Николай Якубенко - Правонарушители

— Все, сучара, походил ты на свете белом и хватит, — тот, которого назвали Веталом, ткнул Илью носком ботинка и неприятно ухмыльнулся.

— Время твоего пребывания в мире Земля подошло к концу. Ты не должен быть здесь. Агрис, перемещение готово?

Толстенький в ответ на это сказал что-то не по-русски. И не по-английски. Вообще неизвестный был для Ильи язык.

— Илья, ты не должен был этого делать. Понимаешь? Слишком сильное вмешательство. Нужно было тебя раньше забирать… — задумчиво сказал Виталик и дал знак Агрису.

Длинный начал было снова говорить что-то оскорбительное, когда окружающий мир взорвался перед Ильей. Он сжал глаза, но это не помогло — мир взорвался у него в голове и мириадами звезд стал проноситься прямо через него. В какой-то момент он выпал из реальности.

Больше Илью никто не видел. Ни в лагере, ни в городе. Никто, никогда и нигде. Наверное, это было правильно. Он был лишним здесь. Но благодаря ему многие узнали, что чудеса есть, что они на самом деле происходят — если этого сильно захотеть. Если начать верить в них.

Только через полтора года ожидания родители Ильи смирись с тем, что их сын поехал не в командировку, а на очередное «мероприятие» и уже никогда не вернется с него. Что его больше не будет.

Теперь Михаил Афанасьевич часто проводил время с семьей на даче. У него даже появилось хобби!

Охота? Нет. Рыбалка? Еще раз нет. Чем может увлекаться генерал-лейтенант ФСБ в отставке? Машины, недвижимость, оружие? Нет. Все не то.

Михаил Афанасьевич начал писать картины. Работал он много, продуктивно, и с большим удовольствием — вот только свои картины он никому не показывал. Только дочке. Но она была совсем маленькая, и все папины художества были для нее одинаково красивые.

Чердак его дачи постепенно заполнялся аккуратными ящиками с картинами. К удивлению домочадцев, Михаил Афанасьевич не только никому их не показывал, но даже ящики с ними закрывал на замки и опечатывал, словно это были секретные документы. С каждым днем их становилось все больше и больше. Никто не мог понять, что происходит.

Вот и сейчас семейство Михаила Афанасьевича с его друзьями ударными темпами поглощало шашлык, коньяк и салаты. Сам он в разгар веселья ушел с мольбертом на берег реки — метрах в ста от веранды, где все сидели, и взялся за кисти. Компанию ему составляла только дочурка — Машенька.

— Класиво!!! — Машенька захлопала в ладоши и начала подпрыгивать на месте, когда увидела на холсте очертания берега, заросшего пальмами и какими-то странными деревьями. Еще ей очень нравилось море, человек в море и то, как все это появлялось на холсте.

Словно по мановению волшебной палочки — раз, и показалась пальма. Еще секунда, и очередная волна разбилась о прибрежный песок.

Михаил Афанасьевич, одетый в просторный халат и мягкие домашние тапочки, внимательно присмотрелся к картине и неуловимым движением руки переместил небольшую точку в нескольких километрах от берега прямо к линии прибоя. Это оказался молодой человек. Как такое возможно, ни Машенька, ни даже Михаил Афанасьевич — не знали. Даже не думали об этом.

— Папа, ты всегда людей рисуешь! Да!

— Да доча. Я рисую молодых, интересных людей. Людей, которые еще не успели стать серыми. Людей, которые мечтают.

Михаил Афанасьевич внимательно присмотрелся к молодому человеку на картине. После этого он смешал желтую краску с оранжевой, взял получившуюся смесь на кончик кисти и добавил ее к изображению парня.

Вместо того, чтобы растечься оранжевой кляксой по холсту, изображение, словно губка, впитало эти краски, и вокруг фигуры появилось едва заметное свечение.

Рауль лежал на животе. Сил для того, чтобы перевернуться у него уже не осталось.

Рауль был прекрасным пловцом. Сильным и опытным. Но самонадеянным. На спор он взялся переплыть с острова Пальмос на соседний остров — Гальваго. Кто же знал, что между ними проходит настолько сильное течение!?

Рауля снесло направо, после этого стало уносить в открытый океан. Что он мог поделать с этим? Многое. Все, на что было способно его молодое, сильное тело, было отдано борьбе со стихией. Рауль был опытным пловцом, и в какой-то момент понял, что обречен навсегда остаться в океане. Слиться с этой стихией.

Даже когда к нему пришла мысль, что смерть неизбежна, он все равно продолжал бороться. Бороться несмотря ни на что. В какой-то момент его сильные руки не выдержали, и он стал погружаться в воду. Неохотно. Сантиметр за сантиметром — как вдруг оказался здесь!

Это было невообразимо. Это было чудо.

Еще удивительней было то, что он чувствовал это чудо внутри себя. Что-то теплое и радостное поселилось внутри него и согревало. Давало надежду. Стоило Раулю обратиться к этому новому ощущению, как он почувствовал Силу внутри себя. И абсолютную уверенность.

Покачиваясь из стороны в сторону, он поднялся и пошел в глубь леса.

— «На противоположной стороне острова находится отель. Я дойду до него», — думал он.

Неотвратимость. Он чувствовал это внутри себя.

— «К матери больше месяца не ходил. Скучает она. Зайду. Сегодня вечером».

— «С Марией помирюсь. Она ждет этого. Я тоже. Хватит ждать!».

Что-то еще забралось внутрь Рауля. Что-то большое и светлое. Он никак не мог осмыслить это, не мог даже передать ощущение, которое вдруг начал испытывать. В какой то момент он просто понял, что ИЗМЕНИТ мир вокруг.

Лиана заплелась вокруг его лодыжки, и он играючи разорвал ее — то, что раньше казалось немыслимым, теперь стало для него мелочами. Всего лишь какая-то лиана! Тропический лес словно покорился ему и перестал преграждать путь.

Если бы Рауль не был так увлечен новыми ощущениями, то заметил, что песок в том месте, где он совсем недавно лежал, поменял цвет, и стал немного более желтым и оранжевым.

— Ух ти, класиво!!!

Машенька удивленно рассматривала картину, где молодой человек плавно погружался в зелень тропического леса. За собой он оставлял след красок, которые добавил в него Михаил Афанасьевич.

— Нужно просто добавить яркого цвета. Радости, страсти, идеалов. Тогда серость уйдет, понимаешь? — сказал Михаил Афанасьевич.

Машенька слушала папу с широко раскрытым ртом. Она почти всегда так его слушала. С того времени, когда он ушел со службы.

— Ух ти!!

— Все, достаточно. Иди к матери и помоги ей убрать со стола.

К тому времени, когда Михаил Афанасьевич закончил рисовать картину, шашлык был уже съеден, коньяк выпит и гости начали расходиться.