Энн Райс - Черная камея

Я пишу все это не ради того, чтобы тебя разжалобить, однако надеюсь на понимание и на то, что ты не поспешишь уничтожить меня и Гоблина без всякого предупреждения.

Тебе, несомненно, не составит труда отыскать нас обоих. Даже если повествование правдиво лишь наполовину, безграничная сила твоего Мысленного дара вполне очевидна.

И тем не менее позволь рассказать тебе, где я нахожусь.

Моим настоящим домом стала деревянная хижина отшельника на острове Сладкого Дьявола, в самом центре болота Сладкого Дьявола, простирающегося в северо-восточной части Луизианы, неподалеку от границы со штатом Миссисипи. Болото Сладкого Дьявола подпитывают воды Уэст-Руби-Ривер – одного из рукавов, отходящего от основного русла реки Руби возле Рубивилла.

Многие акры этой глубокой, заросшей болотными кипарисами топи принадлежат уже нескольким поколениям моей семьи, и я абсолютно уверен, что ни один смертный даже случайно не забредет сюда, на остров Сладкого Дьявола. Тем не менее дом, в котором я теперь сижу и пишу это письмо, когда-то построил мой прапрадед Манфред Блэквуд.

Наше родовое гнездо – грандиозное строение на твердой земле под названием Блэквуд-Мэнор, величественный (я бы даже сказал, чересчур) особняк в греческом стиле в окружении огромных коринфских колонн.

Несмотря на всю вычурную, бьющую в глаза красоту, ему не хватает изящества и достоинства новоорлеанских домов – он был и остается всего лишь претенциозным памятником мечтам и непомерным амбициям Манфреда Блэквуда. Построен он был в восьмидесятых годах девятнадцатого века с единственной целью радовать тех, кто в нем жил. Все поместье – и болото, и земля, и нелепый исполинский особняк – получило название "ферма Блэквуд", хотя в отсутствие плантаций его едва ли можно считать оправданным.

И дом, и землю вокруг него посещают призраки – и это не легенда, а факт. Гоблин, несомненно, самый сильный из всех духов, но здесь появляются и другие.

Неужели им тоже понадобилась моя Темная Кровь? По большей части они кажутся слишком слабыми для подобного притязания, но кто знает... Возможно, привидения тоже способны видеть и познавать мир. Бог свидетель, я обладаю ненавистной способностью притягивать их внимание и наделять эти создания какой-то необычайно опасной энергией. И так было всегда, сколько я себя помню.

Я утомил тебя своими излияниями? Всем сердцем надеюсь, что нет.

Это письмо, возможно, мой единственный шанс, Лестат. И я постарался изложить только то, что действительно для меня важно.

Оказавшись в твоей квартире на Рю-Рояль, я приложу всю свою изобретательность и умение, чтобы спрятать это письмо там, где его никто, кроме тебя, не найдет.

С верой, что это мне удастся, подписываю свое имя:

Тарквиний Блэквуд,

более известный как Квинн.

P. S. Не забывай, мне всего лишь двадцать два, я застенчив и еще многого не знаю. И тем не менее осмеливаюсь обратиться к тебе с одной маленькой просьбой. Если ты действительно намерен выследить и уничтожить меня, подари только один час, чтобы попрощаться с самой моей любимой на этом свете родственницей.

В той части Вампирских хроник, что озаглавлена "Меррик", ты носишь сюртук с пуговицами-камеями. Это правда или чья-то причудливая фантазия?

Если правда, если ты тщательно, с любовью выбирал эти камеи, то в память о них позволь мне перед гибелью сказать пару слов на прощание одной старой женщине, невероятно обаятельной и великодушной, которая каждый вечер раскладывает перед собою на мраморном столике сотни камей и любуется каждой, рассматривая их на свет. Это моя двоюродная бабушка, моя наставница, стремившаяся наделить меня всем, что необходимо для наполненной смыслом жизни.

Ныне я не достоин ее любви. Я не живу. Но она этого не знает. Мои тайные ежевечерние посещения очень для нее важны, и будет жестоко, если они внезапно, без всякого предупреждения или объяснения, прекратятся. Она этого не заслужила.

О, я мог бы многое рассказать тебе о ее камеях, о той роли, которую они сыграли в моей судьбе.

Но пока позволь лишь молить тебя о милости: оставь мне жизнь и помоги уничтожить Гоблина. Или покончи с нами обоими.

Остаюсь полностью в твоей власти.

Квинн.

Закончив письмо, я долго сидел не шевелясь и прислушивался к знакомым звукам болота Сладкого Дьявола, а сам скользил глазами по листкам, невольно отмечая унылое однообразие ровного почерка. Приглушенный свет ламп, стоявших вокруг, отражался в мраморных плитах пола, в распахнутые окна врывался ночной ветерок.

Все было хорошо в моем маленьком дворце посреди болота.

Никаких признаков Гоблина. Никакого ощущения его жажды или враждебности. Мой необыкновенный слух вампира улавливал только обычные звуки природы и те, что доносились из особняка, где тетушка Куин как раз в этот момент вставала с кресла с помощью нашей доброй домоправительницы Жасмин, чтобы вместе с ней скоротать очередной спокойный, наполненный привычными делами вечерок. Вскоре по телевизору закрутят какое-нибудь старое черно-белое кино: "Дрэгонвик"[1] или «Лору»[2], «Ребекку»[3] или «Грозовой перевал»[4]. А где-то через час тетушка Куин спросит у экономки: «Где же мой малыш?»

А мне пока следовало собраться с силами и завершить начатое.

Я вынул из кармана камею и взглянул на нее. Еще год назад, когда я был смертным – то есть все еще живым, – мне пришлось бы поднести ее к лампе, но теперь в этом не было необходимости. Я прекрасно видел и в темноте.

Это была моя собственная голова в полупрофиль, искусно вырезанная из пластинки двухслойного сардоникса, – чрезвычайно тонкая работа; белый камень на черном блестящем фоне.

Тяжелая камея, образец великолепного мастерства Она предназначалась в подарок любимой тетушке Куин и была сделана скорее ради шутки, но прежде чем наступил подходящий момент, в моих жилах потекла Темная Кровь. А теперь поздно, все это осталось для меня в прошлом.

Каков же был портрет на камее? Продолговатое, овальной формы лицо с чересчур изящными чертами: слишком тонкий нос, круглые глаза, изогнутые дугой брови, пухлый ротик, губки бантиком, как у двенадцатилетней девчонки. Ни тебе огромных глаз, ни высоких скул, ни массивного волевого подбородка. Очень хорошенькое личико, не в меру хорошенькое. Именно поэтому я остался недоволен практически всеми фотографиями, сделанными для создания этого портрета.

Однако художник по камню не придал моему лицу хмурого выражения – напротив, на камее я слегка улыбаюсь. Короткие волнистые волосы он превратил в густые локоны, напоминающие нимб Аполлона, и с неизменным изяществом изобразил воротник рубашки, лацкан пиджака и галстук.