Александра Ковалевская - Война Моря и Суши (litres)

Сияющую сферу заполнило жизнерадостное искристое нечто, сравнимое разве со смехом, – если у бестелесных возможен смех.

С ближайшим караваном омега-транспортов Валевский поднимался на поверхность, и, возможно, навсегда. Эта мысль угнетала. Озарение, пришедшее в квартире Зелмы при виде стихотворной строфы, подсказало способ, каким можно попытаться спасти инсуба. «И дым отечества нам сладок и приятен…» «Ритмически организованная речь есть ключ к управлению сознанием, – читали студентам университета, среди которых когда-то был и юный Артемий. – Человечество когда-нибудь вернётся к стихоговорению, как уже было на заре эволюции, и таинственный сензарский язык – на самом деле праязык поэзии: так плотно он был насыщен информацией и эмоциями. А истинная, талантливая поэзия современности лишь попытка приблизиться к совершенству праязыка…»

Как бы то ни было, всё началось с герценовской бессмертной строки, а завершить дело должен визит в химическую лабораторию на поверхности. Арт или убьёт Марка Эйджи, или вырвет из стен электронной тюрьмы. Окончательное решение он получит от самого Марка. Получит – в этом Арт не сомневался.

Знать бы ещё, что означали слова Оракула? Валевский прекрасно помнил начало: голос поведал ему о лунных питри. Но что именно, Арт помнил смутно. Ему пришлось подсесть к оптикону и самостоятельно искать информацию в поисковике. И теперь Арт знал легенду о питри и их великой жертве. Но за этим не стоило ходить к Оракулу.

«Ты повёлся. Признайся, ты просто повёлся. Взыграло непомерное эго: ведь тебя ждут, исключительный Артемий Валевский!»

Но было ещё кое-что. Например, откуда он знает совершенно точно, как выглядит камера-капсула Эйджи? И, страшнее пустых светлых стен, – непроницаемый экран вокруг сознания; ясное, почти физическое ощущение отрезанности от остального человечества. Как будто разум, словно о-флеш, выдернули из разъёма?

Он уверен, что в своих снах переживает всё, что чувствует Марк.

Напоследок Оракул сказал: «Будущее между Морем и Сушей».

Немного же вынес он после второго визита!

Но, возможно, это сказано о нём и Эйджи: обоим предстоит в Надмирье начинать всё с нуля.

Неожиданно Зелма Даугава решила последовать за Валевским.

«Я нужна Марку», – как всегда, скупо объяснила она.

И Арт принял объяснение.

Мать Эйджи доверила Зелме все свои сбережения ради спасения сына. «Ты только будь с ним, девочка! Не оставляй его, – просила Анна. Её густо подведённые глаза предательски повлажнели. – Я уже слишком взрослая, чтобы решиться на это…» – она показала пальцем вверх. Светской львице нелегко далось признание в своей слабости.

Лена…

Самым нелёгким оказалось узнать решение сестры.

Лена с мужем скоро тоже поднимутся на поверхность. Чтобы навсегда расстаться с Артемием, с рифами, с планетой. В Колониях заговорили о проекте «Лунные питри» как о неизбежном будущем подводного человечества, и общество разделилось. Число сторонников исхода в космос росло день ото дня, они считали, что только переселение подводников избавит от противостояния с внешним человечеством. Тасманийские космодромы скоро будут готовы отправить первых колонизаторов Луны.

«Я хочу быть рядом с моим мальчиком, с моим Сергунчиком. Я уверена, что там буду общаться с ним», – утверждала Лена, выбившая себе место в первом и пока единственном лунном экипаже, как мать героя войны Серого Валевского. Собственная идея не казалась ей фантастической. Артемий не стал переубеждать. Наверное, так же решили и те, кто отбирал первых селенитов. Вера в невероятное изменила и окрылила сестру, и она спешила к новой высокой цели.

А Арт… Арт снова оставался в одиночестве, провожая из своей жизни ту, которую любил как мать.

«Вера и надежда – вот что работает по-прежнему. Все вокруг верят и живут своей верой. Зелма верит, что только ей по силам дождаться Марка. Лена верит в новую встречу с сыном. Дружище Марк, должно быть, верит и надеется на спасение. Во что верю я? В пятьдесят процентов успеха своего предприятия. Но, как разумный человек, не могу не учитывать вероятность провала: Марк не выживет, Марк откажется… Верить в математическую вероятность – это совсем не то. А другой веры не дано. Есть ещё любовь. Говорят, она рядом с верой и надеждой. Но не рядом со мной.

«Будущее между Морем и Сушей».

Может быть, мне пора поверить Оракулу?»

«Воздух. Я сам несколько раз дарил его незнакомым сидельцам тюрем: это такая игра в милосердие, чтобы в счастье и довольстве подводники не забывали, что кому-то сейчас очень и очень хреново.

Воздух меняется два раза в сутки, потом его слегка подкачивают, поддерживая химический состав. Мне приходится выходить в клозет и пережидать полминуты, пока продувают камеру, затем с коротким хлопком её заполняют снова.

Сегодня что-то случилось: воздух принёс запах моего кити. Я не мог перепутать запах кошачьего хвостика, тем более после нескольких месяцев абсолютно стерильной, без единой молекулы ароматов, атмосферы, созданной для персонального тюремного пузыря. У меня острый нюх, и это – среди подводников, поголовно чувствительных к запахам. Даже духи в подарок девушкам я выбирал сам. Это были дорогие и изысканные благовония из лавки египтянина. По крайней мере, торгаш уверял, что его предки занимались парфюмом ещё со времён фараонов…

Что и говорить: с каким нетерпением я ждал нового продува!

И был вознаграждён.

На этот раз мне прислали аромат, витавший в Эдеме: месте вечного праздника, красивых девушек, музыки, выпивки, всех этих цветов и насекомых, позирующих в зелени листвы… В прекрасных воспоминаниях, вдыхая амбре от огромных розовых кустов, название которых так и не удосужился узнать, я провёл упоительную ночь.

Дружище, узнаю тебя: только ты мог подарить мне на следующий день неподражаемый запах коктейля «Дважды А» – «Атомная Антарктика»!

Теперь бренность наполнилась смыслом.

Я словно медленно разговаривал с Артом. И начали мы, как водится, с воспоминаний.

Через неделю, волшебную неделю, воздух принёс нечто другое: запах псевдобумаги, громоздящейся вдоль стен на бесконечных стеллажах от пола до потолка.

Я насторожился.

Сердце билось учащённо, когда пришло время вдохнуть следующее послание: сложный и свежий дух морской поверхности, беспечной юности и свободы.

И я понял, что на планету вернулся мир.

Этот счастливый аромат, с разными вариациями, Арт слал мне дважды. Потом пришёл стерильный воздух: он просил приготовиться.

Следующий, ночной продув принёс горький запах дыма и пепла. Пахла роба моего отца. Её переслали маме вместе с последним письмом от него. Он сообщал, что пожар на западе Канады укрощён, и нежно прощался с нами. Отец – уникальный специалист по химической защите от пожаров: и на суше, и на море, и в рифах.