Артур Мэйчен - Великий бог Пан

Большую часть времени я провел в большом лесу, который начинался прямо за деревней и поднимался на склоны холмов, а затем спускался к речной долине. Это такая же длинная очаровательная долина, Раймонд, на которую мы смотрели одной летней ночью, гуляя туда-сюда перед вашим домом.

Много часов я блуждал в лесном лабиринте, поворачивая то направо, то налево, медленно бродил по тенистым и прохладным даже в жаркий полдень аллеям из подлеска и останавливался под большими дубами.

Я лежал на низкой траве на поляне, где меня с ветром достиг слабый приятный аромат диких роз. Он сливался с тяжелым запахом бузины, чей смешанный дух похож на миазмы разложения в мертвецкой и испарение ладана.

Потом я стоял на опушке леса и пристально вглядывался в великолепный парад наперстянок, возвышающихся посреди папоротника, сияющих красным блеском в ярком солнечном свете. За ними я видел глубокие чащи, где ручьи бурлят и проносятся по камням, питая сырую и мрачную осоку.

Но во всех своих похождениях я избегал одну часть леса. Это было до тех пор, пока я не забрался на вершину холма и не оказался на древней римской дороге, проходившей по гребню лесной возвышенности. Здесь, по этой тихой мощеной дороге, отгороженной с обеих сторон высокими насыпями красной земли и изгородями из светлого бука, по настилу из зеленого дерна гуляли Элен и Рэчел. Здесь я следовал их маршруту, время от времени глядя в просветы в ветвях. На одной стороне я видел лесные просторы, уходящие далеко вправо и влево и переходящие внизу в широкую равнину, а за ней желтое море посевов. С другой стороны были речная долина и следующие один за другим, как волна за волной, холмы, а также лес и луга, сверкающие белые домики, большая стена гор и далекие голубые пики на севере.

Наконец, дорога перешла в пологий скат и расширилась, превратившись в открытое пространство с забором из густого подлеска вокруг. Затем она сужалась вновь, уходя вдаль, в слабую синюю дымку летнего зноя. На эту прекрасную поляну Рэчел пришла девушкой и покинула ее — кто знает, кем? Долго я там не задерживался.

В маленьком городке возле Кэрмена есть музей, в котором находится большая часть остатков римской эпохи, найденных в различное время в окрестностях. Через день после моего путешествия в Кэрмен я совершил прогулку по этому городку и использовал возможность посетить музей. После того, как я осмотрел большинство каменных скульптур, гробниц, арок, монет и фрагментов мозаичных мостовых, которые хранились здесь, мне показали небольшую квадратную колонну из белого камня, недавно обнаруженную в описанном мной лесу, причем, как я выяснил, на том самом открытом участке, где расширяется римская дорога. На одной стороне колонны была надпись, на которую я обратил внимание. Некоторые буквы были стерты, но не думаю, что может быть какое-то сомнение в том, как я их восстановил. Надпись гласила следующее:

DEVOMNODENTi

FLAvIVSSENILISPOSSvit

PROPTERNVPtias quaSVIDITSVBVMra

(Великому богу Ноденсу[4] Флавиус Сенилис воздвиг эту колонну в знак свадьбы, которую он созерцал под тенью).

Служитель музея объяснил мне, что местные археологи были очень озадачены — не самой надписью или какой-то трудностью с ее переводом, но тем обрядом или ритуалом, который скрывается за этим намеком.

…А теперь, мой дорогой Кларк, что касается вашего сообщения об Элен Вогэн, чью смерть, как вы сказали, вы наблюдали при невероятно ужасных обстоятельствах. Меня заинтересовал ваш отчет, хотя большую часть того, что вы рассказали (не все) я уже знал. Я могу объяснить то странное сходство, которое вы отметили в портрете и в лице Элен: на рисунке изображена ее мать. Вы помните ту летнюю ночь много лет назад, когда я говорил вам о мире, скрытом в тени, и о боге Пане. Вы помните Мэри. Она — мать Элен Вогэн, родившейся через девять месяцев после этой ночи.

Рассудок Мэри никогда не восстановился. Она лежала, как вы видели, все время в постели, и спустя несколько дней после рождения ребенка Мэри умерла. Мне кажется, лишь в последнее мгновение она узнала меня — я стоял возле кровати, и на секунду прежний взгляд вернулся в ее глаза, затем она содрогнулась, застонала и скончалась. Той ночью, когда вы были со мной, я сотворил плохое дело. Я распахнул дверь дома жизни, не имея понимания и без осторожности, что могло бы помочь войти и продвинуться дальше. Я вспоминаю, что вы довольно резко и совершенно справедливо сказали мне тогда насчет того, что я разрушил человеческий разум, проводя идиотский эксперимент, основанный на вздорной теории. Вы поступили правильно, обвинив меня, но моя теория все же не была совсем нелепой. Мэри увидела то, что, как я сказал, она должна была увидеть, но я забыл, что глаза человека не могут смотреть на такие вещи безнаказанно. И еще я забыл, что, когда дом жизни остается открытым и заброшенным, в него может войти то, чему мы не знаем имени. И тогда человеческая плоть станет покровом ужаса, который не каждый осмелится выразить. Я играл с силами, которых не понимал, и вы знаете результат. Элен Вогэн спокойно надела петлю на шею и умерла, хотя ее смерть была чудовищной. Вы видели почерневшее лицо, отвратительную форму на постели, изменяющуюся и плавящуюся на ваших глазах от женщины к мужчине, от мужчине к зверю и от зверя к чему-то более отвратительному, чем самое безобразное животное. Весь этот загадочный кошмар, свидетелем которого вы были, не очень удивил меня. То, что, как вы рассказали, видел и чем был потрясен вызванный вами доктор, я заметил давно. Я осознал, что наделал, когда родился ребенок. К тому моменту, когда ей исполнилось пять лет, уже не один или два, но много раз она удивляла меня своим дружком, вы можете догадаться, какого сорта. Это было для меня постоянным воплощением ужаса, и через несколько лет я почувствовал, что не могу больше выносить этого. И я отослал Элен Вогэн. Сейчас вы знаете, что напугало в лесу мальчика. Остальную часть этой таинственной истории и все, что вы рассказали мне об открытиях вашего друга, мне удавалось время от времени узнавать, вплоть до последних событий. И теперь Элен находится со своими спутниками…

Конец

Доктор Филлипс сказал мне, что тоже видел упоминаемую голову, и уверял, что никогда прежде не встречал столь яркого, впечатляющего изображения зла.

Среди бумаг известного врача, доктора Роберта Матесона, жившего на Эшли-стрит, Пиккадилли, который внезапно умер от апоплексического удара в начале 1892 г., была найдена рукопись, покрытая беглыми карандашными записями. Эти пометки были на латыни, с множеством аббревиатур, и, очевидно, делались в большой спешке. Лишь с огромным трудом манускрипт был расшифрован, и до настоящего времени некоторые слова не поддаются усилиям нанятых экспертов. В правом верхнем углу манускрипта написана дата — XXV июля 1888 г. Следующий ниже текст является переводом рукописи доктора Матесона.