Сергей Ересько - Казус бессмертия

Уши, находившиеся в воде, стали улавливать какой-то шум. Звуки приближались. Шрабер перевернулся на живот и осмотрелся. От берега в его направлении быстро плыли три человека. Они находились уже метрах в тридцати. Двое из них – молодые люди с атлетически развитыми плечами. Третий, плывущий впереди остальных, оказался знакомым. Это был Макс Ковальски. Хищные, горбатые носы всей троицы шумно рассекали воду и были похожи на форштевни боевых дредноутов. У Пауля замерло сердце. Они плыли с решительным и грозным видом. Так корабли английской эскадры подходили к одинокому, практически обездвиженному немецкому линкору «Бисмарк», горя мщением и зная заранее о предстоящей, наконец-то, победе. Моряки «Бисмарка» прекрасно представляли, что они уже обречены, но приняли последний бой и доставили врагам массу неприятностей. Шрабер не мог поступить так же. Попытаться уплыть было нереально. Старость не сравнится с молодостью ни в скорости, ни в выносливости. И оружия для последнего боя у Пауля не было. Ни крупнокалиберных, как у «Бисмарка», орудий, ни – даже самого завалящего кухонного ножа. В голове возник хоровод отрывочных мыслей: «Надо было уехать с утра… а может, пронесет?.. зря коньяка не попробовал сегодня… у-у, еврейские морды!.. вот тебе и бессмертие… выживу – напьюсь, как свинья…»

Троица настигла Шрабера. Ковальски остановился прямо перед ним и принялся отплевываться и сморкаться. Двое других быстро и профессионально заняли место позади Пауля и затихли. Ковальски, отдышавшись, взглянул Шраберу в глаза и заговорил на хорошем немецком языке:

– Ну что, палач, пожил вволю? Мы знаем, кто ты такой и ты об этом догадался. Не удалось нашим людям тебя наказать тогда, в пятьдесят восьмом году, в Буэнос-Айресе. При встрече скажешь спасибо своему мертвому дружку Эйхману. Сил хватило только на одного. Тебя обнаружили нечаянно. Решено было поймать одного зайца, а за тобой вернуться позже. Но ты потрясающе ловко сбежал. Возмездие немного затянулось…

Шрабер шевелил руками, держась на плаву, и молчал. Говорить было нечего. Макс, сжав побелевшие от ненависти губы, продолжил, цедя слова:

– Согласно ордеру, выданному Интерполом, тебя разрешается убить при задержании. Но мы не будем тебя убивать. И доставлять в Израиль не будем. Показательного процесса над Эйхманом хватило. Поэтому мы тебя утопим. Ты – не человек. И рядом с людьми тебе делать нечего. Что-нибудь желаешь сказать напоследок?

Шрабер молчал. В глазах его застыло какое-то непонятное и тупое удивление. Ковальски долго ждать не стал:

– Ну, раз у тебя нет слов, то отправляйся к любимому фюреру. Там ты встретишь многих своих друзей-нелюдей, и вы проведете съезд истинных арийцев. Прощай!

Один из атлетов, находившихся сзади, резко нырнул и, сильными кистями рук сжав лодыжки Шрабера, дернул того под воду. Второй навалился сверху. Ковальски также использовал свое тренированное тело для помощи товарищам. Через минуту все было закончено. Все трое вынырнули на поверхность. Ковальски для верности еще пять минут держал рукой голову Шрабера под водой, не давая ему всплыть. Потом троица бросила труп на произвол воды и поплыла к берегу.

Люди, находившиеся на пляже, ничего подозрительного не заметили. Группа молодых парней резвилась в воде в двухстах метрах от берега и, устав, приплыла обратно. А сколько их было – никто не считал.

