Брайан Ламли - Некрос

– Карпетес, – подхватил он. – Никос Карпетес. А это моя жена Эдриен.

Никто из них и не подумал протянуть мне руки, впрочем, это меня не смутило. Меня смутил, а точнее, ошарашил тот факт, что они были мужем и женой. Должно быть, он очень, очень богат, этот Никос Карпетес.

– Я безмерно признателен за приглашение, – сказал я, пытаясь изобразить улыбку на лице, – но уже вижу свою досадную ошибку. Видите ли, мне показалось, что вы говорили по-английски, и я…

– Приняли нас за англичан, – закончила девушка мою фразу. – Ничего удивительного, весьма частое заблуждение. Я армянка по происхождению, Никое – грек. Я не знаю греческого, Никое не говорит по-армянски, но мы оба говорим по-английски. Вы остановились в этой гостинице, мистер Коллинз?

– Да, но… В общем-то еще один день, ночь, а затем, боюсь, придется вернуться в Англию. – Я произнес это с грустным выражением лица и пожал напоследок плечами.

– Боитесь? – шепотом переспросил старикан. – А какая опасность в том, что вы возвращаетесь домой?

– Это такое выражение, – пояснил я. – Я хотел сказать, что боюсь, мой отпуск уже заканчивается.

Он улыбнулся странной, задумчивой улыбкой, и лицо его сморщилось, напоминая небольшой грецкий орех.

– Но ваши друзья, должно быть, будут рады вашему возвращению. Ваши любимые, близкие люди?

Я покачал головой.

– Лишь горстка друзей, из них близких – ни одного, любимых – тем более. Я одинок, мистер Карпетес.

– Одинок? – Его глубоко посаженные глаза блеснули, а руки, вцепившиеся в край стола, задрожали. – Мистер Коллинз, вы не…

– Мы понимаем, – перебив его, вступила девушка, – несмотря на то что мы супруги, по сути, мы тоже одиноки.

Видите ли, деньги сделали Никоса нелюдимым. Он нездоров, да и жизнь коротка. Он не желает тратить драгоценное Время на легкомысленные связи. Что касается меня, то могу вам сказать: люди не понимают наших отношений с Никосом. Им любопытно, но я очень закрытый человек, то есть тоже, можно сказать, нелюдима.

В ее голосе не было ни малейшего намека на осуждение ИЛИ обвинение, и все же я счел своим долгом сказать следующее:

– В мои намерения не входило совать нос в ваши дела, миссис…

– Эдриен. – Она улыбнулась. – Пожалуйста, называйте меня так. Я совсем не хочу, чтобы вы думали, что мы можем представить себе такое! Вовсе нет! Но я все равно скажу вам, что объединяет нас с Никосом. Чтобы покончить с этой темой раз и навсегда.

Ее муж, поперхнувшись, закашлялся и затопал ногами. Я вскочил и схватил его за руку, но он оттолкнул меня, сделав это, как мне показалось, с некоторым отвращением. В то же время Эдриен позвала официанта.

– Проводите, пожалуйста, мистера Карпетеса в уборную, – распорядилась она на хорошем итальянском, – и, будьте добры, помогите ему вернуться назад, к столику, после того как он придет в себя.

Уходя, Карпетес начал бурно жестикулировать. Возможно, старик пытался выразить таким образом свое сожаление но поводу случившегося, но, вновь зашедшись кашлем, он, пошатываясь, вышел, поддерживаемый официантом.

– Мне очень жаль, – произнес я растерянно, так как не знал, что подобает говорить в таких ситуациях.

– У него случаются приступы, – ответила она невозмутимо. – Я уже привыкла к ним.

Некоторое время мы просто сидели молча. В конце концов я не выдержал:

– Вы собирались рассказать мне…

– Ах да… я совсем забыла. Это симбиоз.

– Простите?

– Да, мне нужна эта красивая жизнь, которую он в состоянии обеспечить, а ему, в свою очередь, необходима моя молодость. Таким образом, мы отвечаем потребностям друг друга.

Значит, старушка с дурачком была вовсе не так уж далека от истины. Сделка здесь явно имела место: сделка между Карпетесом и его женой. В ту же минуту я почувствовал, как по спине забегали мурашки. Черт возьми, да ведь имя Никос даже созвучно Некросу! И вдобавок ко всему это юное создание… Совпадение, конечно. В конце концов, все взаимоотношения – своего рода сделки, одни хуже, другие лучше.

– Однако как долго это продлится? – спросил я. – Сколько еще времени это будет вам интересно?

Она пожала плечами:

– Я обеспечена. А он будет наслаждаться моим обществом до конца своих дней.

Я кашлянул, прочистив горло, и натянуто усмехнулся:

– А тут я – не любопытствующий.

– Нет, вовсе нет. Я хотела, чтобы вы все-таки поняли.

– Хорошенькое дело. – Я пожал плечами. – Но не слишком ли подробно для первого раза?

– «Первого раза»? Вы что, думаете, что, купив мне выпивку, вы приобрели право на дальнейшее общение?

От неожиданности я вздрогнул.

– Вообще-то…

Она очаровательно улыбнулась, и мой мир снова засиял всеми оттенками радуги.

– Совсем не обязательно было тратиться на выпивку, есть ведь и другие способы.

Я вопросительно взглянул в ее глаза.

– Другие способы?

– Узнать, англичане мы или нет.

– Ах так!

– Вот и Никос. – Она опять улыбнулась. – Нам пора идти. Ему нехорошо. Скажите, вы будете завтра на пляже?

– О, разумеется! – сразу же ответил я. – Обожаю плавать, знаете ли.

– И я тоже, вот и поплаваем вместе.

Ее муж вернулся за столик уже без посторонней помощи. Он выглядел немного лучше: уже не таким сморщенным, как раньше. Не садясь, он ухватил спинку стула одной рукой и так крепко сжал ее, что костяшки его пальцев заметно побелели под натянувшейся, сухой, как пергамент, кожей.

– Мистер Коллинз… – с каким-то похрустыванием в голосе начал он. – Эдриен… мне жаль…

– Вам не за что извиняться, – сказал я, вставая со своего места.

Эдриен поднялась следом.

– Нам нужно идти. А ты ведь остаешься, верно, Питер? Спасибо за помощь, дальше, я думаю, мы справимся сами. Возможно, увидимся на пляже!

Не оглядываясь, они зашагали к выходу.

Они не были постояльцами этой гостиницы – просто заглянули в бар пропустить по стаканчику. Здесь было все понятно, хотя мне, конечно же, хотелось бы думать, ЧТО она появилась тут неслучайно. Моя гостиница была, скорее всего, второсортной по сравнению с тем местом, где жили они. Я представил, что они разместились в одном из тех маленьких, недоступных простым смертным отелей, которые затеряны меж средиземноморских пиний высоко в уступах Лигурийских гор. В таких местах огни, сверкая в ночи, притягивали деньги, а музыка лилась из маленьких дансингов под открытым небом, словно смех небожителей.

Если мой рассказ звучит чересчур поэтично – виной тому она. Выражаясь точнее, та прекрасная девушка, что была вместе с высохшим, сморщенным, как грецкий орех, старикашкой. С одной стороны, мне было искренне жаль его. Но только с одной стороны.