Стивен Кинг - Зелёная Миля (Green Mile)

– Эй, эй! – заревел я. – А ну прекрати! Что это такое?

Я пытался встать между Перси и Делакруа, но это не очень помогло. Дубинка Перси продолжала мелькать то с одной стороны от меня, то с другой. Рано или поздно она зацепила бы и меня, и тогда бы прямо здесь в коридоре началась драка, независимо от того, какие у него родственники. И если бы я не смог за себя постоять, мне охотно помог бы Брут. В какой-то мере жаль, что мы этого не сделали. Может быть, тогда то, что произошло потом, сложилось бы иначе.

– Чертов педик! Я научу тебя, как распускать руки, вшивый гомосек!

Бамс! Бамс! Бамс! Кровь потекла из уха Делакруа, и он закричал. Я перестал его загораживать, схватил за одно плечо и втащил в камеру, где он упал, скорчившись, на койку. Перси обошел вокруг меня и дал ему пинок под зад – для скорости, можно сказать. Потом Брут его схватил – я имею в виду Перси – за плечи и вытащил в коридор.

Я задвинул дверь камеры, потом повернулся к Перси, чувство недоумения и потрясения боролись во мне с настоящей яростью. К тому времени Перси уже работал здесь несколько месяцев – достаточно, чтобы мы все поняли, что он нам не нравится, но тогда я впервые осознал, насколько он неуправляем.

Он стоял и глядел на меня не без страха – я никогда не сомневался, что в душе он трус, – но все равно уверенный, что связи защитят его. В этом он был прав. Я подозревал, что найдутся люди, не понимающие, как это может быть, даже после всего, что я рассказал, но этим людям слова «Великая депрессия» знакомы только по учебнику истории. Если бы вы жили в то время, для вас эти слова значили гораздо больше: если вы имели постоянную работу, то сделали бы что угодно, лишь бы сохранить ее.

Краска слегка сошла уже с лица Перси, но щеки все еще пылали, а волосы, всегда зачесанные назад и лоснящиеся от бриолина, свесились в беспорядке на лоб.

– Что это такое, черт побери? – воскликнул я. – На моем блоке никогда – слышишь? – никогда не били заключенных!

– Этот ублюдок – педик, пытался полапать мой член, когда я вытаскивал его из фургона, – заявил Перси. – Он еще заплатит за это, я ему всыплю.

Я смотрел на него, не в состоянии найти слова от изумления. Я не мог себе представить самого хищного гомосексуала на Божьем свете, кто бы сделал то, что Перси только что описал. Подготовка к переселению в зарешеченную квартиру на Зеленой Миле, как правило, не приводит даже самых аморальных заключенных в сексуальное настроение.

Я оглянулся на Делакруа, все еще закрывающегося руками на койке, чтобы защитить лицо. На запястьях его были наручники, а между лодыжек проходила цепь. Потом повернулся к Перси.

– Иди отсюда, – сказал я. – Я поговорю с тобой позже.

– Это будет в твоем рапорте? – язвительно осведомился он. – Если нет, то ты знаешь, я напишу свой рапорт.

Я не собирался писать рапорт, я только хотел, чтобы он убрался с глаз. Что я ему и объявил.

– Вопрос закрыт, – закончил я. И увидел, что Брут смотрит неодобрительно, но не придал этому значения. – Давай иди отсюда. Иди в административный блок и скажи, что тебе надо прочитать письма и помочь с упаковкой.

– Хорошо. – К нему вернулось самообладание (или эта дурацкая надменность, служившая ему самооблада-нием). Он откинул волосы со лба руками – мягкими, белыми и маленькими, как у девушки-подростка, а потом подошел к камере. Делакруа увидел его и еще больше съежился на своей койке, бормоча на смешанном англо-французском.

– Я еще с тобой разберусь, – бросил Перси, потом вздрогнул, потому что почувствовал на плече тяжелую руку Брута.

– Нет, ты уже закончил, – сказал Брут. – А теперь иди на воздух. Освежись.

– Ты меня не запугаешь. Нисколько. – Глаза Пер-си остановились на мне. – И никто из вас. – Но, похоже, мы его напугали. Это было ясно, как день, видно по его глазам, и от этого он становился еще опаснее. Такой парень, как Перси, никогда не знает сам, что сделает в следующую минуту или даже секунду.

Но тогда он повернулся к нам спиной и пошел по коридору надменной походкой. Ей-Богу, он показал миру, что бывает, когда тощий плешивый французик пытается лапать его член, и теперь уходил с поля сражения победителем.

Я произнес заготовленную речь о том, как мы вклю-чаем радио («Фантастический бал» и «Воскресенье нашей девушки»), о том, что мы будем обращаться с ним нор-мально, если он тоже будет вести себя нормально. Эта маленькая проповедь была не самой успешной. Он все время плакал, сидя скрючившись на своей койке, стараясь отодвинуться как можно дальше от меня и при этом не упасть в угол. Он съеживался при каждом моем движении и скорее всего слышал одно слово из шести. А может, и того меньше. Во всяком случае я не думаю, что именно эта проповедь имела вообще смысл.

