Евгений Кривенко - Серые земли Эдема

А ведь у меня наконец стало получаться — управлять чудесной «техникой» Сада лишь силой мысли!..

Скоро «настигаю» двух огромных рыб. Они мчатся прямо на запад, выполняя последний приказ своего командира, и вода кипит за турбинами, а вокруг становится немного светлее, океанское дно постепенно поднимается.

Но механические рыбы не одни в этих враждебных глубинах. Курсор указывает в сторону, и океанский сумрак исчезает, сменяясь трёхмерной проекцией. В сетке координат я вижу рыбину гораздо больших размеров, скользящую на перехват.

Мне выдают краткую информацию — наверное, из какого-то справочника по подводным лодкам. «ПЛ класса „Виргиния“, приспособлена к действиям в условиях мелководья, предназначена для массированных ракетных ударов по наземным целям противника, ведения разведки и обеспечения деятельности подводно-диверсионных подразделений. Способна обнаружить атакующие торпеды на предельных дистанциях. Для уничтожения торпед и подлодок противника вооружена интеллектуальными роботами-торпедами „Манта“. Скорость под водой до 65 километров в час…».

В общем, идеально приспособлена для военных действий против далёких от Америки заморских стран.

Но лодка явно не успевает догнать мины, идущие со скоростью 90 километров в час. И тогда от неё отделяются хищные силуэты поменьше — роботы «Манта» пошли на перехват.

Некоторое время я наблюдаю за соревнованием в скорости. Глубина уже невелика, сверху брезжит зеленоватый свет. Пожалуй, «Манты» успеют…

Но это уже бессмысленно. Первая рыбина резко сбавляет ход и опускается ко дну — видимо, кончился запас топлива. Другая перегоняет её, но ненадолго. Лопасти крутятся всё более вяло, и рыба начинает клевать носом. Вот уже обе идут ко дну, а «Манты» и «Виргиния» совсем близко.

И в этот момент глубоко запрятанные процессоры обеих мин отдают свою последнюю команду…

Я лишь раз осмелился наблюдать это зрелище — наверное, самое жуткое в истории Земли после гибели Атлантиды.

Хотя однажды такое было, но те испытания проходили у безлюдных берегов Новой Земли…

Двойное солнце вспыхивает в мрачных глубинах, и от взрыва мощностью в несколько мегатонн кубические километры воды обращаются в пар, обнажая дно океана. Я не слышу ни звука, мой слух милосердно щадят, но звуковая волна, наверное, катится на сотни километров. Другие фильтры сохраняют мне зрение, но и в сумраке можно различить, как подводная лодка класса «Виргиния» водоизмещением восемь тысяч тонн птицей взлетает к небу, разламываясь и испаряясь на лету. Её остатки низвергаются кипящим дождём, чтобы, остыв, стальными слитками усеять внезапно обмелевшее дно океана.

Обмелевшее, ибо водяная гора — кольцевая наподобие тех, что окружают лунные кратера, встаёт над кипящим морем. А затем медленно опадает, и сквозь багровую завесу пара видно, как выпуклостью начинает разбегаться в стороны.

Волна кажется не такой уж высокой, но движется со скоростью тысяча километров в час!

До Гренландии она дойдёт спустя четыре часа — и взметнётся исполинскими белыми фонтанами в фиордах, а тысячи айсбергов с неимоверным грохотом отколются от ледяного щита.

Путь до Африки и Европы дальше, но там преобладает выровненный коренной берег, и сотня прибрежных городов испытает лишь внезапное наводнение.

До Антарктики пятнадцать часов, и мощь волны иссякнет в просторах Атлантики.

До побережья Соединённых Штатов волне идти пять минут, а берег там изрезан заливами…

Подальше от берега на волне лишь поднимутся и через некоторое время опустятся корабли, но чем ближе к суше, тем глубина меньше, и волна начнёт вырастать, как бывает при цунами. В заливах её стиснут берега, и в бухту Нью-Йорк-Бей ворвётся клокочущая стена высотой в 30-этажный дом…

Я не хочу наблюдать, как гибнет Нью-Йорк, сами американцы не раз смаковали это в своих фильмах.

Предвидели?

Возможно, Сибил с радостью смотрела бы, как исполинская волна поглощает город, ставший для неё олицетворением библейского Вавилона. А возможно, плакала бы…

«Не мстите за себя, — сказал Господь. — Аз воздам!». Только кто хочет ждать…

Я снова у себя дома и смотрю на море. Мыс Хамелеон приобрёл зловещий фиолетовый оттенок, и над морем, которое на Земле называют Чёрным, встаёт тёмная туча. Сегодня будет гроза.

Снова дождь будет хлестать по дощатому полу веранды, и ручьи побегут по гальке во взбаламученные волны. Снова молнии — они грознее и ослепительнее, чем на Земле — будут ударять в чёрные скалы Кара-Дага.

В этом месте часты грозы, а зимой свирепые волны как тяжёлые молоты ломают скалы, чтобы потом устилать берег лиловыми аметистами, тёмными агатами и многоцветной яшмой.

Сад — это не Рай, и никогда им не был. Многоцветные камни некому собирать, кроме меня и Киры. А я подниму один или два во время прогулки, окуну в воду, чтобы полюбоваться игрой света на влажной поверхности, а потом швырну обратно в море.

Не собирайте себе сокровищ на земле. Никто ничем не владеет, и никто не свободен — все мы чем-то связаны.

Офицеры из ЦРУ хотели управлять мировой бурей, но были пленниками старой идеи «Пакс Американа» — мира под господством Америки…

Террористы стали заложниками другой идеи — что всё зло исходит от Запада и особенно из Америки…

Клима — третьей, о возрождении имперской России. Как будто не закончился век империй!..

Одни люди повинуются своим желаниям, другие чувству долга, а некоторые… любви. Ведь желание денег, власти и даже любви привязывает нас к другим людям — и так мы обретаем любимых и врагов. Враги чаще приносят страдания, но любимые порой тоже. И те, и другие ограничивают нашу свободу…

Похоже, даже Бог несвободен — очертил Себе границы и не переступает их, дабы не мешать свободной воле людей и Владык.

До тех пор, пока они сами не переступят границ…

Впрочем, что тут нового? Всё давно сказано Буддой и, если хочешь быть свободным, то уйди из этого мира. Тем более что для меня путь открыт.

Но мне не хочется.

Я слышал пение птицы Гамаюн. Я знаю, что мир прекрасен, и даже в бою можно найти упоение. Я чувствую себя в долгу перед Той, кто открыла мне дверь. Несмотря на всё могущество, Она тоже в тисках необходимости и тоже порой испытывает отчаяние. Если свобода лишь в том, чтобы выбирать себе оковы, то пусть это будут оковы любви. Потому что только они могут превратиться в крылья, уносящие в иные миры.

И я продолжу путь в надежде, что всегда останется радость возвращения в Сад.

Хотя бы только в памяти, хотя бы в последний миг…

Так что моя последняя история о любви. Пройдут тысячи и тысячи лет, и даже предательство будет искуплено, а героизм забыт, перейдя в величие духа.