Дарья Ковальская - Быть бардом непросто

Я убираю руку. Воздух снова становится прозрачным, а обиженное пламя с гудением поднимается вверх, облизывает трубу дымохода и снова занимает утерянные позиции.

Барон сидит, хрипло дышит, держась за горло и зажимая три неглубоких пореза.

– На ваших щеках уже проступает румянец. Боль уходит с каждым вздохом. Каждые полтора часа к вам будет возвращаться год вашей жизни.

В дверь молотят кулаком. Слышатся крики прислуги. Зовут барона.

Оборачиваюсь и усмехаюсь:

– Баронесса… очнулась.

Барон выходит из комнаты первым. Я иду следом. Снаружи уже стоят трое слуг. Темноволосый молодой человек испуганно лепечет, что ее милости внезапно стало плохо и она громит верхний этаж.

Наверху и впрямь происходит нечто невероятное. Слышны грохот, шум отодвигаемой мебели, визги и звуки ударов. То и дело что-то разбивается или скатывается по ступеням.

– Она в ярости.

Барон даже не оглядывается. Он идет вверх по ступеням – медленно и спокойно.

– Господин! У нас еще один посетитель!

– Гони всех в шею.

– Но это… он уже внутри.

Оборачиваюсь и ошарашенно смотрю на Аида, стоящего у подножия лестницы и с интересом изучающего ошеломленное выражение моего лица.

Барон машет рукой и просит всех оставить его в покое. После чего продолжает подъем. Он бледен, руки сжаты в кулаки, его слегка трясет.

Светлый подходит ко мне. Я усмехаюсь и щурю глаза.

– Неужели стало настолько скучно?

– Без тебя всегда скучно, – кивает этот гад и треплет меня по голове, как ребенка. После чего проходит мимо и продолжает подниматься по правую руку от барона.

Задумчиво смотрю ему вслед. Я думал… он не придет.

Баронесса не просто в ярости. Она себя вообще не контролирует. И в данный момент летает между комнатами, изредка взмывает к потолку, цепляется за мебель, швыряется ею и визжит, как сирена, которой прищемили хвост. Милое пухлое личико обезобразила ненависть, глаза налились кровью, из скрюченных пальцев вылезли длинные кривые когти, а уши заострились и обвисли, словно весь хрящ из ушных раковин исчез, оставив две бесполезные тряпочки.

– Марго! – Барон останавливается посреди холла и протягивает к ней руки. – Марго! Иди сюда! Спускайся! Марго, я все исправлю, не плачь, солнышко.

Женщина его не слышит. Мимо барона пролетает двухметровая ваза и, врезавшись в ступени лестницы, осыпается вниз градом осколков.

– А он и впрямь ее любил. – Аид стоит рядом, сунув руки в карманы, и следит за женщиной. – Советую тебе быстрее заканчивать. Иначе минут через пять она придет в себя и сможет внятно говорить. После этого барон тебя слушать не станет, это точно.

– Потому что любит?

– Именно. На нем очень сильные приворотные чары. Их ты снять не смог.

– И уже не смогу. С меня пока хватит и одного заклятия.

– Тогда береги барона, а с ней разделаюсь я.

– Почему ты?

– Ты же наверняка пообещал защиту. А значит, не можешь оставить его одного.

Мне подмигивают. Вынимают из-за пояса два длинных кинжала и тонкую серебряную цепочку с браслетами на концах.

– Она не даст это на себя надеть.

– Посмотрим.

В барона швыряют креслом. Приходится отвлечься, чтобы откинуть его с траектории полета мебели, иначе заказчика мы лишимся точно.

Аид в это время куда-то исчезает. То ли он прошел в другую комнату, то ли спустился на первый этаж.

Три минуты в нас швыряют всем подряд. Она разобралась в том, кто главный виновник ее стресса, и не скупится на предметы мебели. У меня даже руки болят от того количества метательных снарядов, которые приходится отражать. Барон при этом помогать мне и не думает. Он все зовет ее по имени и умоляет успокоиться. И это притом, что ее лицо назвать человеческим или милым уже очень и очень сложно. Сморщенное, покрытое взбухшими линиями вен, с алыми от лопнувших сосудов глазами и слюной, брызжущей изо рта… Короче, зрелище не для слабонервных.

Но ничего. Как только сил у нее поубавится – заклятие приворота растает само собой. Без подпитки она лишится чар. Заклятие красоты, к примеру, уже осыпалось с ее плеч черной золой.

– Марго! Марго, не надо! Иди ко мне! Прости, Марго! Я… я не знал.

Ведьма замирает где-то под потолком, вцепившись в него когтями на руках и на ногах и немыслимо вывернув шею для того, чтобы видеть барона. Зрелище – ужасает.

– Марго… солнышко, ну что же ты испугалась?

Тихий, надсадный свист, видимо, является попыткой ответить.

– Я тоже испугался. Иди ко мне, милая. Иди.

Удар. Она падает на пол, но тут же поднимается на четвереньки и очень быстро ползет к нам. Я бы даже сказал, чересчур быстро. Движения рук и ног, у которых к тому же появляется по одному лишнему суставу, почти невозможно заметить.

