Вячеслав Морочко - Египетские сны

В недрах конфессии созревали симпатии к экуменизму (объединению христианских церквей) и к рационализму (системе «нравственных» знаний без Вседержителя).

Последнее известно давно. Уже в древней Индии Шакьямуни (Будда) не поклонялся богам, реинкарнацию (возвращение в «ад» житейских страданий) считал наказанием, а предназначение человека – усматривал в восхождении к неземному блаженству «по обе стороны» жизни.

Когда-то в «Литературной газете» публиковались статьи протестантских и англиканских теологов, как наиболее искушенных и убедительных. Я старался не пропускать.

Авторы, словно брали Вас за руку и с отеческою заботой вели от посыла к посылу, от следствия к следствию в том направлении, куда, по их мнению, должен следовать ум.

Все было выверено и рассчитано до мелочей. Хотелось верить! Уже почти верилось. Казалось, еще пара строк, и рухнут сомнения.

Как будто едешь по гладкой дороге и, вдруг… нажимаешь на «все тормоза», опомнившись и осознав, что дорога пошла не туда. И видишь: это пиршество слов с выкрутасами логики зиждется лишь на одном уговоре, что Библия – не просто собрание мифических эссе, а доподлинное «Священное» писание, кладезь мудрости, из которого можно черпать все знания без исключения. Но обсуждать – не дозволено.

Простите, мы так не договаривались!

«Я сплю, а сердце мое бодрствует. Вот голос моего возлюбленного, который стучится: отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя! Потому что голова моя вся покрыта росою, кудри мои – ночною влагою. Я скинула хитон мой; как же мне опять надевать его? Я вымыла ноги мои; как же мне марать их? Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину, и внутренность моя взволновалась от него. Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала на ручки замка…» – нет, это не Камасутра. Это и есть сама Библия.

Кто он, надиктовавший в «Священную Книгу» подобные строки? Соломон? Все возможно. Но главное, – это был человек без нимба над головой.

Интересуясь историей культов, я рылся ночами в старинной отцовской библиотеке. Изучал «разбросанные» по Земле «раскаленные угли» исповеданий: ортодоксов, католиков, иудеев, шиитов, суннитов, буддистов, последователей индуизма и прочих.

Они умыкали друг у друга сюжеты и притязания на исключительность. На основе «Священных писаний» и заветов Великих пращуров они причисляли себя к «единственно избранным» и «единственно праведным», – «остальные от диавола!»

Спросите, кто среди них, действительно, прав. «Я!» – вскричит каждый и ударит себя в грудь кулаком.

А может быть все много проще. Что если, в самом деле, Бог – един и царит в своем Храме. А у Храма – много дверей, чтобы не было давки. И у каждой двери привратник (со своими привычками, вкусом, фантазией), изобретает обряды, таинства, и церемонии, по своему разумению. Когда души людей собираются к Господу в Храме Небесном, ветры сдувают с них ритуальные (читай: карнавальные) платья, как шелуху: «межпривратные» склоки – мерзки, несмотря на мистический соус.

Вечность восходит из честности и чистоты.

Что говорить, среди интеллигенции больших городов еще много безбожников. Это не атеисты, воюющие с Богами. Они даже завидуют верующим, ибо лишены комфорта души. Их мучит лоскутность познаний: в недоосознанном мироздании жить не уютно, я бы сказал, жутковато.

Тысячелетиями люди ума жаждали идеальной Веры, способной покорить три вершины: Корректности, Обаяния и Терпимости. Но знания отняли романтическую готовность, не задумываясь, верить в чудо. Бедолаги так и живут некрещенными, необрезанными, – никакими.

Быть верующим, значит иметь дар (или наивность) доверять чудесам. Великий писатель Федор Достоевский жил в постоянном сомнении, но с мечтою о Вере. Он искренне до самозабвения обожал Иисуса Христа, но не способен был верить во всякую чушь. Чтобы сомнения не сводили с ума, он клялся, внушал сам себе: «Мне лучше с Христом, чем с Истиной.»

С неверующими, конечно беда… А с верующими? Господи, только бы они верили честно. Ибо цинизм – ужасней безверия, – это гангрена души, от которой, разит преисподней!

Но страшнее всего – фанатизм! Фанатизм – это и есть Конец Света.

Однажды я поделился своими мыслями с искренне верующей и, вместе с тем, прагматичной аристократкой и доктором наук.

«Ну кто же так поступает!? – милая женщина даже всплеснула руками. – Религия не для ума, а для сердца! Это – не философия, а часть национальной (семейной) традиции, если хотите. Не надо нагружать ее чем-то еще. Веру не выбирают, как не выбирают мать и отца, а принимают такой, какой она близка с детства, чтобы жить в привычной среде и не чувствовать себя белой вороной. Коли ваши предки не верили… – не верьте и вы. Устраивайтесь, как душе комфортно, иначе закомплексуете и в жизни ничего не добьетесь».

Мудрая женщина, вероятно, права: добиваться чего-нибудь в жизни Господь помогает только таким, как она.

Что касается меня, я люблю семью, испытываю нежные чувства к ближним, счастлив, ощущая теплые отклики, и за всех на свете боюсь.

Только Небо, как мне сдается, тут – ни при чем.

Подняв голову, заметил высокого человека у шторки, прикрывающей нишу. Он приглашал мягким жестом и «мягким» английским словом: «Пожалуйста, заходите. Я жду вас». Я замотал головой, в растерянности бормоча немецкое: «Найн!», «Найн!».

Человек повторил приглашение по-немецки. Это вконец смутило меня, и, собравшись с духом, я сказал ему по-английски: «Ради бога, я только зашел отдохнуть» (откуда и слова-то взялись!?).

И вдруг меня осенило. Проделав молниеносный зигзаг, мысль дала вспышку, высветив всю абсурдность моего положения.

Вспомнился фильм «Смерть лорда Эдьжвара» по Агате Кристи, где актриса убивает супруга (лорда), чтобы выйти замуж за герцога.

Симпатяга Эркюль Пуаро с помощью «серых клеточек», раскрывает преступление, как только слышит, что молодые будут венчаться в «Вестминстерском соборе». Оказывается, собор – католический, а значит герцог – католик. Но католики не женятся на разведенных (только – на девственницах или вдовушках).

Актрисе так захотелось стать герцогиней, что ее лорд был обречен.

Детали интерьера, присущие Римско-Католической Церкви, я, просто-напросто упустил, решив, что собор, как большинство храмов Лондона, принадлежит Англиканской Церкви, не знающей таинства исповеди.

Органная музыка, скорее всего, служила для подготовки душ, к покаянию. Время от времени люди вставали, по одному шли за шторку, а, немного спустя, появлялись оттуда и, не задерживаясь, покидали собор.