Колин Уилсон - Паразиты сознания

Ситуация была серьезной. С ошеломляющей быстротой, проявляя зверскую жестокость, Гвамбе овладел Иорданией, Сирией, Турцией и Болгарией. Там, где его войска встречали сопротивление, мирное население уничтожалось тысячами. Разработанный для использования в атомной физике космический лучевой накопитель, плод совместной работы африканских и европейских ученых, после снабжения его геронизированньгм вольфрамовым отражателем превратился в орудие смерти. С этого момента сопротивления агрессору больше не было. За час до нашего возвращения капитулировала Италия, дав согласие на пропуск войск Гвамбе через свою территорию. Немецкие армии скапливались вдоль границы со Штирией и Югославией, но по-настоящему масштабного военного столкновения еще не было. Немцы угрожали применить водородную бомбу в случае, если Гвамбе осмелится пустить в ход лучевой накопитель, так что было вполне возможно, что теперь последует затяжная война с применением обычных вооружений. Система противовоздушной обороны США сбила уже четырнадцать мощных фугасных ракет, одна из которых подняла пожар в Лос-Анджелесе, не утихавший целую неделю. Американцам трудно было наносить ракетные контрудары, поскольку войска Гвамбе были рассредоточены по огромному региону. Но незадолго до нашего прибытия президент заявил, что впредь всякий раз, как только американской системой ПВО будет фиксироваться проникновение в воздушное пространство Соединенных Штатов африканской ракеты, на территории Африки будет уничтожаться один город средней величины. Всему миру было ясно, что это не та война, где кто-то надеется выйти победителем; всякая «ответная» мера является лишь очередным шагом навстречу взаимному уничтожению. Общее мнение о Гвамбе было как об одержимом страстью к убийству маньяке, представляющем одинаковую опасность как для собственного народа, так и для мира в целом. Весьма странно, но того, что Хазард в равной степени безумен и опасен, никто себе почему-то еще не уяснил. В течение двух недель, когда Гвамбе прибирал к рукам страны Средиземноморья, Германия и Австрия спешно проводили мобилизацию. Немецкие ракеты произвели большие разрушения в Кейптауне, Булавайо и Ливингстоне, но согласованных военных действий против Африки еще не было. Когда пошли слухи, что Хазард вводит на территорию Австрии передвижные ракетные установки для водородных боеголовок, к нему обратились одновременно русский премьер и американский президент с просьбой не применять ядерного оружия. Ответ Хазарда был уклончивым. Люди, по всему, полагали, что Хазард будет действовать благоразумно. Но мы-то об этом имели более подробное представление (равно как и президент Мелвилл; последний имел достаточно здравого смысла, чтобы держать свое мнение при себе).

Ракетопланом нас доставили в Вашингтон; в полночный час состоялся совместный ужин с президентом. Мелвилл также выглядел разбитым и больным, но полчаса пребывания с нами восстановили его душевные силы. Обслуживающий персонал Белого Дома проявил изумительную изворотливость, организовав из имеющихся в наличии продуктов импровизированный ужин на пятьдесят персон, накрыв для всей компании стол в большом обеденном зале. «Ума не приложу, как вам только удается сохранять такой безучастный вид», — были едва не первые слова президента, обращенные ко мне.

— Потому что, как мне думается, мы можем остановить эту войну.

Это, я знаю, было единственно то, чего ему хотелось услышать. Я не стал добавлять, что мне теперь стало как-то безразлично, уничтожит себя человечество или нет. Ощущать себя вновь среди этих жалких, сварливых, узколобых человеческих особей причиняло раздражение.

Он спросил, как мы думаем остановить войну.

— Прежде всего, господин президент, нам надо, чтобы вы позвонили на центральную телестудию и уведомили, что через шесть часов выйдете в эфир с сообщением для всего мира.

— Вы можете мне сказать, что это будет за сообщение?

— Точно сказать пока не могу. Но, по всей видимости, речь в нем пойдет о Луне.

В четверть первого ночи мы все стояли на лужайке перед Бельм Домом. Небо было обложено тучами, в воздухе сеялась холодная дождевая морось. Для нас это, естественно, не имело никакого значения: каждый безошибочно угадывал местоположение Луны, тяготенье которой ощущалось сквозь облачный слой.

Усталости никто больше не чувствовал. Возвращение на Землю наполнило нас колоссальным зарядом бодрости. Подспудно мы также догадывались, что войну теперь остановить будет нетрудно; иное дело, удастся ли сладить с паразитами.

Отработка маневра в космосе пошла на пользу. Имея под ногами Землю в качестве опоры, свести умы в параллелъ было легче легкого. На этот раз ни мне, ни Райху, ни Флейшману не приходилось кого-либо ограничивать или сдерживать. Единственно, чего мы могли натворить, это расшатать до основания Белый Дом.

Когда умы у нас сомкнулись воедино, возникло чувство невероятного упоения, ощущение такой мощи, какая мне покуда была еще неведома. Мне как-то сразу раскрылось значение фразы «Мы члены друг друга», только теперь в гораздо более глубоком, подлинном смысле. Мне представилось, что будет, когда жители Земли, научившись аналогичным образом объединять свою психическую мощь, установят постоянный телепатический контакт. Человек как «особь» перестанет существовать, а его силы в перспективе сделаются безграничны.

Слившись воедино, импульсы нашей волевой энергии разящим острием метнулись в сторону Луны, словно луч какого-нибудь гигантского прожектора. Увеличивать мощность путем вибрации на данной стадии мы не спешили. Само столкновение с Луной трудно передать словами. Мы напрямую ощущали оглушительное биение лунной вибрации, упруго несущееся по руслу канала ментальной связи, жгутом натянувшегося между нами. Шума, как такового, не было, но ментальный контакт был на несколько секунд утрачен: дезориентирующее психику излучение обрушилось на нас оглушающим хаосом. Вскоре мы вновь сосредоточились, и следующая волна о нас разбилась. Луч волевой энергии обхватил Луну, ощущая ее форму, как ощущается зажатый в ладони апельсин. Какую-то секунду мы пережидали, аккуратно и вместе с тем крепко ее удерживая. Затем, получая от нас с Райхом направляющие сигналы, группа сообща стала генерировать энергию, направленную исключительно на движение.

Создавалось впечатление, что разделяющее нас расстояние не играет никакой роли. Из этого я заключил, что мы обладаем силой настолько великой, что расстояние в четыреста тысяч километров для нее — это так, что камешек кинуть. Следующие двадцать минут мы проверяли истинность этого предположения. Проделывать такое надо было непременно медленно, чтобы не расходовать силы попусту. Гигант в пять тысяч миллиардов тонн весом тихонько покачивался, удерживаясь на ниточке земной гравитации, не в силах от нее оторваться. Получается, в каком-то смысле спутник был невесом, его удерживала своим весом Земля.