Вероника Рот - Дивергент

Маленькая комната, без окон и с бетонными стенами, и я в ней одна. Ну, почти — небольшая видеокамера укреплена на одной из стен. Я вижу небольшое отверстие у своих ног. Подключенные к нему трубки в углу комнаты представляют собой огромный бак. Дрожь начинается от кончиков моих пальцев и распространяется вверх по рукам, и вскоре все мое тело трясет. На этот раз я не в моделировании.

Моя правая рука онемела. Когда я заставляю себя выйти из угла, я вижу лужу крови на том месте, где я сидела. Я не могу сейчас паниковать. Я стою, прислонившись к стене, и дышу. Самое худшее, что может сейчас со мной случится, я утону в этом баке. Я прислоняюсь лбом к стеклу и начинаю смеяться. Это худшее, что я могу себе представить. Мой смех переходит в рыдания.

Если я откажусь сдаваться, то буду выглядеть храброй для тех, кто смотрит на меня через камеру, но иногда смелостью является не сопротивление, а готовность встретить грядущую смерть лицом к лицу. Я прислоняюсь к стеклу. Я не боюсь смерти, но я хотела бы умереть по-другому, умереть иначе.

Лучше кричать, чем плакать, поэтому я ору, ударяя пятками по стеклянной стене перед собой. Ноги отскакивают, но я продолжаю лупить по стеклу каблуками. Я ударяю снова, и снова, и снова, а затем отступаю, упираясь левым плечом в стену. Мое поврежденное правое плечо горит, словно в нем застряла раскаленная кочерга.

Вода заполняет нижнюю часть бака. Видеокамера означает, что они следят за мной… Нет, изучают меня, так, как могут только Эрудиты. Они хотят убедиться, что моя реакция соответствует той, что была у меня в моделировании. Они хотят доказать, что я трусиха.

Я раскрываю сжатые в кулаки ладони и опускаю руки. Я не трусиха. Я поднимаю голову и смотрю в камеру перед собой. Если я сосредоточусь на дыхании, то смогу забыть, что скоро умру. Я смотрю на камеру до тех пор, пока она не становится единственным, что я вижу.

Вода щекочет мои лодыжки, затем икры, а потом и бедра. Она поднимается по моим рукам. Я вдыхаю. Я выдыхаю. Вода мягкая, будто шелк. Я вдыхаю. Вода промоет мои раны. Я выдыхаю.

Мама погружала меня в воду, когда я была ребенком, чтобы крестить. Давно я не вспоминала о Боге, но я думаю о нем сейчас. Это естественно. И внезапно я рада, что выстрелила в ногу Эрика, а не в голову.

Мое тело скрывает вода. Вместо того чтобы лупить ногами по стеклу, я набираю в легкие побольше воздуха и опускаюсь на дно. Вода заполняет мои уши. Я чувствую ее движение по лицу. Я обдумываю, не запустить ли воду в легкие, ведь от этого я умру быстрее, но не могу заставить себя так поступить.

Из моего рта выходят пузыри. Расслабься. Я закрываю глаза. Мои легкие горят. Я поднимаю руку вверх. Позволяю воде взять меня в свои шелковые объятия.

Когда я была маленькая, папа часто держал меня над головой и бежал, так, что я ощущала себя, словно в полете. Я вспоминаю, как воздух скользил по моему телу, и перестаю бояться.

Я открываю глаза. Передо мной стоит темная фигура. Должно быть, я весьма близка к смерти, раз мне уже что-то мерещится. Боль пронзает мои легкие. Задыхаться неприятно.

Кто-то помещает ладонь на стекло передо мной, и на мгновение сквозь воду я вижу размытое лицо своей матери. Я слышу взрыв и треск стекла. Вода выливается из верхней части бака, и он разделяется на две части.

Я отворачиваюсь в тот момент, когда стекло разбивается и вода с силой ударяет мне в лицо. Я ахаю, заглатывая воду вместе с воздухом, кашляю и снова с трудом дышу в руках моей матери. Я слышу ее голос.

— Беатрис, — говорит она. — Беатрис, нам надо бежать.

Она перекидывает мою руку через свои плечи и поднимает меня на ноги. Она одета, как моя мама, и выглядит, как моя мама, но она держит пистолет, и этот решительный взгляд в ее глазах мне незнаком.

Я, спотыкаясь, шагаю рядом с ней по разбитому стеклу и выхожу сквозь открытую дверь. Мертвые Бесстрашные охранники лежат прямо перед ней. Мои ноги все скользят и скользят по плитке, пока мы идем так быстро, как я могу.

Когда мы заворачиваем за угол, мама стреляет в двух охранников, стоящих у стены. И тому, и другому пули попадают в голову, и они падают на пол. Мама прислоняет меня к стене и снимает серую куртку. Под ней только безрукавка. Когда она поднимает руку, я вижу край татуировки у нее подмышкой. Неудивительно, что она никогда не переодевалась рядом со мной.

— Мам, — говорю я напряженным голосом. — Ты была Бесстрашной.

— Да, — отвечает она, улыбаясь. Она делает повязку на мою руку из своей куртки, закрепляя рукава у меня на шее. — И сегодня мне это здорово помогло. Твой отец, Калеб и некоторые Отреченные прячутся в подвале на пересечении Северной и Файерфилд. Нам надо добраться до них.

Я внимательно смотрю на нее. Я сидела рядом с ней за кухонным столом два раза в день в течение шестнадцати лет и ни разу даже не задумалась над тем, что она могла быть не рожденной Отреченной. Насколько хорошо я на самом деле знаю свою маму?

— У нас еще будет время для вопросов, — говорит она.

Мама приподнимает свою футболку и достает еще один пистолет из-за пояса брюк, протягивая его мне. А затем она касается моей щеки.

— Нам надо идти.

Она бежит к концу коридора, и я спешу за ней. Мы находимся в подвале Центра Отреченния. Мама работала здесь, сколько я себя помню, поэтому я не удивляюсь, когда она беспрепятственно ведет меня темными коридорами до сырой лестницы и выводит наружу.

Скольких Бесстрашных охранников она перестреляла, пока не нашла меня?

— Как ты узнала, где меня искать? — спрашиваю я.

— Я следила за поездами с того самого момента, как началась атака, — отвечает она, оглядываясь на меня через плечо. — Я не знала, что буду делать, когда найду тебя. Но единственное, чего я хотела, — спасти тебя.

Мое горло перехватывает.

— Но я предела вас. Ушла.

— Ты моя дочь. Фракции меня не волнуют. — Она качает головой. — Ты только посмотри, куда они нас привели. Люди не могут быть всегда только хорошими, рано или поздно плохие вещи возвращаются, и все начинается сначала.

Она останавливается на перекрестке. Я знаю, что сейчас не время для разговоров. Но есть кое-что, что мне необходимо понять.

— Мам, как ты узнала про Дивергент? — спрашиваю я.

— Про что? Почему…

Она открывает магазин пистолета. Посмотрев, сколько пуль осталось, мама вынимает несколько из кармана и перезаряжает оружие. Я узнаю это выражение лица, такое же, как когда она вставляет нитку в иголку.

— Я знаю, потому что я одна из них, — говорит она, вставляя пули на место. — Со мной ничего не случилось, потому что моя мама была одним из Бесстрашных лидеров. В День Выбора она сказала мне оставить нашу фракцию и найти более безопасную. Я выбрала Отречение. — Она убирает оставшуюся пулю в карман и распрямляется. — Но я хотела, чтобы ты сделала свой выбор самостоятельно.