Нил Шустерман - Беглецы

Водитель резко принимает вправо, чтобы избежать столкновения, и Риса ударяется голо­вой об стекло. Судя по многочисленным вос­клицаниям и вздохам, «повезло» не ей одной. В этот момент автобус резко останавливается. Риса вместе с другими ребятами соскальзывает с кресла и катится вперед по проходу. Она уда­ряется бедром, но, кажется, ничего ужасного не произошло. Будет синяк, и все. Девочка вскакивает на ноги, стараясь оценить ситуа­цию. Автобус накренился. Он съехал с шоссе и попал передними колесами в канаву. Лобовое стекло разбито и испачкано кровью. Много крови.

Ребята понемногу начинают подниматься и ощупывать себя. Никто особенно не постра­дал: синяки и шишки, как у Рисы, не в счет. Но кое-кто уверен, что автобус попал в ужасную аварию. Надзирательница как раз старается ус­покоить девочку, бьющуюся в истерике.

Среди всего этого хаоса Риса вдруг чувству­ет себя решительной, как никогда.

Ситуация вышла из-под контроля.

Распорядок жизни детей, живущих в госу­дарственных интернатах, расписан до мело­чей. В системе предусмотрены инструкции, которыми следует руководствоваться при самых разных обстоятельствах, но конкретного пла­на действий на случай аварии не существует. В течение ближайших нескольких секунд за ни­ми никто не будет следить.

Внимательно глядя под ноги, Риса бросает­ся вперед, к двери, ведущей на улицу.

Лев полностью погружен в подготовку к пред­стоящему событию. Вечер обещает быть гран­диозным. Неудивительно, ведь о его проведе­нии говорят уже несколько лет. Денег на подго­товку истрачено немало. Не менее двухсот человек должно собраться в самом большом банкетном зале кантри-клуба. У Льва много дел: он должен оценить оркестр, который бу­дет играть на празднике, позаботиться о меню и сделать еще множество других вещей — к при­меру, выбрать, какого цвета скатерти будут на столах. Лев решил, что они будут красно-белы­ми, в честь любимой бейсбольной команды «Цинциннати Редс», а на салфетках должно быть напечатано его имя — Леви Иедидиа Калдер, — чтобы гости могли унести их домой на память.

Вечер посвящен ему и только ему. И Лев го­товится как следует повеселиться.

Придет много взрослых: родственники, друзья семьи, партнеры родителей по бизнесу, но по меньшей мере восемьдесят друзей Льва гоже получили приглашение. Среди них това­рищи по школе, ребята, с которыми он вместе ходит в церковь, и спортсмены из разных ко­манд, членом которых Лев был в разное время. Конечно, не все сразу согласились прийти. Не­которым приглашение показалось забавным.

— Ну, не знаю, Лев, — говорили они, — какой подарок я, по-твоему, должен принести?

— Ничего приносить не нужно. На праздник жертвоприношения не принято дарить подар­ки. Гости собираются, чтобы вместе повесе­литься. Будет здорово, я уверен.

Вечер проходит прекрасно.

Лев приглашает каждую девушку на танец, и ни одна из них не отказывает ему. Он просит ребят поднять его в воздух вместе с креслом и танцевать, держа на вытянутых руках. Лев ви­дел однажды этот трюк на праздновании бар-мицвы[1] своего еврейского друга, и эта идея ему очень понравилась. У него не бар-мицва, но ему тоже исполнилось тринадцать, и обычай пришелся мальчику по душе, так неужели он не заслужил один раз прокатиться в кресле по воз­духу?

Когда гостей зовут к столу, Льву кажется, что еще слишком рано. Он смотрит на часы и обнаруживает, что два часа праздника уже про­шли. И как это могло произойти так быстро?

Люди по очереди поднимаются, передают из рук в руки микрофон, поднимают бокалы с шампанским и произносят тосты в честь Льва. Родители поздравляют его. Бабушка произно­сит проникновенную речь. Дядя, которого Лев даже не знает, говорит теплые слова:

— Дорогой Лев, я с огромным удовольствием наблюдал за тем, как ты растешь и превраща­ешься из ребенка в прекрасного юношу. Я всем сердцем чувствую, что все, с кем тебе довелось встретиться в этом мире, испытывают к тебе лишь самые лучшие чувства.

Удивительно и странно, как много людей, оказывается, хотят сказать ему что-то хорошее. Гости не скупятся на добрые слова, но мальчи­ку все равно кажется, что говорят недостаточ­но. Ему хочется, чтобы всего было еще больше. Больше угощений. Больше танцев. Больше времени.

Но вот уже выносят праздничный торт со свечами. Все знают, что он символизирует окончание праздника. Так зачем же его выно­сят? Неужели нельзя было сделать это часа за три до окончания торжества? И вот настало время для последнего тоста, превратившего праздник в трагедию.

Многочисленные братья и сестры Льва весь вечер веселились, и только Марк был тих и печален. Это на него не похоже. Лев знал, что это не к добру. Лев, которому сегодня ис­полнилось тринадцать, младший ребенок в се­мье. Марку двадцать один, и он старший. Он перелетел на самолете полстраны, чтобы при­сутствовать на дне рождения младшего брата. И весь вечер сидел, словно на похоронах: не танцевал, почти ничего не говорил и не прояв­лял ни малейшего интереса к веселью. Зато он здорово напился. Лев никогда не видел брата в таком состоянии.

Официальная часть вечера закончилась, и все формальные тосты уже произнесены. Торт аккуратно разрезают, чтобы всем досталось по куску. Марк хочет что-то сказать. Он начинает речь совсем неформально, как обычный разго­вор между братьями.

— Поздравляю, малыш, — говорит Марк, креп­ко обнимая Льва. От Марка сильно пахнет ал­коголем. — Сегодня ты стал мужчиной. Как-то так, — заканчивает он.

Отец, сидящий во главе стола в паре метров от них, нервно смеется.

— Что ж, спасибо, — бросая взгляд на родите­лей, отвечает Лев. — Как-то так.

Отец пристально смотрит на Марка, ожи­дая продолжения. Мать очень напряжена, Льву даже становится жаль ее. Марк пристально смотрит на Льва и улыбается, но в улыбке за­ключено нечто такое, чего обычно в ней не бы­вает.

— И что ты обо всем этом думаешь? спраши­вает он.

— Да здорово все.

— Нет, ну кто бы спорил! Столько людей при­шло, и все к тебе. Чудесный вечер! Просто не­вероятный!

— Ну, да, — неуверенно соглашается Лев. Ему не совсем понятно, к чему клонит брат, но у не­го точно есть что-то на уме. — У меня в жизни не было лучшего вечера, — говорит он.

— Чертовски верно! Вечер всей жизни! Мож­но завернуть в него все остальные вечера — дни рождения, свадьбы, похороны, — продолжает Марк и поворачивается к отцу: — Очень удоб­но, а, пап?

— Перестань, — говорит отец очень тихо, но Марк только еще больше распаляется.

— А что такое? Об этом нельзя говорить? Ах да, конечно, это же праздник. Как я мог за­быть?