Чед Оливер - Неземные соседи

Он сам был одиночкой современной антропологии, и его главной областью было открытие закономерностей в культурном развитии. Но он не ограничивался только этим. Подгоняемый, с одной стороны, чувством нетрадиционного, с другой — прочной верой в свои способности, он стал авторитетом в биологической антропологии и генетике народонаселения.

Ему, очевидно, необходим языковед. Все это дело буквально кричало о необходимости привлечения самого лучшего из исследователей языков, какого только можно отыскать. Поэтому Монт подавил свои личные чувства и выбрал Чарли Йенике. Чарли был угрюм и неуклюж. У него было удивительное обыкновение долго носить свои рубашки, пока запах от них не становился невыносимым. Но, несмотря на это, он был блестящим лингвистом. Если кто и сможет решить загадку языка туземцев в такой спешке, то только Чарли. Странно и смешно, какими бывают парадоксы в человеческих отношениях: Хелен, жена Чарли — куколка, маленькая, хрупкая, красивая и необыкновенно очаровательная. Хелен и Луиза хорошо ладили друг с другом.

Ральф Готшалк из Гарвардского университета был, вероятно, лучшим из молодых биоантропологов и знал о приматах, обезьянах и полуобезьянах, по крайней мере, не меньше, чем любой другой из современных ученых. С учетом сходства туземцев с гиббонами, Ральф непременно должен быть там, и Монт охотно брал его с собой. Ральф — мужчина огромного роста с нежнейшей душой, какую только встречал Монт, — был отличным игроком в покер и необыкновенно умным собеседником. Ральф тоже был женат, на загадочной женщине, Тине, которую он, уезжая куда-либо, всегда оставлял дома.

Если все пойдет по плану — а Монт в это верил! — настоятельно необходимы будут и психологические исследования. Работы Тома Стейна в этой области оказали на Монта большое впечатление. Когда они познакомились лично, это впечатление только усилилось. Том был высоким и худым, раньше времени облысевшим, с бледно-голубыми глазами за толстыми стеклами очков. Даже застенчивость не могла скрыть его острый, как бритва, аналитический ум. С женой они были неразлучны. Джеймс Стейн была не особенно привлекательной, довольно низенькой, толстой женщиной, но с веселым характером. Она была первоклассной поварихой, что может оказаться весьма практичным.

Наконец, Монт хотел взять с собой Дона Кинга. Дон был археологом, научным одиночкой с горячей головой. Монт, к сожалению, не слишком любил Дона — да и немногие могли его любить, — но решил, что его присутствие будет своеобразным стимулятором. Он мог сыграть роль хорошего возбуждающего средства, так как не признавал сразу никаких чужих идей и больше всего любил спорить. Он был почти вызывающе красивым, высоким, хорошо сложенным, с песочными волосами, а одевался всегда так, будто должен был фотографироваться для журнала мод. Марк Хейдельман сомневался в необходимости брать Дона, так как туземцы Сириуса-IХ не имели орудий труда, но Монт был уверен, что Дон что-нибудь обнаружит. С одной стороны, нужно точно установить, изготавливались ли орудия труда в прошлом; с другой — нельзя было полностью полагаться на фотографии.

Итак, пятеро мужчин, чтобы исследовать мир!

Дерзко? Конечно, но еще никогда маленькие люди не добивались чего-то великого, робко придерживаясь мелочных правил.

Корабль казался большой металлической рыбой, живущей в космосе и никогда не знавшей берега. Он был собран на орбите вне Земли и не знал другой родины, кроме глубин космоса.

Монт, Луиза и все остальные были пересажены на один из спутников ООН, а оттуда перешли на борт корабля. Корабль пролетел мимо Луны на обычном двигателе, чтобы затем создать гиперполе, которое позволит ему перешагнуть световой барьер.

По международному соглашению все космические корабли назывались именами видных борцов за мир. Этот корабль имел официальное название “Ганди”, но так как это был второй корабль, предпринимавший длинное путешествие к системе Сириуса, экипаж окрестил его “Сыном Сириуса”. Как-то, спустя месяца три после старта, кто-то вспомнил, что Сириус называют еще и Собачьей Звездой, что привело к появлению массы шуток, в которых значительное место занимало словосочетание “сукин сын”.

Монт и Луиза обнаружили, что сборы в путешествие к Сириусу были такими же мучительными, как и в любое другое путешествие. Возникали те же самые проблемы: что взять с собой, а что оставить дома, сдавать дом внаем или нет. Та же нервозность, то же возбуждение. Мелочи заели настолько, что они даже попытались перенести отлет на каникулы между двумя семестрами.

Наконец отлет освободил их от всех земных обязанностей, а полет к спутнику ООН оказался именно таким, каким они его представляли. Звезды казались настолько близкими, что невольно верилось, будто их можно схватить руками, а черная бездна космоса представлялась чем-то материальным. Чувство это было подобно тому, какое возникает при первой поездке на корабле, когда стоишь на палубе, ветер овевает лицо, и тебе кажется, что ты видишь новый таинственный мир, в котором могут случиться любые неожиданности.

Но как только они вошли в корпус гигантского стального космического корабля, все изменилось. Они быстро заметили, что путешествие к Сириусу ни в коем случае не из ряда сенсаций. Адмирал Йорк командовал надежным кораблем и исключал возможность непредусмотренных опасностей со спокойной рассудительностью, которая ничего не оставляла без внимания и корректировала ошибки еще до того, как они случались. Пассажирам было не на что смотреть и нечего делать.

Монт понял, что если рассуждать правильно, то полет в космическом корабле был наименее интересным видом путешествия. Он сделал открытие, которое до него делали миллионы людей: что, например, полет в большом самолете доставляет намного меньше удовольствия, чем полет в маленьком, и что вообще никакое путешествие в самолете не сравнится с поездкой верхом по красивой местности или плаваньем на каноэ по чистой, бурной реке. Чем необыкновеннее способ путешествия — космический корабль, подводная лодка и так далее — тем больше приходится страдать от среды. Чем больше специализирована искусственная среда, тем меньше контакт с внешним миром.

Гиперполе, окружавшее корабль, должно быть невероятно захватывающим, но его нельзя было ни увидеть, ни почувствовать или пощупать. Весь ощущаемый мир был внутри корабля — довольно постный мир из серых металлических стен, и кажущихся хрупкими лесенок, и прохладного, безвкусного воздуха, шипевшего во влажно блестящих трубах и непрерывно циркулирующего под сводами корабля, ставшими для путешественников вселенной.