Мара Брюер - Слепое знамя дураков

Было странно, что я не ощущал его эмоций в такой же степени, как это происходило с другими людьми. Они, несомненно, были, но для меня выражались несколько притуплённо.

— И взамен вы ждёте от меня помощи? — кажется, я разгадал цель его визита и рассказа о вампирше.

— Да. В поимке Клавдии, — Дмитрий кивнул и закинул ногу за ногу.

— Но она жертва, как и я! — возмутился я.

— Да, и поэтому речь идёт о поимке, а не об уничтожении. Мы хотим провести с ней некоторую работу.

— Усмирить? Как и моего зверя? А вам удавалось проделать это с другими?

Я с нетерпением ждал ответа. Вряд ли он мог быть положительным, но всё же мне это казалось интересным.

— Александр, в мире очень много того, о чём ты не знаешь. Чего ты даже представить себе не можешь… И наше Братство тайное, как и любое другое. Ты узнаешь обо всём, если согласишься стать нашим воином.

— Воином? — я взглянул на гостя исподлобья.

— Да, воином света и добра, если пожелаешь… — спокойным голосом, вселяющим надежду, ответил он.

Возникла пауза. Мне очень хотелось поверить ему, но сначала необходимо было убедиться, что он не использует меня.

— Я могу подумать? Сколько у меня времени?

— Вечность, — ответил он.

— Как с тобой связаться? — я поднялся со стула.

— Я всегда рядом, — он последовал моему примеру.

— Тогда ты поймёшь, когда я приму решение.

— До скорой, надеюсь, встречи, — Дмитрий направился к выходу, но на мгновение задержался: — Да, и будь осторожен сегодня с Клавдией.

А мне было жаль, что инспектор Братства не дал мне сегодня свести счёты с жизнью. Я не знал, что ждёт меня впереди. Как мог тот, кто состоит на службе добра, предлагать мне присоединиться? Мог ли я согласиться? Не лучше ли было ему дать мне закончить задуманное?

«Все эти годы я помнил вас барышней в белой блузке и кружевной юбке. Я работал в вашем доме гувернёром. Ваш отец нанял меня учить вас французскому и музыке. Я вас тогда обожал.

Я был серым гимназистом, и вы всегда подшучивали над моей неловкостью. А я робел, когда видел вас. Я забывал, что должен дышать, когда вы пели «Марсельезу», так прелестно картавя, как не картавит ни одна истинная француженка. Я подпевал вам тихонько в такие моменты.

Вы были хоть и шаловливой, но прилежной ученицей. Я был близок к сумасшествию, когда вы изъявили желание учиться в столичной гимназии для девочек. Вы сказали тогда, что вам наскучила усадьба и что ваши подруги и двоюродные сёстры давно живут в Петрограде… Конечно, ваш отец не смог вам отказать. И нас разлучили.

Я каждый день вспоминал вас. Вы были моей принцессой… Ваше премилое личико, ваши роскошные рыжие кудри, ваши большие светлые глаза… Знаете, они излучали ваши развратные мысли, и я это улавливал. Но вы не могли себе ничего позволить, особенно со мной. Может, именно поэтому вы придумали отправиться вон из деревенской глуши? Вы думали, что в столице обретёте свободу? Сдалась она вам…

Ещё я помнил, как вы отставляли бедро, дразня меня. Как вы невзначай роняли учебники, как нагибались, чтобы поднять их, цепляли ими юбку, а она слегка задиралась, обнажая колени… Вы испытывали этим меня. А я не мог позволить себе даже взглядом показать, что я заметил. Но я всё видел!

Ваше коварство перешло всякие границы, когда в одно утро, играя на рояле фугу, вы вздумали упасть в обморок. Вы хотели, чтобы я вас коснулся… Если бы я тогда сразу разгадал ваши планы… А я был в панике в тот момент, потому что самым страшным для меня могло быть только одно — ваш уход… Лёжа на софе, вы смеялись надо мной, склонившимся над вами. А вот ваша матушка не смеялась. Она заявила, что я развратник, и что вы были правы, когда просились в столичную гимназию…

Следующим же утром мы разъехались: вы — в Петроград, я — в училище для мальчиков-сирот, куда я был назначен старшим воспитателем.

Должен сказать, что это были худшие годы в моей жизни. Вы поставили крест на моей карьере и на моём будущем… без вас. Даже государственный переворот, отказ царя от престола и смена власти не пробудили во мне столько горя и печали, как ваш поступок…

А после я встретил вас… Спустя шесть лет… Я думал, что не узнаю вас, но это были вы, ваши глаза, ваши волосы… И словно и не было этих лет, которые мы провели в разлуке… Вы были в чёрных галифе, в модном пиджаке, в зубах ваших тлела сигара. Вы изменились, но остались прежней… Вы стали ещё красивей.

И с вами был Сатана.

Я узнал его по злодейскому Жёлтому глазу. Это отметка антихриста. Я читал об этом… Когда я вас увидел, вы садились на мотоцикл. Мотоциклет и мотоциклетка. И вы были его женой.

Ничто — поверьте, ничто — в ту секунду не могло бы сделать меня несчастней. Разве только ваша смерть… Да, я подумал тогда об этом. Мне страстно захотелось выхватить у жандарма револьвер и выстрелить прямо в ваше сердце. Я рисовал себе эту картину вновь и вновь, а сам стоял на месте как вкопанный. На меня чуть не налетел прохожий, но мне не было дела до его ругани. Вы принадлежали другому. Самому Дьяволу!

А ведь когда-то вы желали меня. Помните? Вам было пятнадцать в тот год, когда меня нанял ваш отец. Вы не были ребёнком, как ваши сверстницы. И вы играли со мной в свои игры, а я стойко сносил ваши издёвки.

Так скажите: сейчас, когда меж нами нет ваших папеньки и маменьки, когда я больше не гувернёр в доме помещика, а вы не моя ученица, когда вы — замужняя женщина, которой не страшно быть обесчещенной — теперь мы можем, наконец, сделать то, чего мы оба желали шесть лет назад, и чему в то время не дано было случиться?»

— Превосходно, Андрей. Отсылайте сегодня же! — инспектор протянул письмо владельцу.

— Митя, не находишь, что некоторые фразы немного напыщенные и фривольные? — уточнил пожилой мужчина в потрёпанном сером костюме, находившийся в кабинете инспектора и ставший свидетелем прочтения письма.

— Отнюдь! — ответил молодой человек, — наш друг отлично справился. Она знает его стиль, и, стоит нам вмешаться, она или её муж могут заподозрить.

— Инспектор Гром, — Андрей мял в руках письмо, — вы ведь не причините ей вреда?

— Ей — нет. И если операция пройдёт успешно, она освободится, — спокойно ответил Дмитрий.

— А если не пройдёт успешно? — Андрей трясущейся рукой поправил на носу запотевшие очки.

— Мы ничего не можем гарантировать! — Громовой поднялся из-за стола и, обогнув его, подошёл к посетителю. — Наша цель — истребление зла. Ваша Наталья — не само зло, но она ему подвержена. Мы пока не знаем, насколько сильно оно проросло в ней. И сделаем всё возможное, чтобы она не пострадала.