Майкл Хорост - Всемирный разум

Опасения в связи с тем, что некие бесчестные организации получат возможность «контролировать» умы и действия граждан, практически неизбежны. Однако я уверен, что такие страхи преувеличены. Я уже объяснял ранее, что активация нейронных цепей и групп в мозге всегда будет ощущаться человеком не так, как собственное возбуждение ума. Это очень похоже на восприятие фотографии, которая всегда остается отображением чего-то, а не реальностью. Такая ментальная картинка всегда будет оставлять ощущение некоторой искусственности, «придуманности», поэтому в ней можно будет различить последствия внешнего воздействия. В наши дни люди научились избегать приходящего по электронной почте спама, содержащего ссылки на мошеннические банковские сайты. Точно так же люди в будущем научатся бдительности, необходимой для выявления оставляющих ощущение фальши мыслей – и будут блокировать отправителей. В наше время программы для работы с электронной почтой успешно отфильтровывают большую часть спама, фишинговых предложений и вирусов. WWM, Всемирная Сеть Разума, несомненно, будет располагать собственными средствами защиты от злонамеренных отправителей.

Подобно тому, как сегодня мы можем определить, кто заходит на нашу страничку в Facebook, завтра мы будем способны распознавать, кто стремится получить доступ к нашему мозгу. Конечно, потенциальный вред в данном случае весомее, чем при работе с электронными сообщениями или информацией, пришедшей на Facebook. Однако это значит только одно: общество должно относиться к подобным вещам гораздо серьезнее. В настоящее время государство требует специальной подготовки от тех, кто хочет водить машину, и наказывает за вождение в нетрезвом виде. В будущем оно будет готовить людей к умению пользоваться Всемирной Сетью Разума безопасно и ответственно.

Конечно, не каждое государство захочет обеспечить своим гражданам возможность защищать себя в этом отношении. Однако то, которое станет использовать Всемирную Сеть Разума для явного контроля над ними, будет более зловеще-тоталитарным, чем любое из существующих в настоящее время – за исключением, возможно, Северной Кореи. Push-pull-динамика эволюции в будущем приведет к очищению социума от тоталитарных режимов, потому что в долгосрочной перспективе они неэффективны и существование их бессмысленно. В общем, сетевые технологии должны предоставить людям больше свободы и самостоятельности. Будущее несет нам многие вызовы, но я решительно не согласен с тем, что придется состязаться с режимами, полагающимися на контроль своего зомбированного населения.

Я также не думаю, что возможная проблема зомби, управляемых посредством контроля с удаленным доступом (remotecontrolled zombies), должна нас серьезно беспокоить. Даже если представить себе, что они найдут применение там, где их можно использовать с максимальной эффективностью – то есть в армии. На первый взгляд, бросать в бой солдат с промытыми мозгами – исключительно выгодная операция, поскольку они полны внушенной ненависти и равнодушны к собственной жизни. Однако американская военная доктрина все более полагается на силу личной инициативы и скоординированные групповые действия. Сражения между многолюдными армиями, когда противника разносят на клочки, уходят в прошлое. Всемирная Сеть Разума наиболее эффективно может использоваться для связи и координации действий между хорошо обученными и самостоятельными индивидуумами, а ее технологии делают бессмысленными попытки заставить солдат думать и действовать так, как это происходило во время войн прошлого. Сетевые технологии будущего нацелены на групповую работу такой эффективности и скорости, которые совершенно недостижимы в настоящее время.

Применение нанопроводников и оптогенетики делает Всемирную Сеть Разума осуществимой концептуально , но пока еще не практически . Да, вероятно, оптогенетику вскоре начнут применять для борьбы с болезнью Паркинсона. Однако этот метод реализует настолько глубокое и беспрепятственное проникновение в человеческий мозг, что я с трудом могу представить, как он в своих нынешних формах может служить во Всемирной Сети Разума для обычной коммуникации. Впрочем, инновационное развитие должно открыть пути для более бережного, а не грубо-прямолинейного использования подобных технологий. Возможно, устройства на основе нанотехнологии будут действовать более органично по отношению к мозгу, в который вводятся нанопроводники. Или тончайшие нанопровода-роботы смогут «тралить» капилляры, осторожно собирая данные с близлежащих нейронов (эта идея уже запатентована в 2008 году специалистами, сотрудничающими с компанией Intellectual Ventures) [194] . В конце концов, может быть разработана и гибридная технология, сочетающая в себе генную инженерию, световую активацию нейронов и подавление их возбуждения, а также применение нанопроводников и соответствующих устройств. Как только общество начинает понимать, что определенная задача поддается интеллектуальной проработке и необходим поиск ее решения, пути для реализации всегда находятся.

