Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Бездна

Косые лучи солнца играли морозными узорами на стекле. Мария Давидовна любовалась этой зимней красотой, стоя у окна в палате Перинатального центра. Она здесь второй день, а кажется, что вторую неделю.

В новогоднюю ночь она смогла поспать только пару часов. Как медсестра и обещала, пациентки начали поступать после трех. Сначала девушка около восемнадцати лет, у которой при сроке беременности тридцать две недели отошли околоплодные воды. Мария Давидовна, лежа под капельницей, с удивлением смотрела на девицу, которая, получив укол дексаметазона для ускорения созревания легких плода и строгую рекомендацию постельного режима, с тупым равнодушием на лице дождалась ухода медсестры и пошла в туалет с сигаретой в руке.

Затем привезли пьяную толстую тетку в возрасте далеко за тридцать лет. С почти таким же диагнозом — беременность около тридцати недель и отсутствие околоплодных вод, правда, в данном случае, она сама проткнула плодный пузырь, чтобы прервать ненужную беременность. Тетка вяло сопротивлялась и ругалась матом, когда медсестра делала укол, и практически сразу уснула, когда та оставила её в покое.

Последней в четырехместную палату поступила плачущая навзрыд женщина. К этому моменту капельница закончилась, и Мария Давидовна, встав с кровати, подошла успокоить её. Сидя на краю кровати и говоря какие-то пустые слова, она пыталась делать то, что так хорошо умела — лечить человеческие души. Но в этот раз получалось плохо: женщина затихала на пару минут, и снова начинала рыдать. Из её путанных и отрывочных объяснений Мария поняла, что на третьем ультразвуковом исследовании у неё обнаружили множественные пороки развития у плода.

Дверь в палату была не закрыта, и Мария Давидовна всю ночь смотрела, как каждые полчаса поступают новые пациентки в другие палаты. Как врач, теоретически она знала, что всё именно так и происходит, но, как обычная беременная женщина, она с ужасом смотрела на круговорот пациентов в перинатальном центре, слушая скрип каталок и тихие голоса медицинского персонала.

О том, что у неё тоже есть проблемы, она вспомнила только утром, когда медсестра, заглянув в палату, крикнула:

— Гринберг, в триста третий кабинет на УЗИ.

Плеснув из умывальника воду на лицо и глянув в зеркало, она увидела бледное лицо с темными кругами под глазами. Пригладив волосы, она попыталась улыбнуться себе, но вышло еще хуже.

В кабинете её ждал всё тот же доктор. Спокойное лицо и ни малейшего следа бессонной ночи в приемном отделении.

— Доброе утро, Мария Давидовна.

— Здравствуйте. Извините, не знаю, как вас по имени-отчеству.

— Сергей Сергеевич, — представился доктор, и показал на кушетку, — давайте посмотрим, как дела. Кстати, как прошла ночь?

— Хорошо, — неуверенно ответила она, — немного поспала, живот больше не болит, кровянистых выделений с утра не было.

— Ребенок шевелится?

— Да.

— Ну, я же говорил, что всё будет хорошо.

Ответив на улыбку доктора, Мария Давидовна подняла халат вверх, обнажив полушарие живота. Прохладный гель на коже и легкое давление датчика.

— Пожалуйста, говорите всё, как есть, — сказала она, — не надо от меня ничего скрывать.

Сергей Сергеевич никак не среагировал на её просьбу. Минут пять он неторопливо смотрел на монитор, периодически нажимая на кнопки аппарата, и только после того, как убрал датчик, сказал:

— Всё нормально. Есть небольшая краевая отслойка плаценты с маленькой ретроплацентарной гематомой, но, думаю, плод от этого абсолютно не пострадал. Неделю полечим вас, и домой.

— Точно, никаких проблем? — недоверчиво переспросила Мария Давидовна.

— Точно, — кивнул доктор.

Она села на кушетке, и глядя в глаза врача, спросила:

— Как вы думаете, почему произошла отслойка?

Сергей Сергеевич невозмутимо пожал плечами и ответил:

— Да, Бог его знает, причин масса, например, травма, физическая нагрузка. Скачок артериального давления или стрессовая ситуация. Точно сказать не могу, не знаю.

— А может быть причиной эмоциональный разрыв?

Врач удивленно посмотрел на неё, и Мария Давидовна попыталась объяснить свои мысли:

— Я думаю, что между любящими людьми всегда есть некая эмоциональная связь, вне зависимости от времени, места и расстояния. Пока два человека любят друг друга, эта соединение существует, даже если они находятся на разных полюсах планеты. Если один из них перестает любить, или, — она на мгновение запнулась в изложении своих мыслей, — один из них умирает, то эта эмоциональная связь рвется. И в организме другого человека происходит что-то необычное и, как правило, нехорошее. Например, как у меня, отслойка плаценты. Или гипертонический криз. Или инсульт.

Мария Давидовна говорила и смотрела в глаза доктора, в которых можно было легко увидеть равнодушную вежливость. Сергей Сергеевич понимал, что иногда лучше выслушать безумные речи беременной женщины, чем проигнорировать её и получить еще одну эмоционально-неустойчивую пациентку в палате.

— Почему нет, вполне может быть, — кивнул он, когда понял, что надо что-то говорить, — а сейчас идите в палату. После завтрака капельница с гинипралом, а потом электрофорез с магнезией.

И вот теперь, стоя у окна, Мария Давидовна созерцала морозные узоры и вспоминала свой сон, после которого произошла отслойка плаценты. Она так явственно могла представить себе студенистое лицо Ахтина на стене подвала, что ни на секунду не сомневалась в пророческой значимости сновидения.

Два возможных варианта: Ахтин жив, но он забыл о её существовании. В конце концов, она даже не уверена, что он действительно любит её. Вполне возможно, что она для него была одноразовым сексом.

И второй вариант — Ахтин мертв. И не важно, какова причина его смерти. Его нет среди живых, и этим всё сказано.

Она может выбирать любую из этих возможностей. Ни одну из них сознание не хочет принимать. Но, хотя доктор ей не поверил, она чувствовала, что причина отслойки плаценты — разрыв эмоциональной связи с Ахтиным. И, так как это произошло неожиданно и внезапно, то более реальным кажется второй вариант.

Мария Давидовна сквозь слезы разглядывала морозные рисунки на стекле, пытаясь найти в узорах успокоение.

Пытаясь примирить сознание с мрачной реальностью.

Ища в замысловатых рисунках на стекле контуры его лица.

Сочная трава шелестит под ногами. Слабый ветерок несет запахи болота, леса и зелени. Я только что выбрался из бескрайнего болота, и первые шаги по суше, как неизбывная радость из детства, когда кажется, что жизнь только начинается. В памяти пустота, — мне кажется, что всё это уже было, но я могу вспомнить только то, как, уходя от погони, вошел в болото.