Роберт Хайнлайн - Двойная звезда

Я мысленно вздохнул и подвел итоги своей жизни. — Кажется, это перестает быть шуткой. Джентльмены, пора положить этому спектаклю конец. Пенни, деточка, попросите кого-нибудь, чтобы послали за необходимым для снятия отпечатков пальцев оборудованием. — Я знал, что иду ко дну, но, черт возьми, даже если попал в Биркенхедский водоворот, то до самого конца стой за штурвалом — это последнее, что ты обязан сделать. Даже злодей предпочтет умереть красиво.

Но Билл не стал ждать.

Он схватил стакан, который стоял передо мной — и несколько раз повертел его в руках. — К чертовой матери оборудование! Этого вполне достаточно.

— Билл, я ведь и раньше напоминал вам постоянно, чтобы вы воздерживались от грубых выражений в присутствии леди. А стакан я вам дарю на память.

— Вы чертовски щедры. Я сохраню его.

— Отлично. Пожалуйста, уходите. Если вы не уйдете добровольно, я буду вынужден позвать охрану*

Он вышел. Все молчали. Тогда я сказал: — Позвольте я представлю свои отпечатки каждому*из вас.

— О, я уверен, что они никому из нас совершенно не нужны, — поспешно заявил Экройд.

— Нет, отчего же! Если в этом что-то есть, вам понадобятся доказательства! — Я настаивал, потому что это было в духе Бонфорта, а кроме того, нельзя быть слегка беременным или чуть-чуть разоблаченным — я не хотел, чтобы мои друзья были отданы Биллу на растерзание. Это последнее, что я мог для них сделать.

Мы не стали посылать ни за каким оборудованием. У Пенни была копировальная бумага, еще у кого-то один из тех «вечных» блокнотов с пластиковыми листами, которые прекрасно сохраняют отпечатки. Затем я еще раз пожелал всем присутствующим доброго утра и удалился.

Дотащиться мы смогли только до кабинета Пенни. Там внутри она тут же упала в обморок. Я перенес ее в свой кабинет, уложил на кушетку, а сам после этого сел за письменный стол и несколько минут просто дрожал.

В течение дня наше состояние нисколько не улучшилось. Мы, как всегда, занимались какими-то делами, и только всем посетителям Пенни отказывала под тем или иным предлогом. Вечером мне предстояло выступить с речью, и я уже серьезно подумывал, не отменить ли мне ее. Стереоприемник я целый день держал включенным, но ни слова о том, что произошло на утренней пресс-конференции не было сказано. Я понял, что они, прежде чем сделать все происшедшее достоянием выпуска новостей, тщательно проверяют отпечатки; ведь несмотря ни на что, я оставался Верховным Министром Его Императорского Величества, и серьезные доказательства просто необходимы. Потом я решил все-таки выступить с речью, раз уж я написал ее, и время выступления заранее назначено. Я даже не имел возможности посоветоваться с Дэком — он находился в Тихо-сити.

Это была лучшая из моих речей. Я вел себя, как комик, который пытается успокоить публику в горящем театре. Как только выключился записывающий аппарат, я уткнулся лицом в ладони и заплакал. Пенни утишающе хлопала меня по плечу. После пресс-конференции мы с ней больше не возвращались к тому, что произошло.

Родж прибыл почти в тот же миг, как я кончил записываться, и сразу же явился ко мне.

Тоскливым монотонным голосом я поведал ему всю эту грязную историю. Он слушал, пожевывая потухшую сигару. Его лицо оставалось бесстрастным.

В конце своего рассказа я почти извиняющимся тоном сказал: — Я просто должен был дать им свои отпечатки, Родж. Вы же понимаете! Отказаться было бы не по-бонфортовски.

— Не волнуйтесь, — сказал Родж.

— Что?

— Я сказал «не волнуйтесь». Когда поступит ответ из Бюро Идентификации в Гааге, вас будет ждать маленький но приятный сюрприз, а нашего экс-приятеля Билла — большой, но неприятный. Если он получил часть своих серебренников наперед, то скорее всего, ему придется расстаться с ними. Надеюсь, что его заставят сделать это.

Я прекрасно понял, что Родж имел в виду. — О, но Родж они ведь на этом не остановятся. Есть масса других возможностей. Общественная безопасность... Да и вообще, другие места.

— То есть вы думаете, что мы были недостаточно осторожны? Шеф, я знал, что подобное может рано или поздно произойти. С того самого момента, как Дэк объявил о претворении в жизнь плана «Марди Грас», началось заметание следов. Везде. Но я почему-то решил, что Биллу об этом знать не обязательно. — Он пососал свою потухшую сигару, вынул ее изо рта и повертел в руках. — Бедняга Билл.

Пенни тихо ахнула и снова упала в обморок.

Наконец настал самый последний день. О Билле мы больше ничего не слышали. Из пассажирских списков стало известно, что он улетел на Землю два дня назад, после своего фиаско. Если в новостях и упоминалось о чем-нибудь, то я, во всяком случае, ничего не слышал. Да и в выступлениях Квироги не было даже малейшего намека на что-нибудь подобное.

Здоровье мистера Бонфорта постепенно улучшалось и вскоре стало ясно, что после выборов он вполне сможет приступить к своим обязанностям. Кое-какие следы паралича еще оставались, но мы уже знали, как сохранить это в тайне: сразу после избрания он отправляется на отдых. Это обычная практика всех политических деятелей.

Отдых будет проходить на борту «Томми», вдали от всех. Во время этого полета меня приведут в естественный вид и забросят обратно на Землю, а у шефа произойдет легкий удар, как следствие перенапряжения во время кампании.

После этого Роджу снова придется заняться кое-какими отпечатками пальцев, но, в принципе, с этим можно и подождать даже с год или больше.

В день выборов я был счастлив, как щенок в кладовке для обуви. Роль моя окончена, хотя мне и предстояло еще сделать кое-что. Я уже записал две пятиминутные речи для передачи в эфир. В одной из них я выражал удовлетворение победой, в другой — отважно смирился с поражением. Как только вторая речь была записана, я обнял Пенни и поцеловал. Кажется, она была ничуть не против.

Что мне оставалось сделать, гак это выступить в роли еще раз; мистер Бонфорт пожелал увидеть меня — в облике — до того, как я избавлюсь от него. Я был не против. Теперь, когда все было позади, я даже сам хотел бы с ним повидаться. Играть его самого для его же собственного удовольствия — это будет похоже на комедию, только делать это придется всерьез. Нет, что я говорю? Ведь и комедии можно играть только всерьез.

Все семейство должно было собраться в наружной комнате, потому что мистер Бонфорт уже несколько недель не видел неба и соскучился по нему. Здесь мы узнаем о результатах голосования и отметим наш успех или поражение и поклянемся в следующий раз не допустить этого. В последней части торжества я участвовать не собирался: это была первая и последняя в моей жизни политическая кампания, и с меня было довольно политики. Я даже не был уверен, что хочу сыграть еще раз. Непрерывная игра на протяжении более шести недель равна по продолжительности примерно пятистам обычным представлениям. А это очень много.