Марина Рыбицкая - Девять с половиной

– Мы ее не возьмем! – категорически отреклись от меня немытые личности, плюясь почище своих верблюдов и ругаясь на чем свет стоит. – Она нам не подходит!

– У нас договор! – чуть не рыдал начальник стражи, с неописуемой скорбью во взоре держа в руках голую рукоять своей любимой сабли. Этим наличие сабли полностью исчерпывалась, сохранилась одна несъедобная рукоять.

И чего там жалеть, спрашивается? Одно название. Сталь была дешевенькая, некачественная. На один укус.

– Нам ее не прокормить! – пояснили немытые личности и тихо смылись, оставив меня со стражей наедине.

– Я тебя сейчас здесь закопаю! – заорал один из нукеров, начиная трясти клетку.

Глядя на меня, мужик впал в раж и стал, брызгая слюной, грызть прутья.

– Нечем, – спокойно заметила я, незаметно отодвигаясь. Вдруг бешенство заразно?

– Тогда убью! – вынырнул из ступора второй. – Ты сожрала самое святое – наше оружие! И оставила нас без работы и куска хлеба!

– Не факт, – отказалась я брать этот груз на свою хрупкую совесть. – Меня можно еще раз кому-нибудь продать. Или Зареме пожаловаться…

– Ей пожалуешься, – пробурчал начальник.

– Лучше убить! – упорствовал особо буйный.

– Смысл? – философски поинтересовалась я. – Ничего ж взамен не получите.

– А душу отвести? – выдал кто-то идею.

Идея не прижилась. Удовлетворение все предпочитали материальное или, в крайнем случае физическое.

Я поймала на себе несколько горячих взглядов, поежилась и осторожно заметила:

– Я вообще-то мужчин живьем не ем принципиально. Из-за избытка волосатости, немытости и костлявости. Но могу и отступить от своих правил…

– А чего назад не просишься? – спросил самый молодой и наивный, которого до этого оттирали в дальние ряды и поэтому он сохранил свою саблю и психику в неприкосновенности от моего желудка.

– А что, вернете? – хлопнула я на него ресницами, удивляясь извилистости мысли человеческой вообще и мужской в частности.

– Нет! – злобно отрезал потный и разнервничавшийся начальник, оттаскивая молодого бойца, который остался единственным боеспособным членом отряда.

– Тогда зачем просить? – меланхолично ответила я вопросом на вопрос, опускаясь на пол и увлеченно следя за ходом спора.

В результате начальник побегал вокруг да около, выщипал себе в расстроенных чувствах полбороды и справедливо рассудил, что лучше получить за меня, чем от меня. С тяжким вздохом он велел:

– Везите ее на рынок! Будем… пристраивать!

Кто не был на городском рынке, тот никогда ничего интересного не видел! Потому что нет оживленнее места во всем городе. Под протяжные крики водоносов: «Вода-а-а, вода-а-а», – вас попытаются обчистить или обмануть. Зычные крики мелких торговцев перемежаются воплями погонщиков. Кричат ишаки, орут верблюды, ржут продаваемые лошади.

Радуют глаз и нюх пирамиды всевозможных лакомств и завлекательные запахи плова, жареных потрохов и мяса, специй. Вот еще пару шагов – и в ноздри бьют яркие ароматы благовоний, а в глаза – насыщенные цвета ковров и блеск украшений. И ягоды-орехи-овощи-фрукты-фрукты-фрукты… желтые и красные, синие и зеленые, малиновые и оранжевые. Гладкие, колючие, шершавые, круглые, овальные, приплющенные… Виноград. Круглый и продолговатый, желто-зеленый, розовый, красный и черно-фиолетовый…

По периметру базара множество маленьких чайхан, где расслабленные гости и жители ведут переговоры и пьют из маленьких чашечек-пиал чаи или отвары трав, заедая пахлавой, а иногда теплыми пшеничными лепешками.

Мне аж плохо стало, и побежала слюна. Но мне поесть-попить никто из похитителей не предлагал, так что сабель в моем убежище стало еще на парочку меньше.

Торговали долго. К вечеру от меня отказались все! И меня сплавили бедуинам – и то… только потому, что сверху доплатили сами нукеры, вытряхнув из карманов все заначки.

Воины-бедуины равнодушно пожали плечами и взяли вместе с мелочью, вытащив меня из клетки и закинув на верблюда. Поперек. Что меня сильно возмутило.

– Лежи спокойно, женщина, – сказал предводитель, присаживаясь на корточки и отводя волосы от моего лица, чтобы рассмотреть получше. (А поздно! Раньше надо было разглядывать, караван ушел!) – И ты будешь жить.

– Тьфу! – выплюнула я верблюжью шерсть. – С кем?

– Что – «с кем»? – не понял меня смуглый чернявый мужчина с резкими чертами лица и огрубевшей кожей.

– Жить с кем? – нахмурилась я, елозя животом по животному. Во как сказала!

