Владимир Полуботко - Двенадцатая нимфа

Неожиданно какие-то странные голоса привлекли его внимание: это было пение птиц. Голоса у них были такие, как будто они убаюкивали засыпающего младенца. Отец в изумлении отложил свою удочку в сторону и, оглянувшись на окрестные скалы, вдруг уставился прищуренным взглядом куда-то вверх. Присел на корточки возле сына и осторожно показал ему в ту сторону, откуда шли таинственные и необыкновенные звуки.

— Посмотри туда, — прошептал отец. — Видишь вон тех птиц?

Маленький Вальтер посмотрел сначала в голубые глаза отца, которые выглядывали из-под сильно надвинутых жёлтых бровей и только потом глянул в указанном направлении. И только тогда увидел на ветвях дерева, свисавшего над ущельем, двух или трёх птиц с длинными красивыми хвостами.

— Это они поют! Тебе нравится, да?

Вальтер молча кивнул, и оба они ещё долго потом слушали это необыкновенное пение. Оно разносилось по ущелью гулким эхом и словно бы уносилось куда-то вдаль…

— Откуда же они взялись? — задумчиво проговорил отец. — Я таких птиц никогда не видел раньше…

Позже, много лет спустя, Вальтер будет рассказывать отцу тот эпизод во всех подробностях, но отец будет в ответ лишь плечами пожимать:

— На рыбалку я с тобою ходил — это я прекрасно помню, — подтвердит он. — И плоский камень — это было наше любимо место. И то дерево, которое склонилось над пропастью, — оно там до сих пор растёт. А вот только птиц никаких не помню… Да и какие там могли быть птицы? Мы ж на рыбалку с тобою ходили! Нам было не до птиц.

Вальтер пытался что-то доказывать отцу, но тот только смеялся:

— В детстве чего только не покажется. А ты у нас всегда был выдумщиком: вечно придумывал какие-то истории и рассказывал мне и маме.

Вальтер проснулся у себя в камере и долго лежал с открытыми глазами, вспоминая тот случай с птицами. Не хотелось ни о чём больше думать, ни о чём беспокоиться — пение птиц, которое всё ещё звучало в его ушах, убаюкивало и заставляло забыть все жизненные невзгоды…

И потом он снова заснул.

И снилось ему теперь уже не рыбалка на реке Нежеголь, а продолжение той самой истории с переходом в нынешнее обиталище эйнов. Они были в каком-то храме — в большом и высоком белом здании с колоннами, где посреди круглого зала возвышалась на мраморном постаменте золотая статуэтка, изображающая молодую женщину с красивыми крыльями за спиною.

Собаку в храм не допустили, но трое мужчин и пятеро детей стояли перед каким-то седовласым старцем, который говорил им что-то очень важное. Во сне Вальтер лишь с трудом различал его слова, но понимал, что это какое-то напутствие. Рядом со старцем он увидел и тех четырёх странников, которые однажды посетили его дом — во сне или теперь уже не во сне — разве теперь поймёшь?

Старец сказал:

— Вам следует вернуться домой и никогда больше без нашего особого приглашения сюда не приходить. Кое-кому из вас и вовсе здесь нечего делать.

Дерзкая Сигруна спросила:

— А можно узнать — кому?

Старец, вскинул бровь от изумления при этих словах дерзкой девчонки и молча указал серебряным жезлом в сторону Це-Фона.

— Но почему? — закричал было мальчик, но старец одним властным движением растопыренной ладони велел ему замолчать, и тот сразу сник. — Я хочу быть таким же, как остальные дети, — пробормотал он.

Голубые глаза старца сверкнули насмешкой:

— Ты не можешь быть таким же, как эти дети, потому что ты не человек, а механизм.

— Это как же это? — удивился Це-Фон.

— Ты биологическая машина. Биоробот. Механизм, загримированный под настоящего человека. Так же, как и твои предки, включая и твоего знаменитого прадеда. Вы все биороботы, а не настоящие люди. Вы внедрены на эту планету в качестве эксперимента, который проводила в древности одна не удавшаяся инопланетная цивилизация. Ныне она уже не существует, но однажды запущенный эксперимент — продолжается, и он не принесёт ни славы, ни доброй памяти тем, кто его затеял. А тем более — пользы людям.

— Это неправда, — закричал Це-Фон. — Мне мой прадед всё время твердил мне: мы не люди, мы не люди, мы что-то совсем другое! Но я знаю, я всегда знал: это неправда! — Мальчик заплакал, но потом протёр слёзы и сказал твёрдым голосом: — Если даже я и не человек, то я хочу стать таким же, как и все остальные люди!

Старец возразил:

— Если ты и в самом деле захочешь стать человеком, то ты им всё-таки станешь. У тебя ещё будет одна такая возможность. Только одна, не упусти её!

— Конечно, я её не упущу! — радостно закричал Це-Фон.

— Посмотрим. Но пока — не издавай больше ни звука! Ты здесь никто!

Це-Фон обиженно насупился, а старец продолжал:

— Когда вы вернётесь домой, — сказал он, — вы забудете о том, что здесь с вами было и что вы здесь увидели. Если с вами в жизни случится что-нибудь очень важное и решительное, то вы вспомните об этом своём посещении нашего мира, но только во сне и никак иначе. И это воспоминание поможет вам принять верное решение. А сейчас: наши люди отведут вас назад. Сразу после выхода из пещеры вы всё забудете. Когда вы вернётесь к себе, живите хорошо и по совести в своём мире…

Вальтер, выслушав всё это, не нашёл ничего более разумного, как спросить:

— А почему ваша морская нимфа — крылатая? И почему она золотая, а не серебряная, ведь вы же всегда ценили серебро дороже золота?

Старец ответил:

— Тебе это так важно знать?

— Да, очень! — дерзко ответил Вальтер.

— Во-первых, она такая же наша, как и ваша. Она объединяет наши два мира и покровительствует им обоим. А во-вторых, она такая же морская, как и небесная. Её удел — пролетать над Океаном, а если надо, то и погрузиться в него… Она и над сушею летает, и на землю может опуститься, но, поскольку самое главное на свете — это вода, то большая часть её забот касается именно воды и всего того, что с нею связано. Например, мореплавателей или рыбаков… Можешь не сомневаться: она тебя уже заприметила и не оставит тебя своим попечительством.

Вальтер пробормотал в ответ:

— А я почему-то и не сомневался никогда в этом.

Старец улыбнулся в ответ на эти слова.

— А почему золотая, а не серебряная? — сказал он задумчиво. — Да просто потому, что серебро мы тратим на изображение наших самых главных богов.

Вальтер проснулся. Его окружала всё та же самая камера. Первая его мысль была: «Я в тюрьме». Вторая мысль: он разом всё вспомнил. Подумал: «Ну вот, они мне велели всё забыть. А я не забыл! Значит, моя воля — сильнее их воли!» И третья мысль: он вспомнил, что можно с лёгкостью освободиться, но лишь при условии, что он попадёт в подчинение нифонцев. Подумал: «Меценат — робот, а эти-то хотя бы люди, и это хоть как-то утешает», но потом ему в голову закралось новое сомнение: может быть, и они тоже не люди, а биороботы? Больно у них всё чётко получается: действуют только по команде или по существующему у них распорядку, ничего сами никогда не изобретают, а берут только чужие открытия и успешно внедряют их у себя. А древнюю цивилизацию эйнов перебили ведь именно они… И как же я к ним пойду? Ну, уж нет!..