Через пятнадцать минут я опять был у стола, где с потрясенным видом сидел Брутус Ховелл и слюнявил кончик карандаша из книги посетителей.

– Ради всего святого, перестань, пока не отравился, – одернул его я.

– Боже Всемогущий, – воскликнул он, опустив каран-даш. – Чтоб еще раз такой гвалт при поступлении за-ключенного на блок? Ни за что!

– Мой папа всегда говорил, что беда не приходит одна и Бог любит троицу.

– Надеюсь, твой папочка сильно ошибался по этому поводу, – сказал Брут, но, увы, – это не так. Когда поступил Джон Коффи, была ругань, и полнейшая буря, когда пришел Буйный Билл, – смешно, но, похоже, беды действительно являлись по три сразу. Рассказ о том, как мы познакомились с Буйным Биллом, как он, входя на Милю, пытался совершить убийство, еще предстоит. И довольно скоро.

– Что это еще за история с попыткой Делакруа полапать его член? – поинтересовался я. Брут фыркнул.

– Он был с цепью на ногах, а детка Перси тянул слишком сильно, вот и все. Делакруа споткнулся и стал падать, когда выходил из фургона. Он вытянул руки вперед, как все делают, когда падают, и зацепил одной рукой за переднюю часть брюк Перси. Чистая случайность.

– А Перси понимает это, как ты думаешь? – спросил я. – Может, он придумал это как отговорку, ему просто хотелось немного побить Делакруа? Показать, кто здесь самый большой начальник?

Брут медленно кивнул.

– Да, наверное, так и было.

– Надо за ним следить. – Я запустил руки в волосы. Только этого мне не хватало.

– Боже, как я ненавижу все. И ненавижу его.

– Я тоже. И знаешь что еще, Поль? Я его не понимаю. У него есть связи, и это нормально, но почему он использует их для того, чтобы получить работу на этой долбаной Зеленой Миле? А не где-нибудь еще в исправительной системе штата? Почему бы не стать служителем в сенате штата или тем, кто назначает встречи лейтенант-губернатору? Ведь наверняка его люди подыскали бы что-нибудь получше, если бы он попросил. Тогда почему здесь?

Я покачал головой. Я не знал. Я тогда не знал так много. Наверное, я был наивен.

После этого все пошло, как обычно... по крайней мере какое-то время. В суде графства готовился суд над Джоном Коффи, и шериф графства Трапингус Хомер Крибус муссировал идею, что суд Линча может немного ускорить правосудие. Нам было все равно, в блоке "Г" мало обращали внимания на новости. Жизнь на Зеленой Миле по-своему напоминала жизнь в звуконепроницаемой комнате. Время от времени доноси-лись приглушенные звуки, бывшие взрывами на поверхности, но ничего больше. Они не станут торопиться с Джоном Коффи, они хотят убедиться, что это был именно он.

Пару раз Перси принимался издеваться над Делакруа, и во второй раз я оттащил его в сторону и велел зайти ко мне в кабинет. Это был не первый мой разговор с Перси о его поведении и не последний, но он диктовался ясным пониманием того, что за фрукт этот Перси. У него сердце жестокого мальчишки, который ходит в зоопарк не для того, чтобы узнать животных, а чтобы бросать в них камнями.

– Оставь его в покое сейчас же, понятно? – сказал я. – Пока не дам специального приказа, держись от него по-дальше.

Перси отбросил волосы со лба, потом пригладил их своими изящными руками. Парню просто нравилось трогать волосы.

– Я ничего ему не делал. Только спросил, как он себя чувствует после того, как сжег детишек, вот и все. – Перси посмотрел на меня круглыми невинными глазами.

– Перестань, а то я напишу рапорт.

– Пиши, что хочешь, – засмеялся он. – А я потом напишу свой рапорт. И посмотрим, чей окажется лучше.

Я наклонился вперед, сложив руки на столе и начал говорить тоном, который мне казался дружески конфи-денциальным.

– Брутус Ховелл тебя не очень любит, – сказал я. – А когда Брут кого-то не любит, то известно, что он пишет свой собственный рапорт. Он не очень-то ладит с авторучкой и никак не перестанет лизать свой карандаш, поэтому он напишет рапорт кулаками. И ты понимаешь, о чем я говорю.

Самодовольная улыбка Перси слегка потускнела.

– Что ты пытаешься этим сказать?

– Я не пытаюсь сказать ничего. Я уже сказал. И ес-ли ты расскажешь хоть кому-нибудь из своих... друзей... об этом разговоре, я заявлю, что ты все выдумал. – Я смотрел на него открыто и прямо. – Кроме того, я пы-таюсь быть твоим другом, Перси. Говорят, что мудрого слова достаточно. И прежде всего: зачем тебе все это из-за какого-то Делакруа? Он того не стоит.