Хольм ван Зайчик - Дело победившей обезьяны

18

Монгольская некрепкая водка (градусов в пятнадцать), получаемая из молока коров и кобылиц. Мутно-белесая на цвет и кислая на вкус.

Монгольский смычковый инструмент о двух струнах.

Эта частушка, при всей своей краткости и кажущейся простоте, довольно трудна для понимания и тем более перевода. Ханьскос выражение сяо-сяо кукуняо можно понять как “маленькая кукушечка”; “кукуняет” – является, по всей видимости, ордусско-козацким эквивалентом слова “кукует”. Мэйлидэ, строго говоря, значит “красивый”. Но правильный перевод требует крайне скрупулезного учета порядка слов в китайском предложении – иной грамматики, кроме расположения во фразе, по мнению многих филологов, и нет в китайском. Здесь же фраза не вполне китайская – и потому неясно, к чему прилагательное мэйлидэ относится – то ли к дивчине, которую козак кохал, то ли к тому, как именно онее кохал. Оба варианта перевода в данном контексте равно возможны.

“фувэйбин” – букв.: “заместитель вэйбина”. В данном случае – что-то вроде временно исполняющего обязанности вэйбина. Примерным аналогом могут служить, например, помощники шерифа в Североамериканских Соединенных Штатах, на тот или иной срок назначаемые шерифом в случае необходимости и наделяемые – в пределах срока – всеми соответствующими властными полномочиями. Более близким нашему менталитету аналогом являются известные по советскому периоду российской истории общественные дружинники. Абрревиатуры ОПОП и ДНД до сих пор снится престарелым рецидивистам в кошмарных снах. И не только рецидивистам.

Последний иероглиф, составленный из двух стоящих вместе знаков, обозначающих “дерево”, обычно переводится как “роща”. Что же касается сочетания иероглифов “малина” (на ли на), то по поводу его трактовки мнения переводчиков разделились. Е.И.Худеиьков склоняется к тому, что здесь мы имеем дело всего лишь с транскрипционным обозначением известной ягоды; по его мнению, в этом районе Мосыкэ в прежние времена были богатые малинники. В доказательство он приводит поговорку мосыковичей, процитированную X. ван Зайчиком: “Мало ли малин в Малина-линъ!” Э.Выхристюк же склонна трактовать это сочетание иероглифов по смыслу: ма ли на значит “лошадь, удостаивающая своим посещением клетку для птиц”; все название, таким образом, надо переводить как “роща, где лошади посещают птичьи клетки”. Смысл этого выражения, однако, при всем его нзяществе, остался не вполне ясен даже самой переводчице.

В одном из комментариев к “Делу незалежных дервишей” нам уже приходилось останавливаться на ордусской практике занятия местных руководящих постов. Назначению на вакантную должность должна была предшествовать так называемая “просьба народа”. Жители уезда, после соответствующего обращения к ним улусных властей, начинали выдвигать людей, каковые по тем или иным причинам казались им достойными для занятия данной должности. Количество выдвигаемых не ограничивалось, но затем обязательно проводилось “подтверждение просьбы”. Имеющие право голоса жители уезда сходились на просительных участках и заполняли соответствующие документы, отдавая свой голос тому или иному выдвинутому. Окончательный список формировался из кандидатов, в день подтверждения просьбы набравших не менее десяти процентов от списочного состава уездных просителей, которых иногда на западный манер называли “демандератом” (от европейского “to demand”, “demander” – “настойчиво просить”). Список выдвинутых таким образом лиц поступал в улусную Палату Церемоний, которая назначала срок проведения специальных экзаменов для претендентов. Экзамены подразделялись на четыре этапа: “забота о душе народа” (здесь проверялись познания кандидата в литературе, живописи, кинематографии, музыке, философии, законоведении и истории), “забота об уме народа” (проверялись познания в естественных и педагогических науках), “забота о теле народа” (проверялись экономические и агрономические познания, а также умение их применять в конкретных ситуациях) и “забота о среде народа” (проверялись начатки экологических познаний кандидата и степень его любви к природе родного края). Набравший на экзаменах наибольшее количество баллов назначался великим князем (ханом, ильханом, бадаулетом, премьером и пр.) данного улуса на искомую должность.

Вэй, или, более точно, сяньвэй, — так еще в средневековом Китае называлась должность уездного начальника стражи, приблизительно соответствующая современной должности начальника областного отделения МВД.

Букв.: “охранники”. Низшие исполнительные чины Управления внешней охраны (Вайвэйюань, что-то вроде полицейских.

Ютаями в Китае спокон веку называли евреев. Ютаи, или, полностью, ютайжэнь, — это, несомненно, в первую очередь транскрипционное обозначение. Однако оно может одновременно читаться и по смыслу. Первый иероглиф значит “все еще”, “несмотря ни на что”, “вопреки”, “по-прежнему”. Второй употребляется в китайском языке крайне часто и входит, например, составной частью в такие известные слова, как “тайфэн” (о японском чтении “тайфун”) – “великий ветер”. Третий же иероглиф – это “человек”, “люди”. Таким образом, в целом “ютайжэнь” значит: “как ни крути – великий народ” или, если выразиться несколько по-ютайски – “таки великий народ”.

Первый иероглиф в его глагольном значении переводится как “входить”, “вводить”, второй означает “добродетель”, третий – “веселье”, “радость”; четвертый означает “дворец”, “дворцовый комплекс”.. Таким образом, название это можно перевести как “Дворец, где вводят (входят) в добродетельное веселье”. Небезынтересным нюансом является, однако, то, что первый иероглиф в значении существительного значит “отхожее место”, “свинарник”, и, следовательно, то же самое сочетание иероглифов может быть понято как “Дворец свинских (сортирных) добродетелей и радостей”. Переводчики далеки от мысли, что X. ван Зайчик имел в виду именно такую трактовку – но, стараясь быть максимально добросовестными, не могут не упомянуть об этом. В текстах ван Зайчика не бывает случайностей – во всяком случае, в иероглифике. Надо полагать, великий еврокитайский гуманист хотел подчеркнуть, что и тот, и иной перевод равно возможны – и конкретный выбор между вариантами зависит не от филологии, а исключительно от того, что реально происходит в Цэдэлэ.