– С нами, женщина, – блеснул белоснежными зубами предводитель. Пообещал: – У меня много сильных воинов, тебе хватит.

– А их точно хватит? – пробурчала я, не испытывая ни малейшего страха, зато ощущая дикий прилив энергии и возбуждения.

К этому примешивалась непонятная острая тоска. С чего бы это? Никак железа переела.

Стражники в это время смылись по-европейски (мне Саид про этот обычай рассказывал), чтобы им меня обратно не всучили.

Предводитель вскочил на моего верблюда и с чувством хлопнул меня по заднице. Я, в свою очередь, лягнула животное, и мы бодро потрюхали из города в пустыню. Всей большой и дружно навязываемой мне семьей.

На воротах нас остановили стражники:

– Кого везете? Бумаги есть?

Предводитель вытащил из-за пазухи свернутую бумагу и отдал караулу.

Вот же предусмотрительная тварь! Все продумала! Это я про Зарему. Нехорошо так о будущей маме, но я тихо и про себя.

– Почему в таком виде? – поинтересовался один из караула, пристально разглядывая меня, подметающую дорожную пыль волосами.

– Она немного не в себе, – спокойно сказал предводитель. – Умом повредилась.

– Это от большого счастья, – подтвердила я. – Мне тут сказали, что все это, – ткнула я пальцем в сторону остальных воинов, – теперь мое. Не знаю, как переварить!

– Гы-гы! – заржала стража, держась за животы.

– Какое редкое имя – Амариллис, – задумчиво произнес начальник караула, возвращая бумагу. Протянул: – Где-то я уже такое встречал…

– А вы у Агилара поинтересуйтесь, – дружески посоветовала ему я, пытаясь пожать плечами. Заверила: – Ему будет приятно обо мне услышать.

Стражник хмыкнул и покрутил пальцем у виска:

– Точно с придурью!

Ворота открыли, и нас выпустили наружу.

Мы снова потрюхали по пескам, отдаляясь от города. Спустя некоторое время у предводителя возник вопрос:

– Откуда ты знаешь Агилара, женщина?

– Да я вроде как должна была стать его первой женой, – честно ответила я, стараясь меньше елозить по животному. Почти себе под нос: – Пока меня не украли…

– Тогда почему ты здесь? – не поверил мне кочевник.

– Происки врагов и желание посмотреть мир, – призналась я, отплевываясь от верблюжьей шерсти. Немытой и нечесаной.

– Поворачиваем! – велел спустя какое-то время предводитель в светлой одежде и полосатом платке, закрепленном на голове двумя темными обручами.

Ну да. Быстро среагировал. Не прошло и часа. После того, как поскреб бороду, затылок и что-то там еще, олицетворяющее у него думательный процесс.

Рявкнул:

– Я не хочу приобрести такого мстительного и могущественного врага, как военачальник Агилар из рода Ясарман!

– Это правильно, – немедленно согласилась я. – У него очень странные методы убеждения в правильности своей точки зрения. Вам может не понравиться.

Наш отряд развернулся и поскакал обратно, чтобы сильно обрадовать Зарему.

А так вот! Ей теперь по гроб жизни от меня не избавиться! Пусть это будет маленькая, но гордая месть этой тетке!

Пока я строила планы мести и вредно хихикала, на нас налетел еще один отряд кочевников, внезапно выскочивших из-за барханов.

– Шайтан! – выругался предводитель и скинул меня с верблюда на песок, обнажая саблю. – Спрячься, женщина, и молись Творцу!

– Еще чего, – фыркнула я, отползая из-под копыт. – Зачем его беспокоить такой ничтожной проблемой?

В спускающейся на землю темноте началась жестокая битва. Мужчины сшибались не на жизнь, а на смерть. Слышались лязг сабель и яростные крики.

Рядом со мной на песок упал раненый воин из моего отряда, зажимая страшную рану в животе.

– Прячься, – прошептал он немеющими губами. – Тебя ждет участь страшнее смерти…

– Это мы еще посмотрим! – заверила его я, раздувая ноздри и впитывая металлический запах крови.

Внутри проснулось и зашевелилось что-то древнее и страшное. Что-то, что подсказывало мне, как поступить. Что-то, ударившее мне в голову и затмившее нормальное зрение.

Мир окрасился в оттенки фиолета. Перед глазами кружился и падал черный снег. Настоящая вьюга, леденящая снежная буря. Для меня наступила полутьма, обострилось обоняние. Из груди неожиданно вырвался страшный звериный рев, заставивший испуганно застыть всех присутствующих. Показались когти. Сердце гремело в ушах набатом.

Я оглядела сражающихся налитыми кровью глазами, сжала в руке скользкую от чужой крови саблю и пошла наводить свой порядок на отдельно взятом куске пустыни. Мне так хотелось. К этому звали моя кипящая от возбуждения кровь и сосущее чувство усиливающего голода.