Дарья Ковальская - Быть бардом непросто

– Тебе что, жалко? Не ты же дарить будешь. И вообще, у меня вся жизнь без подарков прошла. Он мне должен.

– Хм. Так. Ладно. С этим я разобрался. А что такое синхофазоосвенилятор?

– Не знаю. – Роюсь в завалах из елок, вытаскиваю приглянувшуюся. Она не такая здоровая и вроде бы вполне себе пушистая. Смолой пахнет… приятно.

– В смысле не знаешь?

– Ну должно же быть у него воображение? Вот пусть сам и придумает, что это такое.

– Любопытно.

– А ты что заказал?

– Я уже давно ничего не заказываю.

– Как это? То есть все грандиозный розыгрыш? И никто не приходит и не дарит подарков?

– Да нет. Просто…

– Просто ты в это не веришь. Держи.

Сую белобрысому елку. Ветки больно хлещут его по лицу и забираются под плащ. Он кашляет.

– Что? И в рот попало?

– Кх. Ты уверен, что тебе нужна именно эта?

– Сама лучшая, которая у меня есть, – влезает гном, довольно скалясь.

– У нее с одного бока все ветви обломаны.

– А вы ее энтим боком к стене поставьте. Кстати, не забывайте, дереву нужна вода.

– Я эльф! Я лучше знаю, что ему надо. Варвары.

– Это еще почему? – обижается бородач.

– Вырубаете лес. Нет чтобы пойти туда и нарядить елку там.

– Ага. Я так и вижу, сидят они на елке, а внизу водит хороводы стая ошалевших от счастья волков! – усмехаюсь я. – Не вредничай! Давай, берись за другой конец елки.

– Ее перевязать надо! Иначе не утянем.

– За это дополнительная оплата, – не теряется гном.

– Сколько с нас за елку?

– Ну… по высоте тянет метра на три.

– Два, – мрачнеет Аид.

– Три, – хмурится гном.

– А давайте измерим, – улыбаюсь я, в кои-то веки решая всех помирить.

Гном сопит, но идет за измерительной палкой. Оказывается – два с четвертью.

– Так… два да еще четверть. Энто значится… будет… пять серебряных!

У светлого дрожит рука, и елка медленно заваливается набок, обламывая себе еще пару веток.

– Сколько?!

– Четыре, – сдается гном.

– Да у тебя написано: десять медяков за метр!

– Эта особенная, – не сдается гном, заслоняя спиной надпись. – Да и мало ли, чего там написано. В северной пещере на стенах тоже много чего понаписано…

– Короче, даю двадцать медяков – и ни единым больше.

– А чего это только двадцать?! – возмущается гном.

– У нее один бок почти лысый – вон там, – показывает пальцем Аид.

– А ты на ней еще попрыгай! Не нравится – не бери.

– Да ладно вам спорить, смотрите, я еще одну елочку нашел. Она чуть выше, но тоже ничего.

Меня прожигают такими взглядами, что я делаю вид, будто я не я и елка мне вовсе не нужна.

– Три серебрушки! И ни единой меньше!

– Пошли, Фтор. Нам тут не рады.

– Да что же это деется! Пришли – товар поломали, над продавцом поглумились и сваливаете? А в пятак?!

На Аида страшно смотреть.

– Ты сейчас на кого рот раззявил, недомерок?!

– Что тут происходит?

В загон с елками входит стражник. Еще трое остаются снаружи. Появились стражники чуть ли не из-под земли.

Вздохнул и отошел от елочной кучи. Почувствовал: не будет у нас сегодня ни елки, ни денег, да и спать будем не дома.

Аид – великий дипломат! В результате у гнома конфискуют елки и тащат их в главное отделение стражи. Перед светлым извиняются, просят его не нервничать. Гному, у которого не оказывается лицензии на торговлю, грозят камерой и баландой на ближайших три года. Так что в его лице мы наживаем кровного врага. Елку, правда, нам дали не очень красивую и лысоватую. Все остальное разобрали довольно перешептывающиеся стражники.

Идем домой, я тащу за собой наш трофей, который планомерно теряет остатки ветвей при трении о мостовую. В итоге за нами тянется зеленый елочный след из отломанных веток и иголок. Гном шагает рядом, почесывая затылок и ругаясь под нос.

– Аид, она мне не нравится.

– Чем? – уточняет хмуро.

– У нее осталось три ветки, и те лысые.

Светлый останавливается и оборачивается. Гном идет дальше, продолжает ругаться на чем свет стоит.

– Н-да. Зато бесплатно.

– Эй ты, стой.

Гном даже не тормозит.

