Константин Мартынов - «Ныне и присно»

К Шабанову протянулась показавшаяся невероятно длинной рука, опустевшая чашка вновь исчезла в кисе.

Сыйт обошел вокруг истукана, чтобы оказаться перед тем, что считал лицом. С невнятным бормотанием он опустился на колени, снял мох с неприметного бугорка… когда шаман поднялся, на ладони его лежал гладкий кварцевый шар.

— На-ко, — нойд подал камень Сергею и ткнул пальцем в обнажившийся бугор. — Сюда садись, на камень смотри, о хорошем думай…

— О че-ем? — пьяновато улыбнувшись переспросил Шабанов — кто знает, что здесь хорошим считается — может, врагам глотки резать?

Нойд скривился, возмущенный подобной непонятливостью. — Девку гладкую мял? О девке думай! О еде вкусной. Что нравится, то и думай!

Сергей припомнил синтетическую Наталью и уныло вздохнул — лучше и впрямь о еде… В руке Сыйта, как по волшебству возник бубен и загудел, зарокотал далеким громом… с рокотом бубна сплелся надтреснуто-гнусавый речитатив…

Шабанов прилежно вглядывался в кварцевый шар. в голове крутились образы родной семиэтажки, вечно замотанной матери, Леушина, с которым надо бы помириться…

Где-то на границе видимого мира, не прерывавший заунывного пения нойд подошел к терпеливо ждущему своей участи оленю… неуловимо-быстрый взмах ножа… кровь из вспоротой оленьей глотки хлынула на утонувший во мху постамент… смоченная алым напитком рука Сыйта коснулась каменных губ верховного лопарского бога… и снова зарокотал примолкший на полузвуке бубен.

От каменного истукана пролегла тень, сгустилась… холодная, странно-подвижная… Шар в руках потеплел, по молочно-матовой поверхности, щекоча пальцы, пробежали золотистые искры… Тень отделилась от подножия сейда, поднялась над землей… Вырезанный из клубящейся тьмы силуэт шагнул к Сергею, струящиеся руки жадно и властно потянулись к лежащему в ладонях Шабанова камню…

Сергей наклонился вперед, прикрывая сияющий шар телом. Ну, нет! Бог или демон, пусть сначала от кошмаров избавит! Раз и навсегда!

— Что ты хочешь, смертный? — сердито прошелестел призрачный голос. — Твои мысли скачут, как зайцы по тундре!

Ни громов, ни молний, ни труб архангелов… как занятый важным отец бестолково галдящему отпрыску.

Сейчас или никогда! Сергей дерзко глянул в текучее лицо Каврая.

— Домой хочу! В свое тело хочу! Надоела мне эта шиза!

— Домо-ой? — тьма запрокинула голову и беззвучно расхохоталась. Мир подернулся волнами ряби. — Где твой дом, смертный? Которое тело твое?

«Что за дурацкий вопрос?! А еще богом называется!»

— Не здесь и не это! — упрямо набычился Шабанов.

— Глупец! — голос Каврая звякнул металлом. — Разве дом это четыре стены? Разве тело всего лишь вместилище сожранной пищи? Хочешь найти себя? Ищи путь! И не тревожь меня больше!

Нависшая над Сергеем тень обернулась воющим смерчем и втянулась в кварцевый шар. Исходящее от него сияние мгновенно померкло, паутина трещин затянула поверхность, а еще через миг шар просыпался меж пальцев горсточкой праха…

— Новый делать придется, однако… — недовольно прогнусавил подошедший к Сергею нойд. — Что Каврай сказал, э?

— Сказал, что бы я сам… — растерянно ответил Сергей. — И домой не отправил… Как же теперь?

Нойд присел на корточки, шершавые пальцы уперлись в серегин подбородок, заставили поднять лицо.

— Зачем на тобурки смотреть? На мир смотри. Думаешь, Каврай шутки шутил? Вон она, твоя дорога! — нойд ткнул рукой куда-то вбок. — А куда она приведет, сам решить должен…

Шабанов поднялся. Ныли затекшие от долгого сидения колени, голова кружилась, в глазах плавали разноцветные пятна. Дорога? Сергей пошарил взглядом — за спиной начиналась почему-то незамеченная ранее тропинка. Над тропой, несмотря на прохладный ночной воздух, дрожало марево. Видневшиеся сквозь него каменные «праудедки» лукаво подмигивали.

Решить, куда приведет? Да чего здесь решать?! Валить отсюда пора! Лишь бы колдовство сработало!

— Ну, спасибо тебе, Сыйт! — заторопился Сергей. — Век помнить буду!

Сыйт насмешливо прищурился, сразу став похожим на своих «праудедков».

— Потом спасибо скажешь, однако, когда дом найдешь… настоящий дом! — зачем-то повторил он.

Сергей хотел поклониться, но передумал.

— Ты Агафью-то не обижай! — крикнул он уже с тропы.

Что ответил ведун — да и ответил ли? — Шабанов не слышал — тело облепило знакомой невидимой пленкой… Сергей напрягся, чувствуя, как преграда уступает напору. Еще шаг…

С грохотом отлетел в угол попавший под ноги стул. Сергей не удержал равновесия и повалился на пол, больно ударившись коленями о крашеный масляной краской паркет.

Подняться сразу не смог — комната внезапно дрогнула, поплыла, готовая вновь раствориться в небытии. Сергей выругался и встряхнулся, как пришедший с дождя пес — сквозь выцветший бледно-лиловый рисунок обоев медвяно проступали гладкотесаные бревенчатые стены… и широкая лавка у ближайшей, и резной ручной работы комод, и кровать, стыдливо выглядывавшая из-за широкой русской печи. Плетеного лоскутья половики то и дело проявлялись на тускло-коричневом паркете, чтобы вскоре снова исчезнуть…

Но даже не призрак русской избы вызвал сорвавшуюся с губ ругань — проклятое видение вовсе не казалось чем-то менее родным и привычным, нежели знакомая с детства квартира в обшарпанной «сталинке».

За призрачной печью послышалась тихая возня, донесся вздох… в ставшую легким колеблющимся облачком горницу, зябко кутаясь в отцов подарок — привезенную купцами из неметчины шаль, вошла Агафья… Сердце Тимши зашлось щемящей болью — остарела мать, как отец с промысла не вернулся… ох, как остарела… Тимша всхлипнул и отчаянно рванулся навстречу — оборонить, утешить!..

Винтовочным затвором клацнул английский замок, наваждение схлынуло. Входная дверь скрипнула, впуская в квартиру вернувшуюся со смены мать — запыленные растоптанные туфли, видавшее виды темно-бордовое платье, в натруженных руках раздувшиеся от покупок огромные полиэтиленовые пакеты… Светлана Борисовна посмотрела на стоящего посреди комнаты Серегу. Верхняя губа брезгливо дернулась.

— Очухался? — раздражение и усталость превратили материнский голос в квинтэссенцию неприязни. — Небось, с Венькой на пару водку жрали? Алкоголик малолетний! Вчера так добудиться и не смогла! Сутки в лежку, да еще бормочет не пойми чего… Хотела уж в психушку звонить!

Желание броситься навстречу ушло вместе с умолкшим Тимшей. Сергей ожесточенно потер ладонями запылавшее от обиды лицо. Мать сбросила туфли и, небрежно оттерев Серегу плечом, прошествовала на кухню.