Возвращение в сознание было ужасным. Пауль Шрабер открыл глаза – и ничего не увидел. Он попытался определить время суток и, – не определил. Тело свое он ощущал только фрагментами. Дико болели голова и ноги. Грудь разрывало так, как будто ее терзали раскаленные клещи. Шрабер инстинктивно подтянул колени к животу, абсолютно не чувствуя их, встал в позу вареной креветки, приподнял голову, и принялся фонтаном извергать из глотки воду и остатки некогда такого вкусного завтрака. Его рвало долго и мучительно. Спазмы били его, как разряды электричества. И когда ему стало казаться, что он вот-вот захлебнется в потоке своих извержений, все неожиданно закончилось. Пауль рухнул на землю и отключился…

Спустя некоторое время к нему начали возвращаться чувства. Он неожиданно осознал, что глаза у него забиты песком и доносящийся сзади шум означает плеск волн. Шрабер начал медленно сползать назад. Наконец, ноги его коснулись небольшой набежавшей волны. Он неуклюже перевернулся, сел и опустил ладони вниз. Как только они наполнились водой, Пауль принялся промывать глаза. Через две минуты он смог осмотреться.

Над Шрабером сверкало звездами ночное небо. Полная луна хорошо освещала пустынный мыс, на краю которого он сидел. Недалеко, не более километра влево, сверкал огнями город. Осторожно встав на ноги, Пауль сделал несколько пробных шагов. Это получилось с трудом. Тело слушалось неважно. Шрабер решил постоять на месте. Он высморкался и стал различать запахи. Точнее – один из них. Вокруг него гадостно воняло дерьмом. Других запахов не было. Скривившись, он провел рукой по плавкам сзади и, вляпавшись пальцами во что-то вязкое и липкое, догадался, что очищение организма происходило далеко не с одной стороны. Чертыхнувшись, Пауль стянул с себя плавки, швырнул их на песок, залез в воду по пояс и помылся. Выйдя на берег, он старательно обошел зловонную тряпку и направился в сторону дороги, где изредка мелькали огни фар проезжавших автомобилей.

Вдоль дороги тянулась узкая лесополоса. Шрабер, сверкая в ярком свете луны голым задом, шел по обочине, благоразумно ныряя к деревьям, когда мимо проносилась очередная машина. Хорошо, что их было мало. Пауль шел быстро. Его мучил вопрос, почему он жив? Он искал на этот вопрос разумный ответ. Если он был утоплен утром, а волны вынесли его вечером, то выжить было невозможно. Хотя, может, он оказался на берегу давно и лежал там до ночи, находясь в бессознательном состоянии? Но даже в бессознательном состоянии организм должен чем-то дышать. А если легкие залиты водой? Каким местом тогда получать кислород?

Пауль отогнал от себя дурацкие мысли и сосредоточился на дороге. Войдя в город, он стал пробираться к своему дому самыми тихими и безлюдными улицами. Пару раз даже пришлось прятаться за деревья и прыгать через низенькие заборчики, чтобы разминуться со случайными прохожими. Но все-таки ему удалось пройти никем не замеченному.

Свет в доме не горел. Все окна были распахнуты настежь, и ветер слегка шевелил занавески. Стараясь не шуметь, Шрабер забрался в одно из окон, так как ключ от двери остался в шортах на пляже, и где сейчас они находятся, было неизвестно. Опустив с подоконника ноги вниз, он сделал шаг вперед и, споткнувшись обо что-то, с жутким грохотом рухнул на пол. Пауль зажмурился и прислушался. В доме было тихо. Он встал на четвереньки и осторожно начал пробираться к столу. Уткнувшись в него лбом, Шрабер задрал вверх руку, судорожно пошарил по поверхности и, нащупав кнопку, включил настольную лампу. Тонкий знакомый луч осветил часть комнаты. В помещении царил разгром. Тумбочки были перевернуты, ящики валялись на полу, шкаф улыбался распахнутыми дверцами, и находившаяся в нем ранее одежда беспорядочными кучами лежала повсюду. Кое-где обои были отодраны от стен. Искали тщательно… Интересно, что? Бумаги? Записи? Документы? Шрабер злорадно усмехнулся, подумав о том, что искать надо было не здесь, а туда, где можно найти, кое у кого руки не дотянутся. Потому что коротки больно…