Наталия Сова - Королевская книга

— Толкование событий вы восприняли от Серафима, Ирина. Неудивительно, что о многом у вас сложилось превратное представление. Серафим, скорее всего, говорил вам о двух соперничающих организациях, часто употреблял слово «миры», рассказывал душераздирающие истории о борьбе за власть над этими так называемыми «мирами»… Я это слово не люблю, предпочитаю — «территории». Меньше пафоса и гораздо ближе к действительности. Согласитесь, есть разница между фразами «в мой мир проникло Зло» и «кто-то хулиганит на моей территории».

Я согласилась.

— Я постоянно поражалась его умению столь драматично представить работу двух организаций, чьи методы немного различаются между собой, только и всего, — продолжала Джайв. — Задачи Клуба и Центра одинаковы — не допускать бедствий на вверенных нам территориях, вовремя выводить авторов из творческого кризиса и так далее. Это в идеале, конечно. Ваш случай был крайне далек от идеала, почти безнадежен. К чести Серафима, он принял во внимание это «почти» и взялся за дело, хотя любой другой на его месте объявил бы территорию и автора потерянными и закрыл бы проект.

— Как — закрыл?

— Наглухо. Как закрывают дом, предназначенный под снос. Непонятно?

— Допустим, понятно.

— Я рада. Итак, великолепный Таор Арнет взялся за безнадежное дело, но было еще одно обстоятельство — он начал выполнять чужую работу. Точнее — мою. Не удивляйтесь, Ирина, именно я изначально отвечала за эти руинированные пейзажи, за этих обезумевших героев. Именно я должна была вам покровительствовать. Вдохновлять и так далее.

— Вы? Меня? Вдохновлять?

Она рассмеялась, сказала, смеясь:

— Угу. Я примерно так же отреагировала, когда мне поручили это задание: «Я? Вдохновлять? Ее?» Увы, Ирина, вы как автор были мне абсолютно неинтересны, а работа с вами лишена каких бы то ни было перспектив. Серафим слишком любил Антар, не желал понять, что эту территорию давно пора списать за полной негодностью, и упорно поднимал ее из руин и пепла. Я разрывалась между его чокнутыми королями и абсолютно бесперспективным автором… Вы гробили территорию, она гробила вас, и разорвать этот круг не было никакой возможности. Помучившись пару лет, я ушла из проекта и отыскала более подходящую работу.

— В другой организации, — уточнила я.

— Верно, в другой. Таор занялся моим делом сам. Это был вызов, и я его приняла. Вот тогда-то и началось самое интересное.

И Джайв, блестя своими чудными глазами, поведала об увлекательной игре, развернувшейся между ней и Серафимом, игре, напоминавшей шахматную партию, но намного более сложной, ибо каждая фигура на поле обладала собственной волей, да и само поле быстро и непредсказуемо меняло свои свойства. И как это занятно — у каждого из двоих игроков собственный неповторимый облик, своя легенда, свои излюбленные приемы атаки и защиты. И вот игра приблизилась к своему завершению.

Я поморщилась. Шахматная партия — пошлое, избитое сравнение. И самое неприятное — под этим подразумевается противостояние двоих людей, манипулирующих чужими судьбами, в том числе и моей. Но было еще что-то за этим рассказом. Джайв умалчивала о главном, что позволило бы мне понять первопричину происходящего.

— Решающий ход Серафим сделал первым. — Джайв снова улыбнулась. — Он нашел вас.

Я почувствовала, что неумолимо краснею.

— Я знала, что он использует традиционное безотказное средство вдохновить вас — влюбленность, но надеялась, что не успеет. Однако вы жаждали любви, вы были готовы влюбиться и вы влюбились. Он поразил вас с первого взгляда?

Она рассмеялась тихо, мелко, не размыкая губ:

— Он безупречен. Бездна обаяния. Ему удается вызвать у людей нужные чувства с первой же минуты. Особенно у молодых — и не очень молодых — писательниц. Они начинают верить в настоящую любовь… Начинают безумствовать, бросают все, принимаются бойко марать бумагу. Он неизменно добивается вдохновенной и плодотворной работы автора. Простите, авторши.

Драка двух женщин — безобразное зрелище, подумала я, глядя ей в переносицу. Драка двух женщин на глазах у мужчины — зрелище вдвойне безобразное. Я глубоко вдохнула и длинно выдохнула. Спокойно, спокойно…

— Я понаблюдала за вашим идиллическим сотрудничеством и сочла за благо, чтобы королевский советник немного отдохнул. Вы начали писать историю заново, хоть и видели, что в книжке не хватит страниц. И не хватило! — победно молвила она. — Финал вы будете наблюдать воочию. Я для этого вас сюда вызвала.

— Постойте-постойте, — сказала я. — Вы сказали — от меня зависит судьба Серафима.

— Я сказала неправду — надо было как-то заманить вас сюда. От вас уже ничего не зависит.

Джайв неотрывно смотрела на меня с какой-то странной улыбкой. И под ее взглядом что-то начало проясняться в моей голове, что-то вырисовываться.

Я вдруг вспомнила, что видела точно такую же улыбку — в зеркале, в тот вечер, когда слушала в пустой квартире проникновенный голос, напевавший: «В далеком странствии твоем…» Улыбка брошенной женщины.

— О господи, — пробормотала я. — Вы с Серафимом… когда-то были вместе?

Будто не слыша, она продолжила:

— С некоторых пор я забочусь о том, чтобы ни один его проект не завершился успешно. Поскольку я сильнее, мне это удается. Вы увидите очередной провал.

— Вы не сильнее. Просто не гнушаетесь использовать запрещенные приемы.

— Существует масса способов вывести соперника из игры. Я выбрала самый грубый и болезненный. Ты пока не понимаешь. Поймешь позже, когда он завершит свою работу и вежливо попрощается с тобой. Я была автором, я была на твоем месте!

— А я — на твоем. От меня муж ушел…

Пронзительный взгляд Джайв на миг смягчился.

Но только на миг. Она откинулась на спинку кресла и с удовольствием произнесла:

— Меня это почему-то не удивляет.

— Надо же, как пафосно ты начала: территории, политика организаций, антикризисные программы, финал игры… — Я усмехнулась. — Столько слов, а все просто, оказывается — ревность, месть…

Она стремительно поднялась и, не оглядываясь, прошла к двери. Звук ее шагов отдалялся на лестнице, когда Олан наконец вышел из оцепенения и сказал:

— Все зло в мире от женщин.

— Не бойся, я с тобой, — ответила я.

— Я не боюсь! — не понял юмора и обиделся он.

Мы вышли на пустую площадку перед дверью и начали спускаться вниз.

Олан заозирался в тускнеющем свете. Я наблюдала, как он пробует ногой ступеньки и перегибается через перила, в точности повторяя мои давешние действия. Лицо его впервые обрело ясное выражение — недоумения и растерянности, глаза округлились.