Ольга Денисова - Карачун

Метель завывала все громче, к ночи ветер снова усилился. И мороз крепчал — как коньяк в дубовой бочке. К хору невидимых ведьм, тянущих заунывную колыбельную, добавился вой призраков — они грянули песню про Стеньку Разина и его княжну, с присвистом и притопом. Не развеселили, нет.

Зимин сглотнул — получилось болезненно, неудобно. Наверное, это и называют комом в горле. Резануло глаза — как от яркого света, — и он почувствовал слезы на щеках. Горячие, гораздо горячей щек. Он всхлипнул по-детски и уткнулся лицом себе в рукав. Не успел… День кончился, а он не успел… Спать хочется, есть, ноги болят, руки замерзли…

— Упс! — удивленно выдал старик.

— Да пошел ты в задницу! — заорал Зимин сквозь слезы, отрываясь и от дерева, и от рукава. — Ну? Что стоишь! Вали отсюда, чтобы я тебя не видел! Достал!

— Да ладно, я просто так это сказал… Не расстраивайся, эта ночь будет на целую минуту короче предыдущей.

— Я говорю, вали отсюда! Ходит за мной, ходит!

— Интересно, что ты сделаешь, если я тебя не послушаюсь?

Зимин размахнулся лопатой и с разворота влепил старику канистрой в ухо. Получилось звонко… Старик пошатнулся, но устоял.

— Ну? Еще раз врезать?

— А ты поднеси к ней зажигалку… — вкрадчиво, с хитрой улыбкой посоветовал тот. — Это гораздо верней.

— Ничего, ты терпеливый. Ишь, сразу захотел… Не выйдет! Придется лет пятьдесят подождать!

— Не говори «гоп»…

Зимин плюнул и закинул лопату на плечо — оно отозвалось болью. И в ногах с первого же шага кольнуло так, что слезы хлынули из глаз с новой силой. Он пошел вперед быстро. Или не вперед? В этой изотропии не было такого понятия. Он пошел прочь от старика, туда, куда его звали голоса невидимых ведьм.

И метель двинулась ему навстречу: с хохотом и гиканьем свистопляска призраков и ведьм — как цыганская свадьба — налетела на него, закружила голову, плевала в лицо и фамильярно хлопала по щекам, услужливо сметая снег с дороги невидимыми метлами. Думал ли Зимин когда-нибудь, что так обрадуется метели? Лес расступался, треща под напором ветра.

И слезы продолжали бежать из глаз — от радости, что ли? Он встретил призраков, как старых добрых знакомых, подставляя плечи под их дружеские удары и щеки — под поцелуи невидимых ведьм, сдувавших с глаз слезы.

— Это ничего не значит! — крикнул издалека старик. — В поле заблудиться ничуть не трудней, чем в лесу!

— А это не поле! — Зимин, не оглядываясь, помахал ему рукой: в сумерках и метели прямо перед глазами поднималась опора ЛЭП.

— Ты уже не можешь идти!

— Ничего, я как-нибудь!

Просека была аэродинамической трубой: ветру было где разогнаться. И ведьмы кувыркались в его тугих потоках, как в джакузи. Или под душем Шарко? Зимин едва не опрокинулся в снег, когда перелез через канаву и продрался сквозь кусты на открытое пространство. Лешие смотрели ему вслед с досадой и кусали свои волохатые локти.

И теперь больше всего Зимин боялся потерять опору из виду: когда совсем стемнеет, она растворится в воздухе. С них станется, с этих шутников. В метели мир вовсе не так незыблем, как обычно: он сплошь состоит из иллюзий, которые кто-то выдает за реальность с мастерством Дэвида Копперфилда. Зато, освоившись и потренировавшись, этим иллюзорным миром можно управлять… Надо только понять, что ему нужно, что ему нравится, а что нет.

Снегу под ногами лежало не так уж много — он летал над землей, — но идти по просеке было гораздо тяжелей, чем по лесу: изуродованная бульдозерами земля, неубранный бурелом, пни, кусты, глубокие провалы луж и пригорки с черным поломанным иван-чаем. Зимин добрался до опоры и коснулся рукой железа, не вполне доверяя своим глазам, и только тогда убедился в том, что не ошибся. Пальцы приклеились к металлу там, где его не проела ржавчина. Ничего себе морозец!

Старик был прав — идти Зимин больше не мог; прежде чем отправляться по просеке к дороге, нужно было отдохнуть хоть немного. Он знал, что эта ЛЭП пересекает дорогу, и даже знал где, только не мог предположить, в какую сторону идти и сколько надо пройти километров.

Нечего было и думать, чтобы развести костер прямо под опорой: его бы сдуло. Зимин вяло помахал рукой лешим и пробормотал:

— Ребята, я снова к вам… Ненадолго…

Пусть порадуются немного. Скучно, небось, сидеть по норам.

Больше всего Зимин боялся, что потеряет просеку, как только войдет в лес. Оставить зарубки на деревьях ему было нечем — разве что поцарапать их перочинным ножом. Он даже мечтал о веревке, которую мог бы привязать к какому-нибудь кусту у канавы, но веревки у него не было тоже. А проклятые лешие найдут, как отвести ему глаза! Не очень надеясь на успех, Зимин прорыл в снегу дорожку — авось ее занесет не полностью. Он рассчитывал посидеть у костра не больше двух часов и отошел от просеки шагов на пятьдесят — ровно на столько, чтобы ветер не сдувал костер, но чтобы при этом чувствовалось его дыхание: просека будет там, где ветер.

Не зря он тащил на себе лопату! Чтобы тепло от костра не уходило слишком быстро, Зимин нарыл вокруг выбранного места что-то вроде снежной крепости. Или иглу? Старик не появлялся — Зимин посчитал это хорошим знаком. Наверное, понял, что по просеке Зимин легко выйдет на дорогу.

Очень хотелось, прежде чем добывать дрова, сесть на расчищенный снег, расстелив мушкетерский плащ, и немного передохнуть. Хотя бы пять минут. Но Зимин подумал, что тут же уснет.

Да, перочинным ножом деревья рубить не будешь… Или хотя бы сучья. Валежника хватало, конечно, но все это были тонкие ветки и сучки, которые прогорели бы за четверть часа. Доставать их из-под снега было противно и холодно рукам, а от наклонов еще и кружилась голова — Зимин раза два нырнул носом в снег. Еще трудней оказалось их ломать: если толщина сучка была хоть сколько-нибудь подходящей, он отказывался разламываться о коленку. Кто пробовал — тот знает, каково это: со всей дури врезать себе по коленке толстой палкой, которая при этом не сломается.

Старика не было, и Зимин даже забеспокоился: а почему это он ушел? Бросил его тут в лесу одного… Только лешие зыркают из сугробов зелеными, как у волков, глазами. И молчат.

Напоследок Зимину повезло — он нашел выступавший из-под снега сломанный ствол сосенки, примерно в обхват ладоней. Отодрать его от пенька было непросто, но с этим перочинный нож справился, хотя и не сразу. Нечего было и думать о том, чтобы его распилить, но Зимин решил, что бревнышко можно двигать в костер по мере сгорания.

На то, чтобы стащить сосенку с места, сил у Зимина осталось маловато. Полюбоваться на это зрелище слетелись невидимые ведьмы, да и призраки похохатывали откуда-то сверху.