Марина Рыбицкая - Девять с половиной

Пожав плечами, отдаю чашку назад, но смуглый житель пустынь не торопится уходить. Долго и пристально разглядывает меня, потом, взяв за подбородок, всматривается в глаза и что-то кричит остальным.

Через несколько минут меня окружают уже шестеро мужчин, и каждый из них внимательно изучает мои глаза. Что они ищут там? И что находят? Между ними возникает горячий спор, сопровождаемый размахиванием рук и энергичными жестами. Судя по тому, как на меня поглядывают невольницы, решается моя судьба. Мне все равно…

Обсуждение длится несколько минут, во время которых к их группе присоединяется еще один мужчина в богатой одежде. Выслушав остальных, он подходит ко мне, берет за подбородок – и снова осмотр. Покрутив мою голову в разные стороны и не отрывая взгляда от моих глаз, он что-то отрывисто приказывает остальным, и вокруг меня начинается круговерть. Меня отсоединяют от общей цепи и куда-то ведут. «Куда-то» оказалось недалеко, лишь несколько метров до стоящей в стороне повозки.

Там на меня надевают другие кандалы, более легкие и удобные, и, выдав дополнительный кусок ткани, подталкивают к повозке, где уже сидят две закутанные до самых глаз девушки. Когда я пытаюсь залезть на повозку, один из мужчин останавливает меня и начинает что-то быстро лопотать, показывая на материю в моих руках. Я не понимаю, чего он хочет, и тогда, выхватив ткань, мужчина закутывает меня и подсаживает наверх, напоследок скрепляя цепь от наручников с кольцом, прикрепленным на краю повозки. Дальше мое «путешествие» продолжается в более комфортных условиях. Конечно, жарко и душно по-прежнему, но хотя бы нет изматывающей усталости, и поят нас гораздо чаще, чем остальных.

Сейчас, когда не нужно думать о том, как бы не упасть, я старательно копаюсь в памяти, пытаясь разобраться, каким образом здесь очутилась.

Но память упорно подсовывает мне чистый лист. Прошлого нет совсем, оно стерто, уничтожено. Кем? Зачем? Почему? Такое ощущение, что моя жизнь началась несколько часов назад в этой раскаленной солнцем пустыне…

Будильник зазвонил ровно в семь утра. Спросонья долго соображала, где нахожусь, рассматривая незнакомую комнату, и, наконец вспомнив, облегченно вздохнула и вскочила с постели. Умывшись, затянула волосы в тугой узел и прикрыла шарфом, подобно деревенской старушке. Ну и пусть, зато не привлечет мужское внимание. Следом я водрузила на нос темные очки и отправилась на кухню. Сегодня в меню были французские блинчики со взбитыми сливками и турецкий кофе, аромат которого распространился по всему дому.

Заслышав шум и шаги на втором этаже, я быстренько убрала за собой, накрыла на стол и слиняла к себе в комнату перебирать свое богатство – восемь камушков без девятого. Белая бляшка кварца, черный в серых пятнышках базальт, нежная яшма, вся в молочно-коричневых разводах, кусочек темного нефрита, зеленый авантюрин, тигровый глаз, бирюза, мини-кабошон кровавика.

Не хватает одного, особого камня, размером с голубиное яйцо; чистого, как слеза; ценой дороже мешка золота. Но его ни в одном музее не украсть, он такой один, и очень мне нужен.

Через некоторое время в дверь раздался стук, и, высунув нос наружу, я увидела своего работодателя, облаченного в деловой темно-серый костюм и белую рубашку. Впечатление он производил весьма и весьма импозантное.

– Эля, спасибо за завтрак. Деньги на продукты я оставил на столе. Может, тебе нужен какой-то аванс на новые сапоги? – сказал мне Максим Александрович, пока я на него невежливо глазела через черепаховые очки.

Переварив услышанное, я ответила:

– Нет, спасибо, не надо. Поскольку я теперь на полном пансионе, то средства на покупку обуви у меня есть. – И подумала: «Вот что с мужчиной делает сытный и вкусный завтрак – даже расщедриться готов. Получается, путь к кошельку мужчины лежит через сытную еду? Вечно меня на бредовые мысли тянет!»

В то время когда я витала в эмпиреях, мой начальник отбыл на работу, оставив мне деньги и список покупок. Изучив сей шедевр, я пришла к неутешительному выводу: мужчины ничегошеньки не понимают в благородном деле закупки еды, предпочитая получать продукты уже нарезанными на столе и в готовом виде. Хохотнула. Ну и бог с ним. Мне же лучше, если из-за этого появились средства к существованию!