Тем не менее, когда Всемирная Сеть Разума будет создана и воплощена в жизнь, зрелые люди могут испытать определенные трудности, мешающие им полноценно включиться в нее. Протоколы нейронного сетевого взаимодействия (neural protocols) могут показаться им слишком чуждыми и сложными для понимания. Возможно, они будут чувствовать себя сбитыми с толку – как это было со мной, когда я пытался изучить язык жестов. Их участие в сетевом общении будет только частичным. Однако что касается детей, то это будет совсем другая история. Мало того, что их умы будут достаточно гибкими и восприимчивыми к новой реальности, сами они будут стремиться стать ее неотъемлемой частью. Мы видим эту жажду общения и в наши дни, когда среднестатистический подросток отправляет и получает 2272 текстовых сообщения в месяц. Сегодня нам показалось бы крайне странным необязательное нейрохирургическое вмешательство в мозг здорового ребенка или подростка, однако будущие поколения могут относиться к этому совершенно иначе. В свое время вживление кохлеарных имплантов было делом рискованным и экспериментальным, однако теперь это – рутинная операция, которой подвергают даже детей.

Эта обыденность превращает ее в своего рода угрозу для сообщества глухих и слабослышащих, использующих для общения язык жестов. Люди в этом сообществе как будто отстали на 70–80 лет: наверное, в 1930-е годы дети так же страстно тянулись к новой технике, а их родители многое считали чуждым своему образу жизни и приводящим в смущение. Однажды во время долгой зимы в округе Колумбия я оказался на вечеринке и узнал, что 5-летней дочери хозяев по имени Калеа как раз вживили кохлеарные импланты. Их активация должна была пройти через две недели. Я рассказал ее родителям, что в большинстве случаев подобные операции очень успешны. Большинство детей с такими имплантами могут наслаждаться музыкой, а в Лондоне я однажды видел даже целую студенческую рок-группу, всем членам которой были вживленны кохлеарные импланты. Однако успех операции никто не гарантирует. Семье моих хозяев предстояло ждать долгие две недели.

На вечеринку пришла и другая пара со своей маленькой дочкой. Девочка тоже была глухой, и через месяц ей предстояла операция по имплантированию. Ее воспитывают в двуязычной среде – используя традиционный английский язык и американский язык жестов. Нас познакомили, и она принялась рассматривать мои процессоры с той важной серьезностью, на которую способны только пятилетние девочки. Затем она спросила у меня что-то о моем коте. Я достал свой iPhone и показал ей его фотографию. «Имя?» – показала она мне на языке жестов. «Э-Л-В-И-С», – ответил я ей, знаками передавая каждую букву. «Элвис», – произнесла она на чистом английском языке и хихикнула.

«Что вы делаете в школе?» – спросил я знаками.

«Работаем, – показала она. – Круглыми сутками».

Я взял свой iPhone и показал ей, как перебирать в нем фотографии, водя пальцем по экрану, – она стала методически рассматривать одну за другой. Вот открылась серия снимков, сделанных в музее и в метро. «Скучно», – показала она знаками. «Продолжай смотреть дальше», – просигналил я в ответ. Она остановилась на фотографии Отиса – так зовут собаку моего коллеги Джоша Свиллера. «Собака», – показал я знаками. «Собака», – согласила девчушка.

Затем я показал ей две игры, встроенные в iPhone. Одна из них представляла собой отличную имитацию деревянного лабиринта, в котором движется металлический шарик. Во второй стоило коснуться экрана кончиком пальца, как в водоеме с японскими карпами поднималась волна и пугала рыбок. Калеа и двое других детей погрузились в эту игру, которая их совершенно захватила. Время от времени они пытались вырвать друг у друга мой девайс. Я должен был выступать в роли полицейского, следящего за тем, чтобы все играли по очереди.