Николай Басов - Смертное Камлание

Так вот, когда он обернулся, оказавшись уже в новом трамвае, машина сзади так же спокойно и угрожающе, как он и предполагал, повернула вслед за прежним трамваем, из которого он только что выскочил, и где его уже не было.

Кто-то толкнул его под локоть. Он повернулся, едва заставив себя не ответить ударом на этот толчок. Просто от нервов, от страха... Или от ужаса, настоящего, едва ли не панического.

– Гражданин, платить-то надо-ть, – сказала низенький, в шинеле лентранса кондуктор.

Был он с козлиной бородкой, как Калинин, сутул и к тому же гнусавил, как этот Всесоюзный Староста.

Рыжов молча полез в карман за мелочью. Потом уселся на заднем сиденье, чтобы видеть, что творится сзади. А трамвай не спешил, просто ехал, постукивая на стрелках, и вдруг оказался на широких, относительно освещенных улицах. Людей стало больше, некие лихие молодцы, не вполне трезвая компания, закрыли Рыжову задний обзор, громко о чем-то переговариваясь и размахивая руками, чтобы почти по обезьяньи цепляться за висячие ремни с треугольными рукоятями на концах.

И тогда они стали переезжать мост. Рыжов вдруг заметил, что по-прежнему сжимает в кармане эту кожанную косичку. И не было для него ничего другого, что бы он мог вот так сжимать сейчас. Даже рукоять пистолета показалась бы мелкой соломинкой, а не надежным другом.

После моста компания сразу целиком высадилась. Ребята отправились куда-то еще, по своим делам. Рыжов даже не понял, кто они и куда хотели попасть, словно все эти молодые люди разговаривали на иноземном языке. Зато стал виден мост, по которому они только что пересекли Неву, изрядно широкую в этом месте. И на том конце этого моста вдруг появилась машина, все та же, черная, с темным лобовым стеклом, и на удивление неяркими фарами.

Только теперь машина летела вперед, словно за ней самой кто-то гнался. Она неслась, ее даже слегка заносила на повороте и на обгонах неторопливых позних телег, которых на проспекте этом вдруг стало довольно много, почти целый обоз тащился по заснеженной улице... Значит, обреченно подумал Рыжов, те, кто в ней сидит, кем бы они ни были, разобрались с тем трамваем, из которого он сбежал. И теперь наверстывают упущенное, и что им помешает?..

И вдруг что-то возникло меред машиной, а потом она стала тормозить. И мост, тот самый, по которому он, Рыжов в своем трамвайчике только что перебрался на другую, нужную ему сторону реки, стал расходиться. Потому что довольно далеко ниже по течению, километрах в трех, а то и больше, по той самой черной воде, оставшейся в цетре Невы, шел пароход. Здоровый, выкрашенный в совсем не праздничный, а в рабочий серо-коричневый цвет. Пароходу нужно пройти под мостом, и его разводили. Что может быть проще?

Машина свернула к парапету, даже выскочила на тротуар. Из нее пулей вылетел кто-то и бросился в сторону, ясно, что эти типы прокололись, но кому-то пришла в голову идея позвонить, чтобы еще кто-то из тех, кто находился на этом берегу, если возможно, перехватил этот трамвай, перехватил Рыжова. Вот только он не собирался позволить перехватить себя.

Он вылез из трамвая и пошел по незнакомым, каким-то голым из-за отсутствия деревьев улочкам в сторону гостинницы. Даже пару раз останавливал случайных прохожих, спрашивал, как быстрее добраться до Исакия. Ему словоохотливо объясняли, и потому что настоящие питерцы действительно люди вежливые, и потому что дойти было возможно. Правда какой-то старичок посоветовал сесть на трамвай, но на сегодня трамваев с Рыжова было достаточно. Он шел в подсказанном направлении, и раздумывал, что теперь будет?

Если они знают, с кем имели дело, в гостинице, скорее всего, уже сидит Сабуров, с командой волкодавов. Или просто сидят волкодавы... Но если они не убеждены, что это он, тогда... Нет, все очень маловероятно. И все же следует доиграть свою часть партии до конца. Пусть это и не приведет ни к чему, и он сейчас, честно говоря, лишь отягощает свою вину, которой на само-то деле и нет как нет... Все-равно, он будет вести себя так, словно ничего не произошло.

И начальству, возможно, докладывать не будет. Если выберется изо всей этой каши, не станет докладывать... Нет, так решать нельзя, это следует обдумать, и когда у него голова будет посвежее, и когда он сам станет спокойней.

Гостиница стояла, как и пару-тройку часов назад, мирно, светло, обещая даже вкусный ужин в ресторане. Рыжов посмотрел на нее, и решил, что, как ни крути, а входить туда придется. Он пошел, пересек площадь, отчетливо понимая, что это, вполне может быть, его последние шаги на свободе. И скоро, уже через несколько минут для него начнется ад...

Вошел, дверь туговато хлопнула, в холле было тихо, портье, который трепался о чем-то с администратором, услужливо умолк, пока Рыжов получал свой ключ от номера, когда он направился к лестнице, стал так же лениво и необязательно продолжать разговор. Его голос гудел в фойе отдаваясь слабым эхом.

В номер он вошел без помех. И тут никого не было, его не ждали.

Он уселся в пальто в кресло, и откинулся назад. Только сейчас, когда вокруг было светло и тепло, когда за окном открывался замечательный вид на город, который чуть было не сожрал его самым ужасным и гнусным образом, он понял, до чего же был испуган. Впрочем, ничто еще не кончилось.

И он понял, что эту ночь без бутылки водки и очень плотной закуски не переживет. Просто не сможет. К счастью, как он заметил с площади в широкие окна, ресторан еще работал. И Рыжов поднял трубку телефона. Выходить он не собирался, лучше уж расстанется с любыми чаевыми официанту, но... останется тут. И попробует в одиночку пережить свой страх.

Номер теперь казался Рыжову чем-то сходным с клеткой, он даже немного походил по нему, чтобы развеять это впечатление, но не помогло, стало еще хуже. Он продолжал бояться, комната ничуть в этом была не виновата, и было что-то еще... Нужно было думать, только это могло хоть как-то отвлечь его от того, что он переживал сейчас.

Потом в дверь постучали, Рыжов и сам не очень-то понял, что делает, лишь когда в его руке оказался пистолет, он сообразил, что бросился к своему портфелю, достал оружие, даже взвел боек, хотя... Ну, какое он мог оказать сопротивление тем, кто пришел за ним? Стук повторился, мягкий, учтивый, привычно-деликатный. Лишь тогда он вспомнил, что заказал ужин, и спрятав оружие за спиной что-то прокричал. Получилось нечленораздельно, но все же... Дверь отворилась, вошел официант, обычный и обыденный, как все их племя – с подносом на руке и салфеткой через локоть.

Нет, все же он был не обычным, пожалуй, староват для такой профессии. И он как-то очень уж недовольно смотрел на Рыжова, словно что-то хотел сказать, но не говорил, потому что... Вот этого Рыжов не знал, не понимал. Он только попробовал незаметно сунуть свой наган сзади за брюки, и оправил пиджак, чтобы его не было видно. Поднял подбородок в немом вопросе, официант понял это по-своему и стал объяснять: