Уильям Пирс - Дневник Тернера

Тем временем наша безопасность зависит в первую очередь от грима и фальшивых документов. Мы уже изменили прически и перекрасились. У меня новые очки в массивной оправе вместо прежних, без оправы, и Кэтрин тоже стала носить очки вместо линз. Генри поступил самым решительным образом: он сбрил усы и волосы на голове. К тому же у нас неплохие водительские права, хотя они не выдержат настоящей проверки.

Если кому-то из нас приходится покидать квартиру, чтобы, например, ограбить магазин, как на прошлой неделе, Кэтрин умеет быстро гримировать и на время кардинально менять нашу внешность. Для этого у нее есть парики и резиновые приспособления, которые лепятся в носу или во рту, изменяя черты лица – и даже голос. Это не очень удобно, но можно потерпеть пару часиков, обхожусь же я без очков в случае необходимости.

Завтра будет длинный, тяжелый день.

У меня болит все тело. Вчера мы десять часов шли, копали и тащили по лесу груду оружия. Сегодня вечером мы перевезли все из старой квартиры в новую.

Вчера незадолго до полудня мы подъехали к Беллефонту и свернули на проселочную дорогу. Хотели поставить машину как можно ближе к тайнику, однако дорога, по которой мы ехали три года назад, оказалась заваленной примерно за милю до того места, где мы намеревались остановиться. Обвалился высокий берег, и без бульдозера ничего нельзя было сделать.

(Справка для читателя: в своем дневнике Тернер использует «английские единицы» мер, которые в последние годы Старой Эры все еще были в ходу в Северной Америке. Для читателя, который не знаком с ними, миля – 1,6 километров, галлон –3,8 литра, фут – 0,30 метра, ярд – 0,91 метра, дюйм – 2,5 сантиметра и фунт– 0,45 килограмма, все приблизительно.)

Соответственно надо было прошагать примерно две мили туда и обратно, вместо полмили, а то и меньше. К тому же ходить пришлось, чтобы перетащить все. Мы захватили с собой лопаты, веревку и пару больших почтовых мешков (спасибо Почтовой службе Соединенных Штатов Америки), однако, как оказалось, они не подошли по размеру.

После долгого сидения в машине первая прогулка с лопатой на плече была поистине освежающей. День стоял приятно-прохладный, осенний лес был красив, и идти по старой, хоть и заросшей дороге по большей части было легко.

Даже копать, пока мы не наткнулись на промасленный ящик с оружием (пятидесятигаллоновое вместилище для химикатов со съемной крышкой), было не так уж трудно. Земля оказалась довольно мягкой, и меньше, чем за час, мы вырыли пятифутовую яму, после чего привязали веревку к ручкам на крышке ящика.

Вот тут-то и начались наши беды. Сколько мы двое ни тянули за веревку, ящик не сдвигался ни на дюйм. Его как будто замуровали.

Хотя ящик весил почти 400 фунтов, опустить его в яму три года назад не составило большого труда. Правда, в то время яма со всех сторон была на несколько дюймов больше ящика. За три года земля осела и зажала его.

Оставив мысль вытащить ящик, мы решили открыть его на месте. Пришлось копать еще около часа, расширяя яму и освобождая от земли крышку, чтобы снять защитный обруч. Для этого мне пришлось лезть вниз головой в яму, а Генри – держать меня за ноги.

Хотя снаружи ящик был покрыт асфальтом для защиты от ржавчины, обруч все-таки проржавел, и я сломал единственную отвертку, пока мы пытались его взломать. В конце концов, как следует поколотив, я сумел его сиять с помощью лопаты. Но крышка все равно оставалась на месте, по-видимому, приклеенная асфальтом.

Работать в узкой дыре вниз головой было, мало сказать, утомительно. У нас не было подходящих инструментов, чтобы подцепить крышку. Наконец, почти отчаявшись, я опять привязал веревку к одной из ручек на крышке. Мы с Генри потянули, что было сил, и крышка поддалась!

Потом пришлось опять спускаться вниз головой, упираясь одной рукой в стенку ящика, и осторожно поднимать завернутое оружие повыше, чтобы Генри мог подхватить его. Связки побольше – включая шесть жестянок с боеприпасами – оказались слишком тяжелыми, и их пришлось поднимать на веревке.

Не стоит даже говорить, что к тому времени, как ящик опустил, я совсем выдохся. Руки болели, ноги подгибались, одежда пропотела. И все же нам еще надо было протащить больше трехсот фунтов груза полмили по дикому лесу, потом вверх по дороге, а потом еще больше мили обратно к машине.

Если бы можно было как следует упаковать оружие, то, водрузив его на спину, мы управились бы за один раз. Чтобы не особенно напрягаться, нам хватило бы двух ходок. Но у нас были лишь дурацкие почтовые мешки, которые надо нести в руках, и нам пришлось трижды повторить мучительный путь.

Каждую сотню ярдов мы останавливались и на минутку клали наш груз на землю, а две последние ходки мы и вовсе проделали в полной темноте. Не сомневаясь я том, что управимся засветло, мы не захватили фонарика. Если мы не научимся в будущем лучше планировать свои операции, нас ждут тяжелые времена!

На обратном пути в Вашингтон мы остановились возле маленького придорожного кафе недалеко от Хегерстауна, чтобы перекусить сэндвичами с кофе.

В кафе было не больше дюжины посетителей, когда мы вошли и по телевизору за стойкой начались одиннадцатичасовые новости. Этого мне до конца жизни не забыть.

Главной новостью дня стала так называемая акция Организации в Чикаго. По-видимому, представители Системы убили одного из наших людей, а мы в ответ убили троих и потом вступили в эффектную – и успешную – перестрелку. Почти вся передача была посвящена этому.

Мы уже знали из газет, что на прошлой неделе в Чикаго были арестованы девять наших товарищей, и, очевидно, им нелегко пришлось в окружной тюрьме Кука, где один из них и скончался. Из сообщения диктора невозможно было понять, что там произошло, но, скорее всего, Система сработала, как всегда, и тюремные начальники по обыкновению бросили наших ребят по одному в камеры к Не, а потом закрыли глаза и заткнули уши.

Долгое время Система пользовалась этим особо законным способом наказания наших людей, когда они не «вешали» на себя то, с чем можно «загреметь» под суд. Это куда отвратительнее и чудовищнее того, что происходило в средневековых пыточных камерах или в застенках КГБ. И все было шито-крыто, потому что средства массовой информации обычно молчали об этом. В конце концов, если стараешься убедить народ в том, что нет расового неравенства, как же можно признать, что лучше быть запертым в камере с Белыми, чем в камере с Черными? И что бы там ни было, но на следующий день после убийства нашего товарища.

В новостях сообщили, что его звали Карл Ходжис, но я никогда о нем не слышал – чикагское отделение Организации выполнило обещание, данное больше года назад, когда одного из наших товарищей чуть не отправили на тот свет в чикагской тюрьме. Кукского шерифа подстерегли дома и из пулемета снесли ему голову. На трупе оставили записку: «За Карла Ходжиса».