Я оделась, взяла ключи от машины и поехала делать свои дела вперемешку с рабочими делами. Мне удалось совершить практически все, что запланировала: забрать вещи; переговорить с квартирной хозяйкой и отказаться от жилплощади; смотаться на несколько рынков и в пару супермаркетов. Также я стала счастливой обладательницей замшевых полусапожек на рыбьем меху и пяти платьев неопознанной расцветки и размера, пугающего множеством «иксов» перед буквой L на этикетке. В общем, на место своего нового проживания заявилась в прекрасном настроении.

До ужина еще была куча времени. Я не спеша разобрала покупки и, переодевшись, внимательно изучала себя в зеркале. Безразмерное платье длиной до средины икры, теплые овчинные чуни с шерстяными носками и головной платок, завязанный по брови, делали мой облик незаметным и малопривлекательным. Именно таким, как я и хотела. Удовлетворившись осмотром, поплыла на кухню творить кулинарные шедевры.

Вошедшего в полвосьмого вечера Максима Александровича встретили вкусные запахи печеночного торта и домашнего жаркого, а также сдача от закупки продуктов, оставленная мной на краешке накрытого к ужину стола.

По установившейся традиции в мою дверь постучали часом позднее и попросили:

– Эля, открой, пожалуйста.

– Вы что-то хотели, Максим Александрович? – спросила я, распахивая дверь.

– Вообще-то да… – начал говорить мужчина, но, увидев мой внешний вид, застыл с удивлением во взоре. Помолчав немного и придя в себя, уточнил с иронией: – Тебе удобно?

– Как нельзя более! – бодро отрапортовала я и замолкла, ожидая вопроса, с которым шеф ко мне пришел.

– Ну-ну… Это, конечно, твое личное дело – в чем ходить, только уж очень чудно выглядишь, – оценил работодатель. И продолжил: – Но я не об этом хотел спросить… Ты уверена, что купила все необходимое на неделю?

Максим ассоциировался у меня с алмазом: такой же твердый, яркий, чистый внутри. Если на минуточку представить, что камень мог стать человеком, я давно завопила бы: «Нашла!» – и с криками радости вернулась домой. Но… но. Увы. Камни людьми не бывают, хотя люди часто бывают камнями. Вот такой парадокс.

– Да. А что? – полюбопытствовала я. В голове мелькнула мысль: «Неужели он что-то просил, а я забыла? Вроде бы нет, ничего, кроме еды, не упоминалось».

– В сущности, ничего… просто многовато денег осталось от закупок. Поэтому и интересуюсь, – объяснил Максим Александрович.

Облегченно вздохнув, я пояснила:

– Многие продукты я купила на рынке и на оптовой базе, там свежее и дешевле.

Он как-то странно на меня посмотрел, поблагодарил за ужин, пожелал спокойной ночи и ушел.

«И что ему показалось таким удивительным?» – размышляла я во время мытья посуды и уборки на кухне. Вообще-то на кухне я разыскала встроенную посудомойку навороченной модели, но было лень запускать ее из-за пары тарелок. И еще, наверное, привычка…

После того как все было вымыто, вычищено и приготовлено на завтрашний день, я ушла к себе, где минут двадцать пялилась сонными глазками в зомбоящик, ничегошеньки не понимая в хитросплетениях сюжетной линии бесконечного сериала, а потом благополучно уснула.

Вечером наш караван подошел к оазису. Бедуины развили бурную деятельность, чтобы обустроить живой товар. Поставив несколько легких шатров, они натянули подобие тента над невольницами, которые по-прежнему оставались скованными цепью друг за другом. Затем девушкам выдали по паре фиников, пресную лепешку и чашку воды. Нас троих сняли с повозки и отвели в один из шатров, где позволили напиться и поесть. В отличие от других, к нашим лепешкам полагались кусок вяленого мяса, пригоршня размоченной кашицы – не то крупы, не то гороха, и несколько кусочков сочных фруктов. Видимо, сказывалось привилегированное положение.

Почему они отобрали меня? По каким причинам? Додумать мне не дали. Пришедший юноша дернул меня за ручную цепь и жестами приказал следовать за ним. Приведя в другой шатер и поклонившись мужчине в белом бурнусе и богатых одеждах, мелкий покинул нас, оставляя наедине.

Мужчина встал, обошел вокруг меня несколько раз и начал разматывать ткань, укутывавшую мое тело с головы до ног. В результате он оставил меня практически обнаженной, если не считать набедренной и нагрудной повязок.

Поцокав языком от восхищения, взвесил на руках волосы, спускавшиеся ниже талии. Намотал их на руку, подтащил меня к горевшему факелу, рассматривая удививший его оттенок: в темно-каштановых волосах, закручивающихся крупными кольцами, мерцали огненные блики. Правда, все это великолепие, которым он восхищался, мне показалось довольно жалким из-за грязи и пота.