За миг до того, как ведьма бросается на барона, я встаю между ними.

Она замирает, дрожит и с ненавистью смотрит на меня. Ее глаза закатываются, и между век видны только белки. Изо рта стекает вязкая вонючая слюна. Окровавленные пальцы с когтями на концах непрерывно скребут по полу.

– Если не хочешь сдохнуть – уходи.

За спиной слышатся звук удара и вскрик барона. Оборачиваюсь и удивленно смотрю на Аида, который стоит над бароном и выкручивает его руку, заведенную далеко за спину, – в руке человека небольшой кинжал.

– Какого лешего подставляешь спину?

Он меня чуть не ударил? Растерянно смотрю на искривленное ненавистью лицо человека.

– Не отвлекайся!

Трекшест, Марго. Я успел поставить блок, и ее когти сомкнулись не на шее, а на руке. И все равно приятного в этом мало. И это больно! Очень.

– Не калечь ее, иначе взбесятся оба.

– Они и так не слишком спокойные. – Пытаюсь отцепить от себя беснующуюся ведьму, одновременно защищая жизненно важные органы.

– На-ка, надень на нее это.

На плечо падают браслеты. Ускоряясь, хватаю их свободной рукой, и за миг до того, как ведьма успевает вонзить когти в мое лицо, надеваю браслеты на ее руки.

Щелк. Щелк.

Визг, шипение, запах паленого мяса и катающийся по полу комок боли.

– Отойди от нее. Цапнет.

Киваю и делаю шаг назад. Аид уже отпустил барона, и тот тяжело дышит, лежа на полу и глядя на то, что еще утром было его женой. Прелестной, изящной, ранимой и хрупкой, как он полагал.

– Эти браслеты останавливают все чары. Приворотное заклинание уже не должно работать, – сообщает Аид.

Изучающе смотрим на барона.

– Вы как? – уточняю я.

Мужчина садится, потирает плечо, которое едва не выдернули из сустава, и глухо всхлипывает.

– Тогда с вас – двадцать золотых. Еще десять – за браслеты, – улыбается светлый. В его глазах нет и тени иронии.

Прибывшая стража грузит ведьму в карету и отвозит в городскую тюрьму. Барон выплачивает двадцать золотых, но благодарности мы так и не дожидаемся. Более того, он смотрит так… словно это я виноват в том, что его жена – ведьма.

Мы покидаем дом, и двери с грохотом закрываются за нашими спинами.

– Смотри-ка, снег. – Поднимаю голову и, стоя на ступенях, с интересом изучаю белые невесомые снежинки, медленно опадающие на еще теплую землю.

Эльф достает из кармана сигару и закуривает, выпуская изо рта зеленые струйки дыма.

– Почему ты вернулся?

Он задумчиво смотрит на меня, прикасается к моему уху. Я нервно им дергаю и отшатываюсь.

– Ты забавный. Не хотел терять такую игрушку.

Чего? Это кто еще тут игрушка?

– А в ухо?

– И так-то мы благодарим своего спасителя? Пошли домой.

Возмущенно соплю, но сбегаю вниз по ступеням, изучая прямую спину, на которую наброшен белый, подбитый мехом плащ.

– Слушай, а где ты плащ достал?

– Купил.

– А я? В смысле, а мне?

– А тебе сейчас купим.

Довольно улыбаюсь, представляя все то, что мы сегодня купим лично мне помимо плаща. Аид косится на меня и тяжело вздыхает.

– Недаром говорят, что темные как дети. Все, что их заботит, – золотые побрякушки, добыча и еда.

– А что еще должно заботить? – непонимающе смотрю на четкий профиль перворожденного.

– Ну… к примеру, искусство.

– Я бард, – сообщаю с намеком.

– Молодец. Считай, что ты выбился из стройного ряда обезьянок.

– Ты вот сейчас зачем мой народ обижаешь? Я, конечно, добрый, но не обладаю ангельским терпением.

– Это точно. Кстати, скоро Новый год.

Настораживаюсь, поворачиваю к нему уши, пытаясь понять, что за нотки проскользнули в его голосе.

– И что?

– Праздник.

– Какой же это праздник? Просто один год сменит другой.

– Ты что, никогда не отмечал этот праздник? Ну там елка, подарки, дед Метель?

– Какой еще дед? К нам в горы редко кто суется. Ты знаешь, нас вообще-то побаиваются, особенно после событий последней войны.

– Хм. Это упущение.

– Погоди, погоди. А что ты там говорил насчет подарков? В смысле, их всем дарят?

– Да.

– А кто?

Аид сворачивает направо и выходит на торговую улицу, на которой витрины магазинчиков украшены яркими стеклянными игрушками и бантами, а в сумраке светятся фонари, расставленные через каждые пятьдесят метров. Снег идет интенсивнее. Наверное, где-то там, наверху, усилился ветер и теперь скидывает в ущелье целые пригоршни белых хлопьев, устилая ими мостовую.