Владимир Михайлов - 2012

Потом – одеться. Уложить в сумку всё, что может понадобиться для предстоящих после штаба двух дней жизни на отцовской даче, на пленэре, так сказать, – с купаньем, с прогулками по лесу. Запереть квартиру. Бросить сумку в машину. Доехать до заправки. Попросить мужика заправить машину, чтобы самой не пропахнуть бензином. Те самые пять литров, что стоят сто пятьдесят рублей.

Оттуда – в штаб. Если там ничего срочного – за руль и к отцу. За город. Там он творит в своём шалаше – один, как уже много лет, словно бы не думающий о том, что вот понадобится, чтобы кто-нибудь подал стакан воды, – и некому будет. Уповает на Господа.

К сожалению, возможное удовольствие будет сильно подпорчено. Потому что Тим не далее как вчера позвонил откуда-то и предупредил, что хочет встретиться. Для серьёзного, мол, разговора. Дескать, в его жизни происходят – или уже произошли? – очень значительные перемены к лучшему, «и поскольку ты, Анастасия, знаешь о моём отношении к тебе…» – и так далее.

Фу. Зануда. А главное – предотвратить его появление нельзя. Не вызывать же милицию. Да она всё равно не пришла бы. Наверное, он и в самом деле влюблён. Если только вообще способен на такие чувства. Но те месяцы, что мы общались, говорят о другом. Я ему нужна была для престижа – всюду таскаться с ним и надувать щёки. Повышать его рейтинг. Таков нынче мир. Служить у него вывеской. Странно: мне ведь это нравилось – поначалу. Вращаться в кругах. Производить впечатление. Получать предложения – явные или чуть замаскированные – на пересып. И удивление: почему отказ? Что, вовсе уж глупа?

Ну ладно, хочет полной ясности – пусть получает. Перспективы у него! Видала я его перспективы в белых тапочках. Да пусть его хоть президентом избирают – мне-то что? А ведь его вполне могут куда-нибудь избрать – или назначить. Время такое… смутное. Ясно ощущается: растёт сильное беспокойство, носится в воздухе. И слухи. Как вот этот, только что услышанный из достаточно серьёзного источника: вокруг Котовского снова возникает какая-то возня. Что, решили навесить ещё одно дело, какое оно будет по счёту – третье? Или наоборот – кто-то решил наконец прекратить грязную комедию и выпустить людей, виновных разве что в том, что оказались разворотливее прочих, но ухитрились при этом совести не потерять? Тёмыч, колонель, куда ты, к чёрту, подевался? Сейчас, как никогда, хочется чувствовать рядом крепкую опору. Не ловкача, не карьериста, а… Уже месяц, как ни словечка. Почувствуй: мне всё хуже становится без тебя. Сделай что-нибудь! Быстро!

…Ну, кажется, всё в порядке. Глаза, и так от природы достаточно большие, материнские, теперь, благодаря искусству, кажутся и вовсе огромными, бездонными, таинственными. Чёрными, длиннейшими, мохнатыми стали ресницы, потемнели брови, гладкой, матовой сделалась кожа. Можно выходить в свет.

Машина. Сумку небрежно швырнуть назад. Сесть. Опустить стекло. Тёмные очки. Ключи. Стартёр берёт со второй попытки. Надеты автомобильные перчатки. Врубить первую. Сигнал поворота. Снять с ручника. И – поехали.

И – приехали.

К заправке, как и было намечено. Однако на этом планы и исчерпались.

Хотя по дороге всё было вроде бы нормально. Пробки имели место, но время на них было заранее рассчитано, так что тут отклонений не возникло – по крайней мере не более пяти минут. Неприятности начались на колонке. Неожиданные и серьёзные. Для Анастасии, во всяком случае.

Во-первых, очередь на заправку оказалась неожиданно большой. По меньшей мере странно. Заправка была не магистральной, а далеко в стороне, маленькой, и никогда тут больше двух-трёх машин не скапливалось. А сейчас их было не меньше дюжины.

Но это была ещё не беда. Что дела обстоят хуже, чем показалось сначала, она поняла лишь бросив взгляд на табло с прейскурантом. Цена выросла сразу процентов на тридцать. Хотя ничего такого, похоже, не предполагалось, даже слухов, обычно предшествующих событию, не возникало. А теперь получалось, что если брать всё те же пять литров – а меньше никак нельзя было, – то придётся обойтись хлебом и водой всю предстоящую неделю.

…Когда подошла, наконец, её очередь и давно знакомый заправщик по имени Отец Фёдор кивком поздоровался с постоянной клиенткой, она не удержалась, выразила обиду:

– Вы же вроде не с большой дороги, что же вдруг занялись грабежом?

Фёдор не обиделся, но и не усмехнулся – а обычно он всегда разговаривал с этакой ухмылочкой, как мудрец, всё знающий, с несмышлёнными человечками. Слегка пожал плечами, свинчивая пробку, и проговорил серьёзно и даже с некоторой озабоченностью в голосе:

– Со вчера подвоза нет. Последнее заливаю. Ещё десяток заправлю – и хана, досуха. Тебе сколько?

– Пять, больше не надо. Что же, будешь терять клиентуру?

– Куда они денутся!

– Конкуренты перехватят.

– Не. У них всё так же, мы перезваниваемся. Вообще подвоза нет.

– Не помню, – сказала она, – чтобы в Москве такое было.

– Да говорят, там что-то…

Он не договорил: сзади сердито засигналили. Закрыл бак.

– Катись счастливо.

На этот раз завелось сразу.

А у Тима, занимавшего в мыслях и чувствах Анастасии не самое заметное место, перспективы и на самом деле возникли – ну, не скажем, что такие уж радужные, но, во всяком случае, многообещающие. И, к его чести, не случайно они появились, а благодаря его собственному уму и энергии. По заслугам.

Хотя на первый сторонний взгляд Тимофей Кузьмич Гущев в консалтинговой фирме, где зарабатывал себе на хлеб с намазкой, до сих пор на общем фоне политтехнологов невысокого ранга ничем не выделялся. Крупных кампаний ему не доводилось ни задумывать, ни планировать, находился он, как говорится, на подхвате, мастера этого дела его как-то не замечали, потому, может быть, что никто за его спиной не стоял и не продвигал, не был он ничьим сыном, ни даже племянником, хотя бы троюродным. То есть родители у него, конечно, имелись, всякой другой родни тоже хватало, но все они были такими людьми, которых, в их глухой провинции, сверху даже в упор и в микроскоп не видят. А это ещё хуже, чем если бы их и на самом деле не было, а был бы он младенцем найден в подъезде генеральского дома на Тверской. Тогда можно было бы конструировать своё происхождение, существовала бы некая таинственность, которая всегда привлекает. А если ты появился на свет законно и откровенно в районной больничке далеко-далеко, где кочуют туманы, то пробиваться можно только локтями и зубами. Если, конечно, чувствуешь, что и способностей, и воли, и энергии в тебе столько, что им просто необходим настоящий простор, иначе они тебя сожгут изнутри.

Но вот, похоже, пришла пора…

Тим снял трубку и набрал номер. Ответили не сразу, и Тимофей уже испугался было, что упустил время и нужный человек отправился уже «на верха», как он это называл, – чаще всего то была мэрия: общаться с сильными мира сего, ловить ветер и вовремя напоминать о существовании фирмы, готовой к услугам. Уедет – и поймать его сегодня окажется и вовсе невозможно.