Наталья Турчанинова - Создатель кошмаров

— Я оставлю человека, если ты покажешь мне твою последнюю могилу.

— Зачем тебе это надо, Спиро?

— Покажи, — потребовала она, и по ее изломанному телу прошла дрожь.

Домиан задергался в объятиях ламии, я видел, как все сильнее наливается кровью сосуд на его лбу.

— Хорошо, — ответил я, прежде чем она случайно не задушила человека. — Я выполню твою просьбу. Отпусти его.

— Меняемся, — велела Спиро, и в ее голосе прозвучали внезапно почти исчезнувшие детские нотки.

Хорошее правило — не вести никаких переговоров с дэймосами, не идти на уступки, не поддаваться на шантаж, не играть в их игры. Прекрасно звучит в теории. Жаль, что в реальности это практически не осуществимо.

Я сделал еще один шаг. И Спиро, изломав тело под новым невообразимым углом, подалась вперед и протянула мне руку, больше похожую на ободранный ветром сук. Я помедлил всего лишь долю секунды. А затем сжал потрескавшиеся пальцы, тонкие, как спицы, они впились в мою ладонь, оплетая, срастаясь с ней, втягивая в себя. Она была очень сильной и наполнена неукротимой яростью. Даже несмотря на то что ее тело разрушалось. Ламия знала, что не выживет, но это ее не волновало.

— Почему ты не выросла за эти годы, Спиро?

— Так захотел Фобетор, — неожиданно гулко прозвучал у меня в голове ее голос.

«Задержка роста из-за гормонального нарушения, — подумал я машинально. — Скорее всего, синдром Гераны.[2] Врожденный дефект гена-рецептора соматотропного гормона, приводящий периферические ткани к нечувствительности при воздействии гормона роста».

— А теперь веди, — приказала ламия.

У моей ноги негромко хрустнуло что-то. Тонкая костяная пластинка, которую используют для игры на кифаре. По закругленному краю пошла едва заметная трещинка.

— Идем, Спиро, — произнес я, наступил на плектр и полетел вниз, увлекая вместе с собой ламию и ее жертву.

Этот полет-падение был гораздо короче, чем предыдущий. Декорации сменились быстро, почти мгновенно. Вместо величественного античного храма, наполненного дыханием уснувшего пожара, вокруг развернулось старое заброшенное кладбище. Неподалеку стояло полуразрушенное здание с провалившейся крышей. В зарослях сорных трав виднелись обломки замшелых камней. Возле одного из них — плоского, обколотого со всех четырех углов, покрытого сетью трещин, возвышалось уродливое, изломанное дерево с человеческим лицом.

— Эта, — сказал я, указывая взглядом на плиту у своих ног.

Ламия, не выпуская моей руки, наклонилась, вчитываясь в надпись. Целую долгую секунду она стояла не шевелясь, а затем вдруг покачнулась, вскрикнула. Пальцы, держащие меня за руку, начали медленно осыпаться мелкой трухой.

— Нет! Нет!!.. — закричала Спиро.

— Открой клетку! — крикнул я.

Но она меня уже не слышала.

Ее тело ссыхалось, таяло, выкручивалось, разрушалось. Продержаться чуть дольше и даже, быть может, спастись ей помогла бы немедленная смерть Домиана, а еще лучше и моя тоже. Но из тревожной пустоты кладбища выступил очень хорошо знакомый мне силуэт. Движение серпа в его руке было столь стремительно, что я не смог отследить тот миг, когда оказался свободен. А возле плиты осталось стоять болезненно искривленное дерево, напоминающее сгорбленную старуху. У его подножия лежал освобожденный Домиан.

Сновидящий повернулся ко мне.

— Благодарю, Тайгер. — сказал я, чувствуя, как на меня накатывает внезапная усталость.

— Благодари Талию, — ответил он, глядя на высохший древесный ствол, печально склоняющийся над могилой.

И я не смог понять, что тревожит его больше — гибель ламии, неизвестные мотивы, двигавшие ею, или то, что дэймосу удалось вырваться из-под его контроля.

Перековщик наклонился, поднял спасенного ученика и шагнул прочь, уходя из мира сновидения, который был почти такой же, как мой мир.

— Очень похоже, — сказал я, глядя ему вслед, но обращаясь к той, которая все это время должна была быть рядом со мной. Невидимая и неощутимая.

— В твоем мире меньше могил, — ответила Талия, выходя из полоски тени, падающей от дерева.

Не представляю, как ей удалось так быстро создать пространство сновидения, практически не отличимое от моего. Вряд ли когда-нибудь она ставила перед собой цель — досконально изучить расположение могильных плит на моем кладбище, оттенки света на ржавой решетке в оконном проеме здания и горечь полыни, плывущую в холодном воздухе…

И этого имени на камне в моем мире точно никогда не было, и быть не могло. Я смотрел на него, испытывая одновременно печаль, досаду и неутихающее чувство вины. Чтобы хоть немного заглушить их, я спросил:

— Для чего ей была нужна последняя могила?

— Не ей, а им, — задумчиво уточнила Талия. — Всем тем, кто стоял за этим покушением. Тем, кто заставил Спиро умереть.

— Но зачем?

— Я не понимаю, Мэтт. Пока не понимаю. Но уверена в одном, они не узнали то, что хотели узнать. — Она крепко взяла меня за руку и потянула за собой прочь из этого сна.

Я шагнул следом за харитой. Но оглянулся напоследок. Сухое дерево, в вечной скорби склоненное над растрескавшейся плитой под ним. И одно-единственное имя, выбитое на ней.

«Феликс»…

— Кого ты убил последним?

В голосе Талии не было ни осуждения, ни любопытства. Мы стояли среди берез неподалеку от кладбища, настоящего кладбища, в моем мире снов. Дул сильный, холодный ветер. Он безжалостно мотал тонкие ветви деревьев и свистел в обнаженных кронах. Под ногами похрустывал ледок, стянувший промерзшую землю.

— Ты же сама, насколько я понял, знаешь ответ, — сказал я. — Можно было и не напоминать мне.

Харита нахмурилась, глядя с легким недоумением. И я уточнил:

— Имя на могиле. Феликс. Совсем не обязательно было показывать мне его…

— Аметил, — мимолетным прикосновением руки Талия заставила меня замолчать. — Я не оставляла это имя. Когда я создавала плиту, она была гладкой, без единой впадины.

Теперь была моя очередь недоумевать.

— Значит, надписей не было?

— Нет.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

Я смотрел на хариту, но не видел ее, глубоко погрузившись в свои мысли. Можно было предположить, что имя на камне — послание от моего Фобетора. Напоминание или предупреждение. «Будешь двигаться в том же направлении, закончишь как твой учитель», или что-то вроде этого.

— Талия, ты очень спешишь или у тебя еще есть время?

— Мы можем побеседовать, — отозвалась она, непроизвольно ежась. Этот фрагмент моего сна был совсем не гостеприимен, хотя и не особенно враждебен.