Виктор Косенков - Мигранты

Тойво сунул Игорю небольшую бутылочку «кальвадоса», горшочек с медом, вяленое мясо, похожее на бастурму, и свой нож. Крепкий, охотничий.

— Этот лучше. Идите.

Морозов остановился на пороге, пожал хозяину руку. Твердую и надежную, как и положено настоящему крестьянину.

Ночь была прохладной и безлунной. Морозову потребовалась пара минут, чтобы глаза привыкли к темноте. Он сориентировался, повернул через кусты в сторону оврага. Через десяток метров нырнул вниз, приглядывая за детьми.

Сзади послышался громкой лай. Игорь обернулся. За деревьями мелькали огни. То ли факела, то ли фонари.

Дети шли молча, старались не шуметь.

Миновав овраг, они пошли по краю леса. Потом вдоль небольшого заболоченного поля добрались до реки.

Тут Морозов остановился на отдых.

— Пап, — прошептал Андрюшка, — почему мы ушли?

Игорь отогнал налетевшую мошкару.

— Плохие дяди пришли, сын. Пришли плохие дяди, с которыми нам лучше не встречаться.

— Как раньше, да? Как бабай?

— Точно.

— А дядя Тойво?

— Он справится.

— Они его не убьют? — спросил Коля.

— Нет, — стараясь, чтобы голос звучал уверенно, ответил Игорь. — Нет, не убьют.

— А нас? — подал голос Олег.

— И нас не убьют. — Морозов достал из мешка соленое мясо нарезанное дольками, протянул детям. — Мы ж не дадимся.

Такая формулировка детей несколько успокоила.

Утро застало их в дороге.

И последующее — тоже…

Через несколько дней путешественники уперлись в большое болото. То ли Игорь ошибся в выборе направления, то ли ландшафт сильно изменился, но широкая трясина здесь перегораживала дорогу и тянулась до самого горизонта.

Обходя по краю топь, Игорь обнаружил торчащий из воды ржавый указатель. Видимо, тут действительно залило дорогу. И хотя впереди была ровная зеленая поверхность из травы и лишайников, Морозов накрутил не один километр в поисках брода, прежде чем решился ступить на этот опасный ковер.

Шли друг за другом, след в след. Игорь прощупывал дорогу палкой, часто оборачивался, старательно обходил «окна» открытой воды.

Пару приходилось сворачивать в сторону, когда почва под ногами неожиданно начинала проседать и наполняться холодной водой. Однажды из-за корявых березок показалась лежащая на боку решетчатая ферма, ржавая до крайней степени, с круглым ретранслятором, торчащим у вершины. Телефонная вышка.

Солнце в очередной раз спустилось к горизонту, тени удлинились. Болото окрасилось красным. В воздухе стоял тяжелый дух испарений, но делать было нечего, нужно было устраиваться на ночлег.

Морозов выбрал более-менее сухой островок, расстелил покрывало, укрыл детей своим плащом. Аню положил в центр, сам устроился с краю.

Умаявшиеся мальчишки уснули мгновенно.

Морозов, закинув руки за голову, наблюдал, как исчезают за краем болота последние лучи солнца, как загораются первые звезды. На душе было тревожно, но несмотря на это он задремал…

Проснулся от того, что кто-то крикнул, казалось, совсем рядом.

Игорь вздрогнул, открыл глаза, сел. Быстро осмотрел детей… Вечна месте.

Ночь, на небе молодой месяц, удивительно-яркие звезды, Млечный Путь.

Вокруг никого.

— Почудилось, что ли?

Морозов обернулся. Он знал, что на болотах звуки разносятся очень далеко…

Снова кто-то протяжно и тоскливо закричал.

— Эээ-ге-гееееей!

Но кричали не рядом.

— Эээ-ге-геееей…

Игорь вскочил, хотел было крикнуть в ответ, но посмотрел на спящих детей и не стал. Сделал несколько шагов в сторону крика.

«Вдруг кто-то тонет?»

— Э-ге-гей!

Игорь пошел на зов. Ботинки зачавкали в тине.

И снова заголосили, но уже в другой стороне, чуть справа. Игорю даже показалось, что он увидел далекий огонек.

Туда!

Возможно, там кому-то нужна помощь!

Он зашлепал по воде, с трудом поднимая ноги, вязнущие в болотном иле. Когда Игорь остановился, чтобы передохнуть, крик раздался снова. И снова с другой стороны. Теперь это точно был зов о помощи… И Морозов побрел туда, откуда звали, с каждым шагом увязая все глубже и глубже…

— Пап?

Игорь вздрогнул. Огонек, маячивший прямо по курсу, исчез. Подуло свежим ветерком.

— Пап! Ты где?

Морозов обернулся и вдруг понял, что совсем недалеко убрел от своего островка, за ним оставался видимый даже ночью след.

В полумраке виднелась светлая головка Андрюшки.

— Тут я… — хрипло ответил Игорь, стараясь лишний раз не шевелиться. Он вдруг как-то разом почувствовал ту страшную засасывающую силищу, которая потянула его вниз, в черную глубину. — Спи… Не бойся. Я… пописать отошел…

— М-м… Ладно… — сонно пробормотал Андрюшка и забрался под плащ.

Игорь завалился на бок, широко раскинул руки. Правой ладонью ухватил жесткую траву кочки. Осторожно подтянулся. Подгреб под себя левой. Трясина медленно, словно бы с сожалением отпустила его ноги. Чавкнула напоследок.

Выбравшись на сухое место, Морозов снял и выжал одежду. Ощупал себя и с омерзением содрал пиявок.

Дурно пахло гнилыми травами и болотным газом.

И никто больше не кричал. Огоньков тоже было не видать.

Чтоб хоть как-то унять дрожь, Морозов ходил туда-сюда, растирал замерзшие ноги и прислушивался к ночной тишине, втайне боясь снова услышать крик.

— Чертовщина, — произнес он наконец, выплескивая накопившуюся злость. Но тут же понизил тон, чтобы не перебудить детей. — Чертовщина… Развелась, понимаешь, чертовщина по лесам. Без человека. Совсем распустилась, сволота. Нежить, твою мать…

Он дрожал и матерился до самого рассвета. А утром отчетливо понял: загнанная «кальвадосом» в глубину организма болезнь вернулась. С подмогой. Ночная прогулка в трясину, мокрая одежда и обувь довершили дело.

Игорь тяжело кашлял, то и дело вытирал со лба испарину, но старался казаться бодрым. Он выпил немного самогонки, надеясь унять простуду, и повел свой маленький отряд дальше через болото.

Это был долгий и утомительный день, из которого запомнилось только одно. Посреди топи торчала черепичная, заросшая мхом крыша. А из чердачного окошка смотрел на мир ветхий, невероятно древний дед, с ввалившимися глазами и сухой, морщинистой кожей.

И до того жутким был его взгляд, до того сильно веяло от нею страшным бесконечным безумием, что Игорь даже подойти побоялся. Да и не смог бы — вокруг была сплошная жижа.

Чем старик там питался, застрявший между небом и черной водой, затопившей его прежнюю жизнь? О чем думал, очнувшись в пой жуткой ловушке?

Морозов шел и шел без привала, чтобы уйти подальше от страшного дома. Шел и шел, подгоняя детей. Шел и шел. Шел и шел…