Людмила Романова - Таинственные и удивительные истории, произошедшие с жителями старой Москвы, рассказанные очевидцами и пересказанные их домочадцами

Я смотрела на Ольгу Константиновну и представляла ее жизнь тогда. Свой дом, прислуга, приятные гости, званые вечера и Рождество с подарками, и праздничным ужином за огромным столом в гостиной.

– Неужели можно было привыкнуть ко всему этому? – думала я. К бедности, к коммуналке, к этим простым скандальным соседкам. И не терзать себя, ощущением безвозвратной потери. Мне было жаль Ольгу Константиновну. Ее красивую маму, и этого милого ребеночка на руках. Эту фотографию я видела недавно, когда Ольга Константиновна приходила в прошлый раз.

– А вот портрет моей мамы, – Ольга Константиновна принесла с собой старую фотографию. – Это я маленькая.

На портрете была женщина в красивом длинном платье, и девочка в оборках и кружевах, лет трех. Мама девочки, женщина с благородным лицом и гладко зачесанными волосами на прямой пробор.

Ольга Константиновна! Какая у вас красивая мама. И мне кажется, что она немного похожа на меня.

– Да, вы знаете есть! Правда, похожа, – подтвердила Ольга Константиновна.

– Ольга Константиновна, я когда маленькая была, сказала мама, разглядывая фотографию, то тоже все у бабушки разглядывала старые фотографии. А на них такие же дамы. В шляпах, в богатых платьях. Благородные дамы. Так мне интересно было! А потом все фотографии сгорели. У матери в доме был пожар. Ничего почти не осталось. А столько было старинных книг, открыток и всяких безделушек. Мои предки ведь поляки. Многие священники были, а один дядька академик. Карпинский, минеролог, он был президент академии наук. А мой дед Сергей Павлович, был управляющий имением.

– Надечка, в вас сразу видно благородное происхождение. А Люсеньку я представляю в бальном платье. И вот эта штучка на шее, – Ольга Константиновна вертела в руках кулончик, сделанный, как лучики, заканчивающиеся маленькими сверкающими камешками, конечно искусственными.

– Нет, мне она не нравится, – сказала капризно я. Какая то не красивая форма.

– А представь, если бы это были бриллианты? – сказала мечтательно Ольга Константиновна. Она, наверное, в эту минуту представила на балу саму себя.

– Люсечка, подари мне эту фотографию, – попросила Ольга Константиновна. Она держала ее двумя руками. И уже не хотела расставаться.

– Конечно, конечно, – сказала мама. Что за вопрос. Люсенька, подари открыточку.

Мне было жаль, но отказать я не могла. Ведь для нее эта открытка была нужнее. Я это понимала.

– Я тебе сейчас подарок принесу! – сказала вдруг Ольга Константиновна. Минут через десять, она вернулась к нам в комнату с мельхиоровой ложкой, для супа. Ложка была уже не новая, но это была первая такая тяжелая ложка в нашем доме. И она заняла свое почетное место в выдвижном шкафчике нашего нового серванта.

После обеда, за чаем, воспоминания и разговоры продолжались, и Ольга Константиновна вела беседу с мамой о том, умираем ли мы или нет.

– Надечка, конечно нет. Человек умирает. Но остается душа. Человека уже нет, а душа с нами, здесь. Как в телевизоре, человек сидит за тысячу километров, а мы его видим! Все потому, что от него идут волны, и мы видим человека, за счет аппарата. Так и душа. Она тоже испускает какие-то волны. Только еще не придумали аппарат, который увидит душу человека.

– Да Ольга Константиновна, придумают, точно! Если бы телевизор лет двести назад людям показали, они бы тоже удивились и испугались. Это все так интересно. Я знаю, что-то есть, но боюсь этого всего. Покойников не переношу. – Сказала мама. Недавно иду с работы, а в подъезде крышка! Вот у меня коленки затряслись.

– Надечка, не надо бояться. Они так же существуют, потом, после смерти. Представьте, и мы умрем. Тело только платье. А мы сами остаемся. Что же, и нас бояться будут? А разве, мы хотим пугать или тащить в землю? Как в этих сказках. А им, наверное, тоже хочется с нами быть. Может, они даже все видят и наблюдают за нами. Вы знаете, Надечка, со мной такой случай был, еще до революции, в пятнадцатом году.

– Мы до революции переехали в другой дом, побольше. Тогда еще был жив мой папа. Он купил дом на Ордынке, у какого– то немца. Дом был прекрасный. Я его еще помню, двухэтажный, с красивыми лестницами. Там такая была мебель красивая, а какая ванна, и куча комнат. И главное, он оставил в нем и картины и превосходную немецкую посуду, и даже, столовое серебро. И вы знаете, такая там чертовщина творилась! Метлы летали. Мы сами видели. Когда нам кухарка сказала, мы сначала не поверили. Но она так уверяла, так клялась, что мы не выдержали, и решили посмотреть на все это тоже. И в двенадцать часов ночи, мы пошли к чулану. И точно, летали метлы и ведра падали в чулане. Кошмар! Тот немец, нам сказали потом, занимался черной магией. Вот он и оставил там всякие черные силы. Может быть, от этого и дом продал.

Папа наш потом вскоре умер, и мы еще не долго жили в этом доме, а потом мама вышла замуж второй раз, и мы переехали в другой дом. И больше всего, радовалась этому переезду Даша, наша кухарка, потому что тот страшный чулан, теперь ее не пугал.

А еще тогда было модно заниматься спиритизмом.

И вот, когда мама со своим вторым мужем уехали в театр, а мы остались с прислугой дома, мы упросили Дашу, сделать нам столик в кухне для спиритического сеанса.

– Да вы, что! Ольга Константиновна, Коленька, не делайте этого. Вдруг накликаете опять духов. Они только и ждут, чтобы их привадили. Вам то, что, а мне на этой кухне допоздна сидеть, страшно! – запричитала Даша.

– Дашенька, милая, не бойся. Мы только попробуем. А то скоро мама с Константином Ивановичем вернуться. Мы никого вызывать не будем, только нашего папу. Попробуем, а если не получится, быстро все и закончим. Всего, то полчасика. И никто об этом не узнает!

Даша еще немного сопротивлялась, и родителями пугала, но потом мы подарили ей серебряный рубль, и она, скрипя душой, согласилась.

Сделала нам стол, принесла из гостиной старинное фарфоровое блюдце, того самого немца, а сама ушла из кухни, и села около двери вязать носки.

А мы все сели за круглый стол, Я, Коля, Маня и Лизочка. Володя спал в детской, он еще был очень маленький. Мы бы и Лизочку не взяли, но она никак не хотела уходить, села рядом с нами с куклой, и умоляла оставить ее здесь и послушать, как папа с нами говорить будет.

И что было дальше! – спросила я, предвкушая развитие событий.

А дальше, как только мы протянули к блюдцу руки, и Коля торжественным голосом сказал.

– Папа мы вызываем твой дух. Скажи, ты явился?

Блюдце, тут медленно и закрутилось. А мы, даже застыли от удивления. И так, как мы договорились не шутить и не говорить громко, чтобы не спугнуть духа, если он к нам придет, то мы не нарушили тишину.