежду… Все в Марии протестовало против такого решения, и спасти хотелось не только живых, но и умирающих. Мария шла по городу и чувствовала его боль. И каждый крик, каждый вздох отдавались в сердце как свои.

«Ты можешь?!» — крикнула Мария демону, ангелу, тому, кто говорил с ней и советовал ей.

«Сначала я должен поставить диагноз», — сказал голос.

По булыжной мостовой прогромыхала повозка, полная тел воспитанников сиротского приюта Ордена Милосердия. Следом шла молодая монашка и плакала в ладони.

«Что мне нужно делать?», — спросила Мари.

«Бежать из этого города, пока не поздно! — ответил голос. — Бросить все и бежать, бежать, бежать!»

— Пить! — раздавалось из открытого окна. — Пиииить!

Там кто-то был еще жив, и Мари вошла в дом.

«Беги!!! — бесновался голос. — Бе-ги!»

Крысы мелькали по этажам, по лестницам, по которым шла Мария с кружкой воды; крысы скалились по канавам, заваленным трупами и свалившимися от слабости.

— Скажи же, что делать, или изыди, сатана! — закричала Мария, глядя из окна на корчащийся в агонии город.

«Хорошо, — сдался голос. — Я должен вблизи посмотреть на тело. Осмотр производи так…».

И Мария, повинуясь гласу, поднимала веки чумным, и заглядывала в мутнеющие глаза, и прикладывала ухо к хрипящим грудям, и тонкими пальцами доставала распухшие языки…

А Смерть ходила рядом, но не смела приблизиться.

Если бы все было так просто, как в книжке! Спасение нашлось, и он подарил его чумному городу… вернее, Мария подарила. Бренар поражался, как своевольно ведут себя его герои. Иногда жизнь Мари и ее мира виделись ему настолько реально, что Станиславу казалось, что он бредит или сходит с ума. Да и желание написать книгу возникло, если припомнить, только тогда, когда сны с этой глупой, по юношески горячей девушкой стали слишком частыми. Сначала Бренару было просто интересно следить за ее жизнью и набрасывать сюжетные линии в блокноте; потом, когда герои внаглую перли против сюжета, возникла мысль перевоспитать девчонку… Юна и глупа; а впрочем, и сам Станислав был когда-то таким… или не был?

Как просто все-таки в книгах. Потница чудесным образом оказалась гриппом с осложнениями, прогнозы в средневековых условиях вырисовывались мрачные, но Мари взялась за дело с энтузиазмом. По мере сил Станислав разбирался с ней в припарках, компрессах и деревенских рецептах. Штраф за «Древнюю медицину» давно уже перевалил за четыре сотни и подбирался к пяти. И еще Бренар посоветовал сказать Сезару, чтобы кто-нибудь занялся крысами, а то так и до настоящей чумы недалеко.

В жизни все было куда сложней.

Бренар вытер пот со лба, поправил маску. Наверное, этим детям он кажется чудовищем, но… Слава Богу, в этом доме все здоровы. Он достал горсть витаминок, протянул матери. Вряд ли это существенно укрепит иммунитет детишек, но на этот раз Станислав просто не мог идти по кварталу и ничего не делать.

Чертов Морис, опять спихнул на него дежурство. Будто Бренару одного раза не хватило.

— Докта, докта! — бормоча на чудовищном диалекте, смуглый мальчик всунулся в незастекленное окно. — Докта, ме брат посылать, дай монету, там больной, покажу!

Сзади щенка подталкивал парень постарше, лет пятнадцати. Нет, напасть они не осмелятся, полисмен на углу. Бренар вышел на улицу, щурясь от полуденных лучей двух светил.

— Что надо?

— Больной там, — развязно тыкнул пальцем второй. — Там, докта! Дай монету…

Бренару стало грустно. Кинув монету парню, он пошел к указанному дому, зная наверняка, что за вердикт придется вынести. И, конечно, так оно и было: молодой еще, лет тридцати, парень метался на низкой постели из наваленных друг на друга слежавшихся матрасов и промокших от пота простыней. В комнате витал ощутимый запах патсы — малодейственного отвара, которым здесь пытались лечить «морозяных».

— Доктор, доктор! — метнулась к Бренару какая-то женщина, видимо мать. Она говорила почти чисто; возможно, раньше жила в лучших условиях, или была учительницей одной из расформированных школ. — Он заболел только вчера, и у нас много лекарств!

Бренар осторожно отстранил женщину и наклонился к больному. Да, если дать ему курс современных антибиотиков…

— Мы можем лечиться, — таясь, шептала женщина. — Мы купили лекарства у контрабандистов, хорошие лекарства, настоящие лекарства, не смотрите, что здесь пахнет патсой — это на всякий случай, клянусь! Вот, я вам покажу…

Бренар смотрел, как мать достала из тайника россыпь цветных упаковок. Бедная женщина, не понимает, что Бренар обязан доложить о контрабанде, отправить ее в камеру, если еще не больна, а сын… Черт, его ведь можно вылечить. Но инструкции…

— Пока вы еще не заразились, я реко…

Она рухнула на колени и обхватила ноги Бренара.

— Я прошу вас, прошу… Мы бы сами, но Сабато, он в ссоре с моим сыном: он предал, он злой, ябеда, подлец! Иуда Сабато! Прошу вас, дайте нам шанс… Мой сын сильный, он выздоровеет, вот честное слово, выздоровеет — доктор, будьте милосердны! — полукрик несчастной был невыносим, и Бренар в ужасе попытался рвануться из дома — но женщина вцепилась крепко и не отпускала. — Придите через три дня, доктор, и вы увидите, что он поправился! Дайте шанс, у нас же есть лекарства!