Владимир Моисеев - Вонючий рассвет

- Послушай, Макаров, а куда мы, собственно, направляемся? - спросил Фимка.

- В гости к Ивану Ефремовичу. Хочу послушать, как он прокомментирует откровения жреца. Эта теория может оказаться полезной. Например, если удастся раздать оставшимся в живых противогазы, не спасем ли мы тем самым мир?

- Ну? А как нам до него добраться?

- Вернемся в кабинет Виктора.

- Думаешь поможет?

Макаров задумался и рассмеялся.

- Не знаю. Ты поймал меня, Фимка, признаться, я рассчитываю, что он сам нас найдет.

- Когда-то я прославился своей способностью выворачивать слова наизнанку, наполнять их неочевидным для остальных людей смыслом. Виктор, кстати, никогда не ругал меня за это, он поощрял любые попытки людей отыскать скрытый смысл. Но даже мне не приходило в голову, что придется столкнуться с ситуацией, в которой смысл и бессмыслица одинаково неприемлемы! Ты, Макаров, победил меня! Горжусь знакомством.

- Да, промашка вышла. Не знаю, что и сказать.

В этот момент за их спинами раздался страшный грохот. Макаров обернулся и к ужасу своему обнаружил, что дом, в котором проживал ацтекский жрец Крысин, рухнул.

- Боже мой, - вырвалось у Фимки. - Не прошло и пяти минут, как мы убрались оттуда!

- Привыкай к тому, что Божье расположение на нашей стороне. Скажи: "Спасибо".

- Спасибо, Господи, - автоматически промолвил Фимка. - Большое спасибо!

Из-за угла показался автомобиль. Макаров вздрогнул, он уже стал привыкать к тому, что этот мир пуст.

- Бежим! - взвизгнул Фимка.

- Подожди.

Старенькие "Жигули" с визгом затормозили, дверца открылась и на тротуар вылез Иван Ефремович.

- Как хорошо, что я вас нашел! - заявил он радостно. - Быстро в машину. Может быть, нам удастся выскочить из этого ада.

Асфальт под ногами у Макарова задрожал, словно началось землетрясение, и еще один дом поблизости рухнул.

- Соседний квартал уже снесло, - сказал Иван Ефремович. - Поторапливайтесь!

Дополнительного приглашения не потребовалось. Макаров, а за ним и Фимка, без лишних слов забрались на заднее сиденье. Иван Ефремович дал полный газ, машина рванулась с места и, буквально через десяток секунд, уже неслась вперед со скоростью под сто километров в час. Макаров с тоской смотрел назад. Здания рушились одно за другим. Город умирал.

- Не понимаю, куда подевались люди, - с горечью сказал Иван Ефремович. - Наши спасательные команды, как ни старались, так и не встретили ни одного человека!

Автомобиль выскочил из черты городской застройки и продолжал свой путь вдоль ровного зеленого поля. Дышать сразу стало легче. Весь смрад умирающего города остался среди развалин домов. Небо просветлело. Голубое небо, украшенное немногочисленными кучевыми облачками... Прямо-таки идиллия...

"Странно, - подумал Макаров. - Никогда раньше не знал, что на Васильевском острове есть такие островки незастроенной земли".

Неожиданно раздался скрежет тормозов и машина остановилась.

- Поломка, ребята, дальше не поедем, - сказал Иван Ефремович, вылезая наружу.

- Что-то серьезное? - спросил Макаров.

- А какая разница? Ехать нам все равно больше некуда. Приехали. Город погибает, вы это сами видите. Все, что мы можем сделать - это переждать Катастрофу здесь, в чистом поле.

- А откуда взялось это чистое поле? - удивился Фимка. - Никогда на Васильевском острове не было ничего подобного...

- Вы тоже заметили? - Иван Ефремович нахмурился. - Мне кажется, что трава эта сама по себе есть часть Катастрофы. Нужно быть крайне осторожным. Неблагополучно здесь.

Попытались разбить лагерь. Иван Ефремович отыскал поблизости несколько брошенных некогда бетонных плит и расположился на них. Макаров и Фимка захватили из багажника "Жигулей" несколько объемных тюков со спальниками и едой.

- Не советую ходить по этой траве, - проворчал Иван Ефремович, заметив, что Фимка отлучился к растущим по близости кустарникам. - Как бы бо-бо какое-нибудь не подцепить.

- А как жить дальше, если в кусты нельзя сходить? - пошутил в ответ Фимка.

Макаров с ужасом подумал, что ему придется поддерживать разговор, он не был расположен говорить. Ему хотелось заниматься рукописью будущего романа о Викторе Кларкове. Он вытащил из внутреннего кармана куртки блокнот, стал искать ручку, но не нашел.

- Странный вы человек, Макаров, - сказал Иван Ефремович. - Нет никакой уверенности в том, что завтра утром вы проснетесь живым-здоровым. О Боге надо думать. А вы - за книжку. Смешно. На что вы рассчитываете?

- На лучшее...

- Ну, пишите...

- Спасибо.

"А в самом деле, почему я даже в последний день жизни потянулся именно к блокноту? Неужели, я тяжело болен самой презираемой изо всех известных человечеству болезней - графоманией? - подумал Макаров равнодушно. Ему было наплевать. - Болен и болен. Если найдется доктор - пусть приходит и лечит. Нет, конечно, неплохо было бы заниматься писательским ремеслом исключительно за деньги... Но так не бывает... А раз не бывает, то и незачем подобной ерундой забивать себе голову".

- Я вас рассердил? - спросил Иван Ефремович.

- Сомневаюсь, что это так просто сделать...

- Эй, - крикнул Фимка. - Вы чего-то не поделили? Нашли время для детских обид.

- Не выдумывай, - ответил Макаров.

В течение следующих трех часов не было произнесено ни единого слова. Каждый думал о своем. О Катастрофе, наверное?

Макарову страшно хотелось узнать, о чем так напряженно размышляют его спутники. В одной из своих книг он попытался описать подобную ситуацию. Но его способностей к сочинительству хватило только на то, чтобы заставить героя посетовать на собственную несостоятельность - ни хрена не удалось закончить вовремя.

К величайшему своему удивлению Макаров не мог сосредоточиться на мысли о смерти. Этого следовало ожидать. Он любил жить, а жизнь для него заключалась в возможности сочинения новых книг. Однажды он так и заявил одной настойчивой журналистке - "пока я в состоянии сочинять забавные истории, меня никакая хвороба не возьмет"! Интересно, распространяется ли эта примета на вселенскую катастрофу? Чушь. Очевидно, что утром он погибнет. Вместе с остальным миром.

Жалел Макаров только об одном, что ему не удастся подержать в руках пахнущую типографской краской книжку о Викторе Кларкове.

Но здесь ничего поделать нельзя - обстоятельства оказались сильнее его. Макаров усмехнулся. Вообще-то, все, что он хотел написать, было им уже написано. Но что-то не позволяло Макарову посчитать текст готовым, не хватало в нем какой-то изюминки. Историю Кларкова написать было не слишком трудно. Эпизоды были ярки и читабельны, но как-то так получилось, что смысла особого в повествовании не обнаружилось. Макаров включил в текст обширные обсуждения научных задач, возникавших при реализации, но это делу не помогло. Вопрос - зачем? - остался без ответа. И книга не получилась.