Диана Сеттерфилд - Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном

В ночной рубашке и колпаке он подошел к окну. Снаружи было темно и тихо. За внушительными фасадами Риджент-стрит были другие улицы, поуже и поскромнее, где в комнатах над своими лавками спали мясники, книготорговцы и табачники, их жены и дети. Еще дальше начинался нищий и густонаселенный район — там зачастую вся семья ютилась в одной комнате, а в одном доме могло помещаться до сотни человек. Люди. Живые и умирающие — все они были потенциальными клиентами фирмы «Беллмен и Блэк».

У Беллмена затекла спина и начали ныть ступни. Ему нужно отдохнуть, но сна ни в одном глазу. Все из-за этих отчетов. Как-то не верится, что Верни допустил промах. Его сотрудники отличались прилежностью и педантичностью, а введенные Беллменом правила предполагали обязательную проверку и перепроверку всех финансовых документов. Но ошибка все же каким-то образом вкралась в отчетность. Как иначе объяснить такой результат?

Надо взять исходные данные и самому все пересчитать.

Так он и сделал.

Результат получился тот же.

С мрачным видом Беллмен поднес свечу к графику на стене. Затем провел огоньком вдоль всей линии на графике, от самого первого месяца работы магазина до настоящего дня.

И поразился.

«Десять лет! — подумал он. — Вот уже десять лет, как я рисую этот график на этой стене!»

Как такое возможно? Как могло пройти десять зим, а он этого не заметил? Но тогда получается, что ему сейчас… сорок девять лет! Он сделал вычисления в уме — так и есть, сорок девять! Он посмотрел на свое отражение в оконном стекле. На фоне тьмы он в своем белом облачении казался призраком. Из-под ночного колпака выбивались седые волосы. Он выглядел очень утомленным. И он действительно очень устал.

В изумлении он покачал головой — и нелепая белая фигура в колпаке ответила ему синхронным покачиванием. Как он мог не заметить десяток прошедших лет? И это он, который замечает все! Который никогда ничего не забывает!

Что-то екнуло у него в животе, и пол начал уплывать из-под ног.

«Ну вот, опять», — подумал он.

Сначала тошнота, потом дрожь и головокружение.

Он сделал глоток бренди — слегка отпустило.

«Не раскисай, — сказал он себе. — Сосредоточься на цифрах. Они складываются и дают итоговую сумму, не так ли?»

Именно так. Однако сейчас они не желали складываться.

Фасоны шляпок. Гробы в Ланкашире. Граф Стэнфорд.

Или он что-то еще упустил?

Только одна вещь реально влияла на доходы «Беллмена и Блэка» — смерть.

Так чья же незримая рука столько раз накладывалась на руку Беллмена перед настенным графиком, понуждая его завышать ежемесячные прогнозы? Не та ли самая рука, что накрывала рты и ноздри больных, понуждая их покинуть этот мир? Что нажимала на курок самоубийц, разочаровавшихся в жизни? Что вкладывала пузырек с настойкой опия в руки страдающих от безнадежной любви?

Кто все это проделывал?

Блэк.

Его начало так сильно трясти, что пришлось опереться о край стола, дабы сохранить равновесие. Только сейчас он вдруг вспомнил, что тот самый договор с Блэком так и остался недописанным.

Где-то должен быть черновой набросок. В лихорадочной спешке он выдвигал ящики стола и перебирал бумаги, которые выскальзывали из дрожащих рук и разлетались по полу кабинета. Он опустился на четвереньки и при слабом свете свечи стал просматривать один листок за другим, подслеповато щурясь и, как рыба, хватая ртом воздух.

«Сколько же я ему должен?» — думал Уильям.

Черновика нигде не было.

Ничего страшного. Он может составить договор заново. Главное — разобраться с суммами.

Он занялся вычислениями, испещряя цифрами странички блокнота, пересчитывая все заново и складывая числа в разном порядке, а потом оторопело уставился на результат.

Получалось очень много. Даже слишком много.

И он наверняка что-то еще упустил…

На следующее утро потрясенный Верни обнаружил своего босса спящим за рабочим столом. Повсюду на полу валялись бумаги. Беллмен был в ночной рубашке и колпаке с чернильными пятнами в тех местах, где голова его касалась страниц, покрытых какими-то невообразимыми вычислениями. Верни не стал его будить, а только собрал с пола бумаги и на цыпочках вышел в приемную. Там он принялся громко шуметь — топал, бряцал ключами, щелкал замком — и через несколько минут снова появился в кабинете. К тому времени Беллмен успел исчезнуть за перегородкой вместе со своими фантастическими расчетами.

Мистер Энсон, управляющий банком «Вестминстер энд Сити», согласно кивнул.

