Роман Злотников - Прыжок

Так, например, в этих, запретных, крайне негативно описывалось не любое насилие. Более того, в некоторых случаях автор явно испытывал некое (ну совершенно же ясно, что извращенное) восхищение перед некими героями, которые практиковали насилие. Почему — Тэра тогда совершенно не поняла. Ведь насилие — это же всегда однозначно плохо. Ну, разве не так? Кроме того, в этих текстах ей встретилось еще несколько незнакомых терминов и словосочетаний. Значение некоторых из них она с того времени сумела уточнить, но лишь как некие отвлеченные сведения. И вот теперь она впервые воочию увидела, что на самом деле означают слова «воина охватила ярость».

— Да похрен! — взревел ее спаситель и, перехватив протянутую к нему дрожащую руку слащавого, как-то по особенному развернул, а потом резко ударил по ней локтем своей. Над площадью разнесся треск, мгновенно заглушенный диким воем слащавого.

— Заткнись, падаль! — заревел… да, Тэра поняла, что его совершенно точно можно было назвать словом, которое на протяжении нескольких тысячелетий было подвержено забвению, либо несло на себе крайне негативный оттенок — «воин». Но при этом Пламенная, к своему удивлению, поняла, что это слово не вызывает у нее никаких негативных эмоций. Ощущение, вызываемое этим словом, было странным, оно вызывало опаску, волнение, удивление, но не отвращение или страх.

Над площадью разнесся еще один хруст, и визг слащавого, казалось, ушел в ультразвуковую область.

— Ну что, сука фашистская, как тебе насилие? Понравилось?

— Й-й-й-й-и-и-и!.. — визжал слащавый, валявшийся на земле сломанной куклой, правая рука и левая нога которой были изогнуты под неестественным углом.

— Еще хо-очешь, — понимающе прорычал воин. — Это мы сейчас…

— Нет… нет… нет! Пожалуйста! Нет, не надо!!! Не на…

— Хрясь!

— Ы-ы-ы-ы-ы!!! — Слащавый уже не визжал, а стонал, не в силах ничего противопоставить неумолимой силе, неожиданно ворвавшейся или, скорее, вернувшейся в этот мир. Воин навис над ним отведя руку со стиснутым кулаком немного назад, в готовности нанести новый удар… а Тэра внезапно поймала себя на том, что страстно молится: «О, Боги, создатели всего сущего — остановите его! Не дайте упасть в темную бездну, защитите от безумия и ненависти! Удержите руку его от непоправимого!»

Молитва ли помогла и боги вмешались, или он сам смог удержаться на грани и не быть извергнутым из человеческого облика, совершив убийство, однако ее спаситель не стал наносить следующий удар, который мог оказаться смертельным. Сделав шаг назад и не опуская руку, он обвел окаменевшую от увиденного толпу тяжелым взглядом:

— Ну, кому еще хочется насилия, а?

Толпа испуганно отшатнулась. Воин зло сплюнул:

— Тогда быстро все по домам. Ну!

Толпа качнулась назад и… рассыпалась, превратившись в сонм испуганных одиночек, бегом бросившихся по своим уютным теплым норкам, в которых можно отгородиться от этого, оказавшегося совсем не таким веселым и приятным, а, наоборот, страшным и… безжалостным мира.

Тэра зло скривилась. Можно было не сомневаться, какие истеричные вопли завтра обрушатся на Симпоису от Деятельных разумных этого поселения. Причем, как это уже не раз отмечалось в расследованиях, почти никто из здесь живущих не признается в том, что деятельно участвовал в этой вспышке насилия. Все поголовно будут врать, отнекиваться, и только после предъявления неопровержимых доказательств кое-кто начнет юлить и оправдываться: «Был не в себе», «Меня втянули», «Я испугался, что если не пойду со всеми, насилие применят ко мне…»

Спустя буквально минуту площадь полностью очистилась от толпы, и на ней остались только Избранные и шесть «овалов», на которых они прилетели. Два из них валялись вниз колпаком. Когда их перевернули, Тэра даже не заметила. А также все еще излучающая ощутимую угрозу фигура воина в центре и подвывающее тело у его ног, к которому никто так и не рискнул приблизиться. Ни чтобы оказать помощь, ни хотя бы, чтобы забрать.

