Юрий Брайдер - Жизнь Кости Жмуркина

Оказавшись на свежем воздухе, он первым делом глубоко вздохнул, словно вынырнув из глубокого омута, и обходным путем направился туда, куда послала его Аурика.

Земля еще хранила тепло дня, но воздух источал прохладу. Низко над горизонтом висела Венера, звезда любви и плодородия. Не исключено, впрочем, что это был Сириус. Костя хотя и писал фантастику, но в астрономии разбирался еще меньше, чем в симфонической музыке.

От автобусов, похожих на стадо уснувших слонов, пахло бензином. В кустах перекликались ночные птицы, но, какие именно. Костя сказать не мог. Орнитолог из него был еще хуже, чем астроном.

За сорок с лишним лет жизни он не нажил ни знаний, ни ума, ни денег. Нельзя было также занести в актив стерву-жену, вялотекущий алкоголизм и сына неизвестного происхождения.

Что оставалось? Несколько дюжин довольно посредственных рассказов. Пара друзей. Заначка в полсотни долларов. Любимые книги. Да еще совершенно абсурдный дар обращать свою ненависть на пользу врагам, а любовью причинять зло близким.

Теперь вот появилась еще и Аурика — не то божий дар, не то дьявольский соблазн. Уже начавший трезветь Костя понимал, что она ему не пара, что девку такого класса, пусть и выросшую в глуши, возле себя долго не удержать, чему есть масса примеров, что сумасшедшая любовь, на которую так падки все ее ровесницы, в конце концов выйдет бедняжке боком.

Понимать-то все он это понимал, да вот только поделать с собой ничего не мог, совсем как наркоман, вполне осознающий гибельность избранного пути, но даже не помышляющий сойти с него. Ни страх смерти, ни даже угроза гибели человечества не заставили бы его отказаться от Аурики.

«Что будет, то и будет», — подумал Костя и попытался укусить себя за руку, однако боль не отвлекла, а еще больше взвинтила его.

Аурика появилась не через четверть часа, как обещала, а минут через сорок, когда Костя дошел до такого состояния, что стал швырять в сторону закусочной камни.

Теперь девушка была одета в джинсы и коротенькую кофточку, едва прикрывавшую пуп. Волосы она стянула на затылке в тугой пучок.

— Заждался? — спросила она с обнадеживающим сочувствием. — Не так-то легко было вырваться. Сам понимаешь, у нас не Париж. Девушки по вечерам должны сидеть дома, ухаживать за скотиной и молиться богу.

— Тебе тоже приходилось это делать?

— Конечно. А почему ты спрашиваешь?

— Это известие внушает надежду, что ты сумеешь управиться и с такой скотиной, как я.

— Почему бы и нет? Мне даже приходилось водить нашу корову на случку к быку. Не хочу хвалиться, но я справилась. Но тут есть одна… как бы это лучше выразиться… особенность, тонкость…

— Нюанс? — подсказал Костя.

— Пусть будет нюанс. Я, конечно, могу что-то строить из себя. Говоря по-вашему, выпендриваться. И тем не менее я остаюсь дочерью своих родителей, своего народа. Поэтому управляться со мной придется тебе. Так уж мы воспитаны… Только вот этого пока не надо! — Аурика решительно пресекла робкую попытку Кости дотронуться до нее.

— Прости… — пробормотал он.

— Потерянная голова еще не нашлась?

— Где там…

— Ну вот и славно!

В стороне, прямо противоположной той, где горела неопознанная звезда, небо расцветилось феерическими вспышками.

— Смотри, салют! — обрадовался Костя.

— Нет, это стреляют по самолету-разведчику, прилетевшему с той стороны.

— У них даже самолеты есть?

— Говорят, что целых три… На, выпей для смелости. — Только теперь Костя заметил, что она принесла с собой глиняный кувшин, один из тех, что сегодня напоказ изготовляли гончары.

— От меня требуется смелость?

— Смелость никогда не помешает мужчине. Как и стыдливость девушке.

Он жадно припал к краю кувшина. Там было то самое вино, которое он привез с собой. Хмель, уже почти улетучившийся из Костиной крови, взыграл с новой силой. Его влекло к Аурике, как железо к магниту, как лосося к нерестилищу, как теленка к вымени, как, наконец, единственного на свете мужчину к единственной на свете женщине, но было похоже, что сама она на ласки не настроена.

— Пойдем прогуляемся, — предложила Аурика.

— Далеко?

— Не очень. Ко мне домой. Я живу неподалеку. — Она взяла его под руку.

— Хочешь познакомить меня с родителями?

— Еще чего! — рассмеялась она. — Будет сразу четыре трупа. Нас зарежут. Отец повесится, а мать утопится. Лучше я познакомлю тебя со своей собакой и со своей коровой. Жаль, что кошка где-то гуляет…

Ночь сияла всеми своими звездами, ночь окутывала мир черным бархатом, ночь пела голосами сверчков и цикад, ночь ласкала порывами южного ветра.

Они шли в полной темноте, почти на ощупь, и только иногда шум листвы да журчание воды выдавали ручей или рощу. Впрочем, Аурика так прекрасно ориентировалась в этих местах, что могла бы, наверное, найти верный путь даже с завязанными глазами.

— Ты мой Вергилий, — пошутил Костя.

— Вергилием наслаждались здесь еще в те времена, когда на месте ваших столиц росли леса и выли волки, — сказала она. — Представляешь, осенью и весной трактора выворачивают из земли осколки античной керамики. В речном песке можно найти и кремневый нож, и золотую монету. В самом задрипанном школьном музее есть и греческие амфоры, и римские мечи, и сарматские стремена. Знаешь, какие поэты воспевали эту страну?

— Знаю. Самые великие. Гомер, Овидий, Пушкин, Верещалкин.

— Насчет первого и последнего я не уверена, а в остальном ты прав. Хотя и для Овидия, и для Пушкина это было место ссылки… А сам ты умеешь писать стихи?

— Смотря что называть стихами. Если говорить о рифмоплетстве, то ответ будет положительным. А что касается высокого искусства… — Тяжкий Костин вздох был красноречивее всяких слов. — Хотя, конечно, хотелось бы написать нечто такое, что останется после тебя надолго. Десять строчек, где будет все — и эта ночь, и эта земля, и ты сама, и моя любовь к тебе… Почему так темно кругом? Ни одного огонька. Это что — светомаскировка?

— Ты будешь смеяться, но у нас на многих хуторах нет электричества. Я выросла при керосиновой лампе.

Теперь Костя ощущал под ногами узкую, хорошо утоптанную тропу. Она то ныряла в какие-то овраги, о чем можно было судить по внезапному исчезновению части звезд, то взбиралась на вершины холмов, и тогда взору открывались тусклые пятна света, которые на самом деле были далекими городами.

— Это место у нас называется турецкими могилами, — сказала Аурика. — В детстве мы находили здесь старинные свинцовые пули. Каждая была величиной с орех.

— Да, калибр у пищалей и мушкетов был неслабый. Говорят, что примерно такой же пулей был ранен Кутузов. Она вошла ему в левый висок, а вышла из правого глаза. Интересно то, что до этого он был вполне заурядным офицером, а потом стал стремительно делать карьеру. Как говорится, повезло…