– Если хочешь, можем принести тебе новые елки.

А вот это действует. К нам оборачиваются и вопросительно хмурятся.

– Ты покажешь, где есть неплохие елки. А мы поможем привезти в город еще штук двадцать зеленых красавиц.

– Это без меня. Я не вынесу вида такого количества срубленных деревьев. – Аид все-таки бросает несчастное дерево и, сунув руки в карманы, подходит ко мне.

– Пойдешь лицензию выбивать.

– А чего ее выбивать, – пожимает плечами гном. – Заплати золотой – и живи спокойно.

– Не понял?

– Мне очень повезет, если за такое небольшое количество елок наторгую золотой. И страже золотой отдай. Ну и в чем тогда моя выгода?

– Вот теперь понял, – чешу затылок, думаю. – А что, если я им что-нибудь спою в качестве уплаты за лицензию?

– Ага. А они тебе ответят, тоже в рифму и – пинком под зад.

– Ты не понял, я пою великие вещи. И вообще, я бард с мировым именем!

– Каким?

– Фтор!

– Не знаю такого. Ладно, пошли, что ли, споешь. Все равно никаких идей больше нет. А там видно будет. У вас, ребята, как я погляжу, тоже стабильного заработка нет.

Надо же, какой проницательный.

– Уверен, как только я спою новый рождественский гимн собственного сочинения на пороге казармы, они мне не только выдадут лицензию, но и отдадут свои сердца.

– Блажен, кто верует, – скептически произносит бородач.

Несмотря на скептицизм гнома, мы дошли до главного отделения стражи.

– Давай ужо пой, малец. Пущай у них уши вянут. В конце концов, петь здесь не запрещено. – Меня хлопают лопатоподобной рукой по плечу и мрачно кивают.

Улыбаюсь, набираю в грудь побольше воздуха и начинаю, мысленно вспоминая слова песни, которую сочинил сегодня ночью.

Там есть еще пара-тройка куплетов. Но допеть не дают. Меня вежливо просят уйти и не маячить. На вопрос: «А разве запрещено петь на улице?» – отвечают просто:

– В тюрьме тоже не запрещено, но ежели туда не торопитесь, то лучше свалить.

Ничего-то они не понимают в настоящем искусстве. Зато народу нравится! Вон сколько людей вокруг собралось! Меня просят спеть еще и погромче. Я отвечаю, что ежели нам выдадут лицензию, то спою вечером сразу много песен, пока елки будем продавать.

Народ требует у стражи лицензию. Самые активные идут внутрь и просят встречи с капитаном стражи, который, как оказывается, все еще отходит от вчерашнего похмелья. Короче, лицензию нам в итоге выдают всего за одну серебряную монету. Гном страшно рад. Народ требует обязательного вечернего представления, а мы втроем сваливаем к западным воротам, дабы срубить елочку-другую и привезти в город.

Аид – единственный, кто не принимает участия во всем этом безобразии и просто стоит неподалеку с отсутствующим видом. Ну и ладно. Зато он сани нам организовал – уж не знаю, где взял, да еще и с лошадью. Но гном безмерно обрадовался.

Лес оказывается небольшим. Голые деревья цепляются ветками за плащи и скрипят на ветру. Белобрысый идет с отсутствующим видом и явно во всем этом участвовать не желает.

– Да ладно тебе. Их все равно срубят.

– Знаешь, Фтор… Лучше бы тебе научиться молчать хоть иногда. Ты хоть понимаешь, что такое для светлого эльфа срубленное дерево? – Он пробирается через сугробы и хмурится все больше и больше.

– Ну…

– Деревья для нас как дети. А от того, что ты говоришь, легче не становится, поверь.

– Хм. А ежели мертвое дерево взять? И морок навести.

– А вы могете? – вмешивается гном, едущий рядом на санях и весьма неплохо ими управляющий.

– Могем. Но этот морок продержится часа два – не больше. А потом прибегут разгневанные покупатели и будут мстить.

– Н-да. Аид прав. Так мы ничего не добьемся. Ну где там твое заветное место?

– А вы чего идете? Садитесь! Места на санях усем хватит.

Киваю и залезаю на доски. Он прав – так быстрее.

– Я не поеду. Не хочу на это смотреть.

Аид выглядит страшно расстроенным. Киваю гному, и тот послушно стегает лошадь хлыстом, ускоряя ее бег.

– Это и есть твое заветное место? – Изучаю ряды пеньков, окруженные дубами.

– Ну… н-да. Видать, кто-то раньше нас здесь побывал.

– Хм. Ну и чего делать будем?