Георгий Марчик - Трудный Роман

И вдруг разящая, молниеносная, тоскливая и бесконечная боль пронзила насквозь всего Костю; она началась внизу живота и волнами, затопляя задыхающееся сердце, прошла по всему телу. Костя слабеющими руками пытался удержаться за шею Круглова, но теперь уже тот отталкивал его изо всех сил. Костю сотрясала дрожь, мускулы стали безвольными и вялыми, как вата.

Боль, словно беспощадная пила, казалось, резала пополам его тело. Круглов ударил ниже пояса. Скользящий удар прошел как-то сверху вниз, и рефери его не заметил. В глазах Круглова появилось кошачье любопытство и белый перламутровый свет. Он оттолкнул от себя Костю и ударил, словно бревном, по открытой челюсти. Костя медленно повалился на канаты. Перед глазами все плыло. Его тошнило, как в качке. Круглов ударил еще раз. Звука гонга Костя не слышал. После непродолжительного совещания судей – у Круглова было очевидное преимущество в первых двух раундах – была объявлена его победа по очкам. Рефери небрежно поднял руку победителя.

Около часа спустя у выхода из раздевалки Костю, к его удивлению и отчасти неудовольствию, ждала Женя.

– Я убежала от Романа, – сообщила она, заглядывая Косте в глаза. – У него было такое лицо, такое лицо, когда он смотрел твой бой. Нет, это просто нельзя выразить словами. Ну, а ты как же, Костенька?

– Только, чур, не жалеть и не сочуйствовать, – сказал Костя, изо всех сил удерживая дрожь в голосе. – В боксе ничьих не бывает.

Они вышли на улицу.

– Прогуляемся? – спросила Женя и крепко взяла Костю под руку.

Он кивнул.

– Ах, Костя, если бы только знал, как я волновалась! – сказала Женя. – Чуть с ума не сошла. Вначале ты был слишком скован. – Заметив, что Костя помрачнел, поспешно поправилась: – Напрасно ты не хотел, чтобы мы за тебя болели. Весь класс бы пришел.

– Не знаю, – сказал Костя. – Да, он все-таки надул меня.

– Вот видишь, – неуверенно поддержала Женя. Она не совсем поняла, в чем дело.

– Ну ладно, хватит об этом, – сказал Костя. – Проиграл и проиграл. А может быть, и не проиграл.

– В следующий раз ты обязательно победишь. – Женя поменяла шаг, пристраиваясь в ногу с ним.

– Посмотрим. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Фонарь у меня под глазом здорово светит? – повернулся он к ней и впервые после боя добродушно улыбнулся.

– Нет, почти ничего не заметно.

В парке белая чуткая тишина. Они шли по утоптанной аллее, которую уже успел присыпать свежий снежок, тихо поскрипывающий под ногами. Костя нагнулся, захватил пригоршню снега и бросил его перед собой. В воздухе облачком рассыпалось множество искристых пылинок.

– Ты прав: мы мало знаем друг друга, – заговорила после продолжительного молчания Женя. – Ты, оказывается, вот какой. Я и не подозревала. У наших знакомых был сын – все считали его отпетым шалопаем. А он однажды спас девочку, а сам едва не погиб…

– А кем тебе приходится тот артист? – спросил Костя. – Помнишь, с которым ты пошла после вечера?

– Это мой папа. Я была совсем маленькой, когда они разошлись с мамой. Не знаю, почему это случилось. Он такой собранный, цельный, интересный. Я очень хочу быть похожей на него.

Костя сочувственно кивнул.

– Когда мой отец был таким, как мы, он уже воевал. Потом работал и учился. А мы только танцуем.

– У нас все еще впереди.

– Я знаю. Но что именно?

– Наверное, то же, что и у всех… Учеба, работа… Мне тоже хочется, чтобы в жизни было больше какой-то дерзости, огня, страсти… Как в первые годы революции… – Опухшие губы были как чужие. До смешного неудобно выговаривать ими слова.

– А до меня совсем недавно дошло, что не так живу. Вообще-то жизнь вроде как жизнь. Даже скучать некогда. Но все это для себя. А я бы хоть сейчас поехала куда-нибудь, где все начинается заново, все в первый раз.

– Можно жить по-настоящему и не уезжая никуда, – возразил Костя. – Разве дело в расстоянии?

– Конечно, все зависит от нас самих. Но ведь уезжаешь от друзей, привычек, родных. А тебя ждет новое, неизвестное и как бы испытывает, какой ты, на что способен… Надо верить себе. Без этого нельзя. Каждый день должен быть ступенькой к своей высоте. Скажи мне, Костик, можно ли простить человеку, который тебе нравится, пусть даже самое ничтожное отступление от правды?

Костя покачал головой. Некоторое время они шли молча. Женя остановилась. Казалось, она сосредоточила все внимание на небольшом куске снега, который не хотел поддаваться ударам ее ноги. Она стала бить сильнее, пока снег не разлетелся на куски.

Костя чувствовал, что она хочет сказать или спросить его о чем-то очень важном, но никак не может решиться. «Да говори же», – нетерпеливо взывал он к ней про себя.

– Ну вот мы и пришли. До завтра. – Женя протянула ему руку. Он на несколько секунд задержал в ладони ее горячие пальцы.

Еще долго он бродил по вечерним улицам. А где-то высоко-высоко над головой только для него одного тоненько звенела о снежинки льдинка-звездочка.

До Нового года уже рукой подать.

– Братцы-кролики, чрезвычайное происшествие! – заорал не своим голосом перед первым уроком Юрка Черникин.

Все замерли, приготовились слушать – столько неподдельного чувства прозвучало в призыве Юры.

– Сегодня день на три минуты прибавился!

Зашумели, засмеялись.

Зима – как многодневный, бескрайний простор океана. Весна – земля, которую ждешь и к которой стремишься. Хорошо весной. Много солнца, и воздух пьянит, и запахи талого снега, и теплого ветра, и земли бередят душу, и птичий гомон, и каждый раз ожидание чего-то нового…

Подгоняемый морозом, Костя торопится в школу. И хотя злой холодный ветер хлещет по щекам, а легкие обжигает морозным крепчаком, дышится привольно, выветриваются остатки сонной одури, застрявшей в голове. А как заливчато звенят в зимнее утро трамваи!

В окна класса с цветами на подоконниках врывались яркие потоки солнечного света, падали на столы, прыгали зайчиками и ослепительно вспыхивали, сверкали на стекле и металле. Даже не верилось, что за окном зима.

– Костя, новость, – зашептала Женя, наклонившись к уху Кости. – Мымра уходит из школы.

– Да что ты говоришь? Куда?

– На другую работу. Это пока еще тайна. Уйдет после конца учебного года. Мне Марианна по секрету сказала.

– Скатертью дорожка, – отозвался Костя. – Никто жалеть не будет.

– Бедняжка. Так и не удастся ей замазать все тени и трещины.

– Точно, точно, – поддакнул Костя. – Несчастный человек, никому не верит. Наверное, даже в себе сомневается.

После уроков студийцы остались на репетицию. А Роман и сам не смог бы объяснить, почему и он вернулся с полпути домой и пришел на репетицию. Словно непостижимая сила взяла за воротник и заставила войти в актовый зал. Наивно как-то получилось. Знал, зачем его вызывает Марианна, и проще было "бы отказаться через Костю… Но… дома было неуютно, одиноко и грустно.