Владимир Моисеев - Вонючий рассвет

Макаров не привык проигрывать по пустякам. Ясно было, что он чего-то не понял, а может быть, просто не сумел собрать всю необходимую информацию. Однажды он спросил у Махова:

- Зачем Виктору это понадобилось?

- Не знаю, - задумчиво ответил Махов. - Для меня самого это всегда было загадкой. Если кто и знает ответ, то это подруга Виктора - Айрис. Не удивлюсь, если вопросы смысла жизни он обсуждал именно с ней.

- А кто она такая?

- Айрис? - удивился Махов. - Не могу ничего сказать... Я спрашивал о ней Виктора. Он знал ее лет десять, не меньше, но выяснить - кто она - ему в голову как-то не пришло. Единственное, что он знал точно - она всегда рядом, когда в ее присутствии есть необходимость.

- Если я правильно понял, - уточнил Макаров, - чтобы закончить книгу, мне надлежит побеседовать с Айрис?

- Ты писатель, тебе виднее.

И Макаров обязательно отыскал эту загадочную Айрис, если бы не попал в переплет с Катастрофой чужого мира. Все произошло так стремительно. А теперь - что попусту руки себе заламывать. Время ушло. Придется ему смириться с тем, что Айрис не посчитала, что в ее присутствии есть необходимость.

Солнце клонилось к горизонту с почти неприличным в данной ситуации безразличием. Макаров изнемогал, он терпеть не мог ожиданий, тем более - ожидания смерти. По своей натуре он был человек деятельный, и вынужденный простой бесил его. Надежда на спасения, по его представлениям, могла быть только у человека, который сам позаботился о своей судьбе.

- Послушай, Фимка, - решил он прервать затянувшееся молчание. - Мы сидим на этих плитах уже часа три, молчим... Не кажется ли тебе, что нам следует что-то предпринять для собственного спасения? Пошевелить, так сказать, ручками?

- Нет! - отрезал Фимка.

- Вот тебе и раз! - удивился Макаров. - А вдруг у нас получится?

- Подождите! - вмешался Иван Ефремович. - Посмотрите вон туда! - он указал рукой в сторону медленно умирающего города.

Макаров повернулся. Он увидел, как обрушилось еще одно здание. А потом заметил двух бегущих в их сторону людей.

- Люди? Кто это? - вырвалось у Макарова.

- Не знаю, - ответил Иван Ефремович. - Они только что вылезли из руин.

- Сюда! Сюда! Давайте сюда! - истошным голосом заорал Фимка.

К своему удивлению, Макаров узнал в одном из бегущих Махова. Другой, надо полагать, был Сергеем Сергеевичем. Через некоторое время они оказались на плитах.

- Вы боитесь бродить по траве? - спросил Махов подозрительно.

- Береженого Бог бережет, - жестко ответил Иван Ефремович.

- Мы не знаем, что в этом мире хорошо, а что - плохо, - вставил Фимка. - И не собираемся устанавливать это на опыте.

На этих словах желание говорить друг с другом окончательно пропало. Сергей Сергеевич расположился в стороне от других, он сидел, обхватив поджатые ноги, словно боялся пошевелиться, его глаза были закрыты. Фимка и Иван Ефремович устроились рядом, при этом умудрялись не обращать друг на друга никакого внимания, как это обычно делают незнакомые пассажиры в метро.

Макаров, к своему немалому удивлению, протянул руку Махову, тот, наверное, чисто автоматически, пожал ее. Так встречаются близкие люди после долгого расставания.

- Все в порядке? - спросил Макаров.

- Ага, - ответил Махов. - Мы умрем вместе. Как и было предсказано.

- Как вы оказались в этом мире? Еще Кочерга предупреждал, что мы не сможем вернуться домой, если окажемся здесь все четверо. Так и получилось. О чем вы думали? Вы же знали, что мы отправляемся в кабинет?

- Я не знаю, что и сказать... Мы не собирались забираться сюда. Это получилось само собой. Скорее всего, существует еще один проход в чужой мир. Каким-то образом способностью перемещаться по параллельным мирам воспользовался вождь компании вызывальщиков сатаны. Помните, я вам рассказывал?

- Да. Продолжайте.

- Сергей Сергеевич - один из них. Мы допросили их руководителя - Волкодава. Где произошел переход я не знаю, не заметил.

- Это сейчас уже и не важно.

- Пожалуй... Мы все-таки нашли Волкодава. Впрочем, опоздали. Он был уже невменяем. Удалось узнать только одно - злоключения золотистых жаб и озера Обильного есть первые проявления нынешней Катастрофы, остановить которую невозможно.

- Притащили бы его сюда...

- Он погиб. Выбросился из окна собственной квартиры с седьмого этажа. А потом его еще и завалило обломками дома. Это все. А вы как здесь оказались?

Макаров подробно рассказал о своем визите к ацтекскому жрецу Крысину и о его теории материализовавшихся галлюцинаций, вызванных пассивной наркоманией. Махов промолчал. Макаров не стал его торопить. Это был последний вечер в их жизни, спешить было некуда.

Они молчали, ни у кого не обнаружилось желания общаться со своими товарищами по несчастью. И это было самым поразительным во всей этой истории. Даже Фимка не попробовал облегчить свою душу. Он сидел чуть поодаль, поджав ноги и угрюмо смотрел в одну точку.

- Желающих исповедоваться не нашлось, - с сожалением констатировал Макаров, никто не обратил внимания на его слова.

- Эй, Махов! Давай поговорим.

Махов не ответил. Прошло еще часа два. Молчание просто бесило Макарова. Он успокаивал себя, повторяя: "Завтра нас уже не будет, а вместе с нами исчезнут и взаимные претензии".

Правильно говорят, что богатство с собой на тот свет не возьмешь. А теперь выясняется, что после смерти бессмысленными становятся и обиды, презрение, ненависть... С них не получишь никакого навара... Макаров усмехнулся. Последний день жизни подтверждал давно известную истину - жить надо так, чтобы каждый день приносил как можно больше радости и счастья!

Макаров знал, что не переживет следующего утра, но это его почему-то мало трогало. Он находил странное успокоение в неизбежности одновременной гибели всего живого. Ему, напротив, обидно было бы сознавать, что исчезнет только он, а остальной мир понесется дальше по своим делам, не обратив никакого внимания на его исчезновение. В неизбежной всеобщей гибели были свои особенности. Например, отбрасывалось за ненадобностью чувство самосохранения. Зачем, спрашивается, выживать, если не будет вокруг привычного мира? Абсурд. К тому же все получалось, как бы, не по его воле... А потому и виноватым признавать себя никакого резона не было...

Стало темнеть. Фимка развел костер. Макаров почувствовал некоторое беспокойство, словно его кто-то обманул, а он поймал обманщика за руку и теперь не знал, что делать с проклятым злоумышленником. Все меньше оставалось времени, чтобы разрешить оставшиеся проблемы. Написание книги к ним явно нельзя было отнести - при всей любви к себе, как сочинителю, Макаров прекрасно понимал, что прочитать его труд будет некому.