— Это несколько неожиданно, надо признать, но я загляну к мистеру Беллмену сегодня после обеда, раз дело такое срочное.

Молодой посыльный переминался с ноги на ногу.

— Видите ли, сэр, мистер Беллмен надеется… очень рассчитывает… что вы придете пораньше… — Он кашлянул. — Если это возможно, сэр.

Джордж Энсон вытянул ноги под столом и поверх очков взглянул на курьера:

— То есть, насколько я понял, мистер Беллмен просит меня прибыть к нему в офис прямо сейчас, так?

— Да, сэр.

У мистера Энсона в планах на сегодня было множество дел, но эта просьба его заинтриговала и одновременно обеспокоила. В конце концов, что ты за управляющий банком, если не можешь по своему усмотрению менять планы на день?

Он встал из-за стола, игнорируя встревоженный взгляд секретаря, и обратился к посыльному:

— Подайте мое пальто, пожалуйста. Оно на вешалке у двери. Мы отправимся туда немедленно.

Посыльный с облегчением перевел дух.

Войдя в кабинет Беллмена, мистер Энсон тотчас заметил, что великий предприниматель пребывает не в лучшей кондиции. Об этом свидетельствовали покрасневшие, воспаленные глаза и необычная скованность в движениях, словно каждое из них он выполнял, превозмогая боль.

— Вопрос касается «спящего счета», — заявил он.

Энсон сразу понял, о чем речь, хотя прежде не слышал такой термин из уст Беллмена или кого-либо еще. Имелся в виду второй счет на имя Беллмена, открытый в банке «Вестминстер энд Сити». На протяжении десяти лет Беллмен переводил на него треть своих личных доходов. И не взял оттуда ни пенни. К этому дню на счете накопилась солидная — более чем солидная — сумма. Периодически Энсон предлагал своему клиенту пустить эти деньги в оборот, но Беллмен решительно отказывался их трогать, притом что средствами с другого своего счета он оперировал активно, часто даже рискуя, но в финале всегда добиваясь успеха.

— Рад это слышать, — сказал Энсон. — И куда мы вложим эти деньги?

— Никуда.

— Никуда?

— Я хочу перевести на этот счет дополнительную сумму.

— И какую?

Беллмен назвал цифру.

Энсон постарался сохранить невозмутимый вид, что ему не удалось.

— Но ведь это составит… примерно три четверти от всего вашего ликвида. Разумеется, вы вправе… Если таково ваше желание… В наличных деньгах или в бондах?

— В наличных.

Энсон задумался, поглаживая кончиками пальцев уголки рта. Работа управляющего банком требовала определенной деликатности. Вкладчик имел право распоряжаться своим вкладом, как ему заблагорассудится, — управляющего это не касалось. Но если клиент на его глазах принимал неразумные и неосторожные финансовые решения, Энсон почитал своим долгом выступить в роли посредника между этим клиентом и его деньгами, чтобы «примирить» их друг с другом. И сейчас он позволил паузе тянуться минута за минутой, обдумывая ситуацию.

Логично было предположить, что Беллмен держал средства на отдельном счете для какой-то особой цели, но до сих пор он и словом не обмолвился, что это за цель.

— Мне не по душе видеть деньги, лежащие втуне, вместо того чтобы работать и приносить прибыль, мистер Беллмен, — произнес он, сокрушенно покачивая головой.

На Беллмена эти слова не произвели никакого впечатления. Он даже не счел нужным ответить, а просто сидел и смотрел в окно — не на здания напротив, а, как подумалось Энсону, на что-то иное, пугающее, в очень далекой перспективе.

Версию с долгами Энсон отмел сразу. Он хорошо знал Беллмена. Не то чтобы как близкий друг — за все эти годы они ни разу не поговорили, что называется, по душам, — но как человек, хорошо изучивший привычки и склонности другого человека. Беллмен всегда был занят делом. Он не увлекался азартными играми и не посещал бордели. С его именем не ассоциировались никакие скандалы, и не было даже намека на нарушение им каких-либо финансовых или этических норм. Он жил только ради своей работы, и эта работа была очень даже успешной. Компаньоны-галантерейщики обладали полной информацией по всем аспектам деятельности фирмы, и достаточно было взглянуть на их самодовольно улыбающиеся физиономии в баре клуба «Расселл», чтобы увериться: с «Беллменом и Блэком» все в порядке. А о финансовой стороне Энсон мог судить и без их улыбок — это уже было в его компетенции. Все операции по счетам свидетельствовали о том, что Беллмен отнюдь не транжира. Какое там: его личные расходы были сопоставимы с расходами самого скромного и аскетичного сельского священника.