Ромен Гари - Спасите наши души

— Вы будете спасены, — сказала она Бог знает кому или чему, и не было никакой гарантии, что это спасение осуществится, но если и оставался какой-то шанс, он заключался в этом полном любви взгляде.

— Иди сюда, святая Мэй Албанская, — сказал ей Старр. — You’re going home, kid. Тебе, детка, пора домой.

7.40

Они ждали.

Ядерный щит покоился между ними на земле. Его провода были похожи на лапки мокрицы, а сам он — на гигантское доисторическое насекомое бутылочно-зеленого цвета, которое выползло из первобытных сумерек на свет, чтобы от него же погибнуть.

Тысячи солдат со сложенным у ног оружием окружили их кордоном ненависти.

Сидевший в машине Имир Джума был абсолютно недвижим и бесстрастен, он не удостаивал и взглядом поругателей албанского народного духа, внушавшего такой ужас своей неодолимой силой.

Они опять возьмутся за свое, думал Колек, не сводивший глаз с этого сурового истукана. Будем надеяться, что свободный мир выиграет достаточно времени, чтобы построить своего «борова». «Анти-борова». «Борова» сдерживания.

Он избегал смотреть на небо. Там, наверху, творилось нечто странное. Страшная суматоха. Приготовления к приему гостей. Это подсознание, подумал Колек. Галлюциногенные отходы вытаскивали из его подсознания вещи, о которых он узнал, наверное, в детском саду. К примеру, алфавит от А до Я — как будто кто-то там наверху стремился возвратить его к самым первым истинам, к простейшим понятиям человеческой мысли и совести. Колеку хотелось крикнуть им, что он не ученый и не интеллектуал и весь их идеологический бардак от А до Я ему до лампочки.

Он нагнулся, и его вырвало.

От края до края Орлиной Долины все замерло. Всем был отдан приказ не двигаться с места. Вышедшие из домов жители и бригады рабочих застыли в тех позах, в которых их застал приказ, что делало их похожими на заживо погребенных жителей Помпеи. Литтл подумал, что эти люди напоминают фольклорные коллективы, позирующие перед объективом. Приходил на ум Советский Союз — там вот так же все застыло, и любое преобразование находится под запретом. Мысль эта была тенденциозной и реформистской, но он не нес за нее ответственность. Она была вызвана излучением духа.

— Извините меня, — сказал он Григорьеву, ведь русские как-никак были союзниками.

— За что? — удивился русский.

— Ни за что, — ответил Литтл, сердясь на самого себя, и русский, похоже, еще больше удивился.

Показались Матье и Мэй, они заняли свое место среди остальных. Он держал ее за руку. Мэй улыбалась ему с нежностью и безмятежностью, свидетельствовавшими о каком-то совершенном, врожденном, священном безразличии к тому, что могло им угрожать, и Старра при виде этого доверия, этой дурацкой и безграничной любви, охватила отчаянная зависть. Невозможно было не проникнуться человеческой верой, столь наивной в своем спокойном отказе от всего, что так или иначе ей противоречило; а Старр прекрасно понимал, что если он снова уверует и освободится от своего панциря цинизма, ему никогда больше не знать покоя.

Он уже отвернулся от этой пары, чтобы укрепить свой моральный дух лицезрением «борова», когда услышал, как Матье произнес несколько слов.

Сначала он не поверил своим ушам, но пришлось смириться с очевидным. Матье — тут не было никаких сомнений — читал стихи.

Старр чуть было не съездил ему по морде: этому типу, похоже, мало того, что он чуть не устроил ядерную катастрофу, нет, ему еще нужно облечь все это в лирическую форму. Но он вовремя спохватился. Матье, как и все они, стал жертвой побочного эффекта.

С этим ничего нельзя было поделать, несмотря на то, что все они были напичканы средствами, понижающими чувствительность.

Даже Комаров вдруг принялся читать Пушкина.

— Нужно убираться отсюда, и поскорее, — сказал Старр майору.

Литтл был мертвенно-бледен. Старр струхнул: одному Богу известно, что может сейчас полезть из англичанина.

— Еще четыре минуты, — пробормотал Литтл. — Скажите, полковник… а вы не хотели бы послушать монолог Гамлета? То be or not to be, that…[52]

— Заткнитесь! — приказал ему Старр. — Или я объявляю вас недееспособным и принимаю командование!

«Боров» стоял перед ними, тяжело опираясь на изогнутые лапы, подобно языческому храму, готовому переварить своих жрецов, человеческие жертвы и ароматические курения, — все, чем поклонявшиеся ему люди набили его до отказа. Даже думать не хотелось, сколько Нобелевских премий потребовалось для его создания.

Что-то есть в этом от Вавилона, подумал Старр.

— Майор, — позвал он.

Но тут с довольным видом вернулся Каплан, который до этого отдавал распоряжения китайским специалистам, и сразу же пришвартовался к бомбе.

— Ну как? — буркнул Литтл.

— Кто сказал: «Да будет свет»?

— Э-э-э… этот… ну как его… Эйнштейн, — сказал Литтл.

— Ленин в семнадцатом году, — уверенно заявил Григорьев.

Литтл попытался улучшить свой результат.

— Эдисон! — сказал он. — Человек, который изобрел электрическую лампочку!

Они услышали звук, похожий на шум крыльев, и, не сговариваясь, задрали головы. Там ничего не было. Ни ангела, ни дьявола. Это был дух внутри «борова». «Боров» вот-вот должен был лишиться своего передового топлива. Потребностям индустриального мира в энергии, экономическому росту, а также строительству социализма придется подождать.

— Черт, что же будет? — нервно заговорил Станко. — Когда эта штука начнет высвобождаться… нас не сметет?

— С этим полный порядок, — успокоил его Литтл. — Я же прочел вам лекцию на эту тему. Оно удирает по вертикали. Это восходящая сила. Бояться тут нечего.

— А если что-нибудь произойдет? — не унимался Станко.

— Не может ничего произойти, — сказал ему Литтл раздраженно. — Тут все по-научному.

— Я хочу сказать… выше? Там, высоко?

— Совсем-совсем высоко?

— Да… Ну, на приемном пункте… Я хочу сказать… эта штука теперь довольно гнусная. Грязная. В ней хорошенько насвинячили. Она не такая, какой была вначале. Ну, это как если бы им туда наверх подсунули подержанную машину в плохом состоянии вместо… Вам понятно?

— Понятно, — сказал Литтл, решив выказать терпимость перед лицом нового проявления психической неустойчивости. — Я не знаю, что они станут применять там наверху, если от этой штуки будет разить дерьмом. Полагаю — благодать, что-то в этом роде. У них наверняка там все оборудовано. Допускаю, что у них есть фильтры, дезинфицирующие средства, приспособления для переработки. Рекомендую не вмешиваться. Это не наше дело.