— Минута сорок секунд, — тихо произнес Реккир, старший группы срочного психоэмоционального воздействия, с которой Тэра и прилетела в это поселение.

— Что? — недоуменно переспросила Пламенная.

— Он остановил эту вспышку насилия за одну минуту сорок секунд. Один, — пояснил Реккир. Тэра задохнулась:

— Ты… ты засек?

— Да, — серьезно кивнул Реккир. — Причем, он начал воздействие, когда вспышка была на самом пике, если уже не перешла в ту фазу, которая ранее считалась совершенно неуправляемой.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, а потом Тэра нерешительно начала:

— Но… — Однако, закончить она так и не успела. Потому что стоящая в центре площади фигура воина пошатнулась и снова опустилась на одно колено.

— Вот, черт, обезболивающее кончается, — глухо пробормотал он, поднимая к лицу правую руку с массивным браслетом на запястье. Тэра даже не осознала, как она в мгновение ока оказалась подле него, обоими руками обхватив его тело и поднырнув плечами под его левую руку.

— Здесь Воробьев, — пробормотал воин куда-то в браслет, — срочно требуется медицинская помощь… Ранение в печень… Да… Да… Да ступил я, по полной! — расстроенно произнес он. — Забыл первое правило разведчика — никогда не расслабляться… Да… И скорее всего, случайно попал, сука… Да… А вот хрен — меня так просто не возьмешь… — Тут он запнулся, снова качнулся и начал заваливаться на Тэру.

Кто-то вскрикнул, но Пламенная, среагировав своим тренированным телом танцовщицы, аккуратно приняла вес сильного тела на себя, направив его так, чтобы голубоглазый смог мягко упасть на нее, не сделав ни одного движения, которое, хотя бы гипотетически, могло принести ему боль. И еще Тэра поняла одно: если он согласится, она никогда не выпустит этого человека из своих рук. Никогда. Чтобы не случилось…

— Итак, что бы вы хотели сказать Симпоисе инопланетник? — величественно произнес Желтый Влим.

Несмотря на весь свой величественный вид, внутри он буквально кипел от злости. Желтый находился на вершине власти Киолы уже не один десяток лет, и ни разу за все это время никто не смог его заставить сделать то, что он делать не желал. Ни разу, за исключением сего дня…

Нет, это отнюдь не означало, что Желтый Влим властвовал в Симпоисе полностью и безраздельно. Такого на вершине власти не бывает никогда. Любому, даже самому самовластному правителю, всегда приходится как-то лавировать между властными группировками, — причем, даже между теми, которые его вроде как поддерживают, — идти на компромиссы, договариваться. Ибо пробиться на узкую площадку, окружающую эту вершину, способны только самые хитрые, умные, волевые и бескомпромиссные твари, за спиной которых, к тому же, всегда стоит мощная и сплоченная группировка, главной, а зачастую, и единственной задачей которой является проталкивание своего лидера на самую-самую верхушку властной пирамиды. И как-то задавить подобных очень и очень сложно. Только если сворой на одного. Поэтому с большинством приходится договариваться. При этом все они, будто цепные псы, зорко следят за тем, кто находится на этой самой вершине, жадно ловя малейшие его ошибки и мгновенно вцепляясь в любые слабости. Не всегда это приводит к немедленному падению, иногда заметившие слабость группировки, наоборот, даже подставляют плечо пошатнувшемуся лидеру. Но не из чего-то типа альтруизма, или стремления к справедливости, или заботы о людях, или, там, о всеобщем благе, нет — они помогают удержаться просто для того, чтобы не пропустить к столь вожделенному месту кого-то другого, кто в данный момент более силен, влиятелен и более готов к схватке за самый главный приз. Поэтому пошатнувшемуся лидеру вполне могут помочь удержаться, чтобы за то время, пока он сохраняет свой пост, набрать силу и влияние, и уж потом…