Александра Ковалевская - Война Моря и Суши (litres)

Следующий, ночной продув принёс горький запах дыма и пепла. Пахла роба моего отца. Её переслали маме вместе с последним письмом от него. Он сообщал, что пожар на западе Канады укрощён, и нежно прощался с нами. Отец – уникальный специалист по химической защите от пожаров: и на суше, и на море, и в рифах.

Был.

Он погиб как герой.

И этот запах – дым неведомой и легендарной родины прапредков…

Валевский – ты башковитый, отчаянный мужик!

У меня есть выбор: умереть с сознанием того, что послужил человечеству, или пересидеть в узкой щели клозета двенадцать часов, пока автоматика не подаст новую порцию воздуха. Не сомневайся, я охотно приму смерть в твоём дыхании, дружище. И что-то подсказывает мне, есть шанс –

Связь между ним и Эйджи в момент перехода к мнимой смерти станет особенно тонкой. Откуда это ему известно? Какая разница! Вера движет горы. Арт обдумывал, что ему делать в момент «перехода», – дружище Марк, ведь это жизненно важно для тебя.

Сон?

Нет ничего хуже, чем отключиться и плыть в потоке неконтролируемых мыслей и таких же эмоций; сон отменяется.

Но что тогда?

Музыка, пожалуй, лучший вариант, как ни посмотри. Артемий любил музыку: инструментал и хороший вокал. Марк всему предпочитал многоголосое пение. Пел акапеллой в джаз-ансамбле и подавал очень серьёзные надежды: «Вау-дубды-дубды-ду-уу…» Анна Эйджи здорово доставала его, расписывая будущему инсубу Главного Управления блестящее сценическое будущее. Спасало только вмешательство отца, отвоёвывавшего одарённого сына у нежно любящей матушки, слишком западавшей на всё, что хотя бы пахло гламуром. Марк рассказывал об этом со смехом – в то, довоенное время их жизни, когда оба могли хохотать вечер напролёт…

Арт совсем не удивился, когда сразу за решением слушать музыку ему на глаза попалась афиша с концертом Марии Хосе Агилар.

Дива, занозой сидевшая в сердце Валевского, даёт серию парадиз-концертов на чилийском побережье, и агент Борджия здорово поднялся, судя по стоимости билетов.

Валевский вспомнил, что агент задолжал ему один входной. Отбросив гордость, позвонил: время концерта совпадало с вечерней сменой воздуха в подводной тюрьме Эйджи.

Вместе с ним на концерт Агилар пришла Зелма. Её университетского образования на кафедре химического контроля воздушной среды вполне хватило, чтобы профессионально провести переговоры с местной лабораторией, специализировавшейся как раз на «особых» химических заказах и сотрудники которой не очень любили огласки. Дальше вчерашний «белый воротничок» Валевский умудрился проявить чудеса изворотливости, всё организовал сам, при этом удивлялся, что в рекордно короткий срок едва ли не сколотил из внешних партию спасения «парня, попавшего в передрягу».

И сегодня должен наступить час икс.

Эти двое волновались. Концерт был последней возможностью отвлечься и успокоить мятущиеся мысли.

Арт и Зелма сели рядом, держась за руки.

Такими увидела их Мария Агилар: сероглазый офицер и с ним изящная девушка с обложки журнала. Девушка была бледна, что довершало сходство с фарфоровой статуэткой. Её лицо слегка портила прозрачная маска респиратора, в которую подавалась обеззараживающая смесь из баллона-ингалятора. Так делали многие подводники, поднявшиеся на Сушу совсем недавно: какое-то время люди не могли расстаться со своей фобией.

У Агилар испортилось настроение.

«Мария! Мария, очнись! Ты всё навоображала! Не было и не могло быть ничего между вами! Тогда почему так больно в груди? Потому что ты придумала его. Ты ничего о нём не знаешь, даже женат ли он? Есть ли у него дети? А может быть, у него чудовищный характер? И ты не знаешь, как пахнет его кожа, вдруг – отвратительно? Или он скучный, желчный и ревнивый…

Но этот мягкий взор не может принадлежать злому человеку. Сердце не врёт. Сердце… Доктор Лу высмеяла бы тебя.

Пора на сцену, Мария. Соберись и перестань думать о невозможном!»

Она поискала глазами Борджия, больше некого: дочка и Лукреция остались в гостинице. И вдруг отметила, что у её агента тоже серые глаза.

«У него не такие глаза, не такие! Он смотрит прицельно, взгляд быстрый, оценивающий, сверкает сталью. И все считают его строгим и подтягиваются при одном его появлении, и вокруг сцены начинается деятельное брожение разбуженных насекомых – концертной обслуги. Я не хочу, чтобы рядом был деспот. Ну не деспот, но всё равно властный мужлан. Достаточно того, что он мой агент, вполне достаточно».

– Мне стало грустно… – неожиданно затянула она стоящему за кулисой Борджия, уткнулась взглядом в верхнюю пуговицу его рубашки и не поднимала ресницы.

– Что, если я начну концерт с печального «Одиночество вдвоём»?

Проницательный Борджия заметил, как порозовел кончик носа его дивы. «Эй, сеньора, ты чего расклеилась?» Он, пользуясь моментом, придвинулся к диве волнующе близко. Сказал:

– Одиночества вдвоём не бывает, моя крошка. Просто кто-то в паре не видит дальше пуговицы. А под пуговицей маленький пустячок – живой мужчина.

«И даже очень живой, если умудрился до сих пор не засохнуть рядом с тобой!»

Мария подняла удивлённые глаза.

Он назвал её «моя крошка». Мужичище с усами, бородой и шевелюрой, пахнущей ветром, – он ездит в авто с открытым верхом, и от этого у него загрубелая кожа лица и шеи, – откуда узнал, что именно этого ей хочется: чтобы приголубили?

А ещё он помнит, какие закуски Мария заказывает в ресторане. И дочка не ей, матери, а ему рассказывает свои маленькие дневные истории, когда агент порой заезжает за ними…

– Я хочу домой! – капризно и мелодично протянула она первое, что взбрело в голову, но взгляд уже сделался лукавым, призывным, и Борджия понял, что сегодня – их ночь.

«Если ты будешь вынуждать меня поститься по два месяца, я долго не протяну, дорогуша, – подумал Кассий. – Но ведь терплю. Вот стерва! Небось надула губы, увидев героического офицера рядом с другой. Знала бы, кто та сеньора, что бы ты запела?»

– Сей момент! – подыграл он диве, чувствуя, что всё равно готов делать любые глупости в присутствии этой женщины. – Поехали! Прямо сейчас. Чур, уезжаем вместе, значит, вместе выплатим неустойку.

– Что ещё за ерунда? – возмутилась Агилар, резко меняя тон и поправляя причёску. Он мог поклясться: специально же подняла две руки и выгнулась, чтобы его глаза упали в глубокую ложбинку меж грудей в вырезе платья…

– У меня работа, сеньор Борджия, не дождётесь! Это, между прочим, мой сольный концерт, и я могу подарить всем незабываемый вечер. И подарю! Всё, пора на сцену!