Михаил Ахманов - Клим Первый, Драконоборец

Клим выпрямился и запрокинул голову.

– Владыка Хай Бории перед тобой! Ты живешь в моих землях, терзаешь мой народ! Не нравится мне это, гад недорезанный. Пора бы на коз перейти. Одну в месяц обещаю.

– Вла-адыка-а! – гулко раскатилось в пещере. – Низзяк назвал себя владыкой! Здес-сь один владыка – мы!

– Ну, тогда извини. Боливару не снести двоих, – сказал Клим и вытянул руки, собираясь метнуть огненный шар.

Под черепом точно граната взорвалась. Он ощутил, как страшный чужеродный монстр пытается совладать с его разумом и волей, будто жуткий паук с тысячей лап пробрался в голову и тянет, тянет паутину к каждой клеточке мозга. Тут и пришел бы ему конец, но к этому фокусу Клим приготовился: помнил слова ведуньи о злой драконьей магии, а еще схватку с демоном, что вселился в Терине. Очень похоже, решил он, сжимая паука ментальными клещами. Возможно, зелье Сулеймана помогло или его атака была такой внезапной, что тварь не успела ни пискнуть, ни защититься – паук рассыпался в пыль и исчез, как ночной кошмар при пробуждении.

Дракон взревел – так, что сотряслись своды пещеры. Его глаза полыхнули огнем, лязгнули зубы, раскрылась огромная пасть.

– Убил! Ты убил его! Пошшел против нашшей воли! Ты умрешшь, низзяк! Мы с-спалим тебя, а потом и вс-се твое племя!

Клим метнулся в трещину, и сноп пламени пролетел мимо. Адский жар опалил его бок и спину, в двух местах искры прожгли комбинезон, но голову защитила каска. Джинн, шепча арабские проклятия, топтался на его плече, хлопал ладошками, гасил затлевший воротник.

– Брось, – сказал Клим, – что сгорело, то сгорело. К бою, старина!

Он выскочил из укрытия, развел пошире руки, и огненная сфера вспыхнула между его ладонями.

– Хочешь прикурить? Вот тебе сюрприз, мурло!

Полет шара был стремителен, прицел точен – он ударил тварь в шею под челюстью. Стены и своды снова сотряслись от яростного рыка, дракон замотал головой, чешуя на шее лопнула. Он испытывал боль, но вряд ли рана была серьезной.

– Жги сына праха! – завопил джинн. – Хадидж[10], рожденный псом и свиньей! Жги его, меч славы!

Опустив голову и загребая когтями золотые безделушки, дракон двинулся к Климу. Его черные перепончатые крылья распахнулись, заслонив падавший сверху свет; то ли он хотел взлететь, то ли напугать врага. Впрочем, пещера, хоть и огромная, не подходила для полета гигантской твари.

Вытянув шею, дракон открыл пасть. Огненная струя разорвала темноту, и навстречу ей Клим швырнул сгусток пламени. Два жарких потока столкнулись над золотым озером, расплавляя металл; полетели раскаленные брызги, багровый фонтан, стрелявший искрами, взмыл к сводам пещеры. Рухнув на землю, Клим заметил, как в перепонке левого крыла возникло рваное отверстие. Дракон был велик, а он мал; капли золота впивались в шкуру твари, буравили крылья и чешую, и только одна стукнула по каске.

В следующие мгновения пещеру затопило огнем. Дракон метал его, пытаясь поразить стремительно ускользавшего человека, тот не оставался в долгу. Багровые струи пересекались в воздухе, били в стены, заставляя их содрогаться, плавили камень и металл. Озеро будто осело, покрывшись слоем жидкого золота; каждая вспышка огня вздымала тяжелую медленную волну и обжигающие брызги, опадавшие смертоносным дождем. Клим старался не приближаться к расплавленной массе, прятался в щелях, избороздивших стены, и, уворачиваясь от пламени, швырял и швырял в противника огненные шары. Тварь была огромной, и почти каждый снаряд достигал цели, прожигая чешую и перепонки крыльев. Дракон сложил их, прижал к бокам и с яростным ревом топтался теперь в золотом расплаве, вытянув шею, точно ствол гигантского орудия. Он хотел выбраться на каменную поверхность, но золото не пускало – под жидким слоем был вязкий размягчившийся металл, не дававший опоры конечностям. Его лапы проваливались в этой трясине, жар опалял брюхо, хвост подергивался, бросая вверх и в стороны раскаленные капли.

– Погреться захотелось? – пробормотал сквозь зубы Клим. – Ну, сейчас добавим огонька!

Комбинезон тлел в десятке мест, разлетавшиеся искры жалили руки и плечи, но боли он не ощущал – должно быть, Сулейманово зелье сделало нервы крепче железа. Джинн, оседлав его шею, прятался от огня за каской и поносил дракона на всех известных ему языках. Похоже, Бахлула не пугали бушующее пламя и брызги металла; жизнь его была долгой, бурной, и, вероятно, случалось ему встревать в разборки между джиннами, ифритами и прочей нечистью.

Дракон все-таки выполз из озера. Лапы чудовища были обожжены, когти скрючились, на длинной шее, там, где осыпалась чешуя, багровели проплешины, из перепонки на левом крыле торчала перебитая кость. Но подыхать он явно не собирался. Его глаза уже не казались зелеными, а горели багровым огнем, с лап и туловища осыпался дождь золотых капель.

– Низзяк! – прошипел он, поводя головой из стороны в сторону. – Увертливый низзяк! Упрямый! Таких еще не попадалос-сь… нет, не попадалос-сь… Но с-скоро, с-скоро он умрет…

Сердце Клима на миг дрогнуло, холодный пот оросил виски. Тварь была на редкость живучей, а огненные шары, которые он бросал, становились все меньше и меньше. Знак, что действие зелья близится к концу! Битва тоже – сейчас или он дракона, или дракон его. Пятясь, отступая к спасительным трещинам в стене, он вдруг услышал голос Дезидерады – так отчетливо, будто эльфийка стояла у него за спиной: «Дракон – страшная тварь. Не хотелось бы мне, чтобы ты погиб, сражаясь с этим чудищем. Ни людям, ни эльфам с ним не совладать».

Не совладать?..

Клим поднял пистолет. Он сжимал оружие обеими руками, ощущая, как исходят от «гюрзы» токи уверенности и холодного спокойствия. Ствол и в Африке ствол, мелькнула мысль. Восемнадцать патронов в обойме, пули бронебойные, калибр девять миллиметров. Тварь гораздо ближе прицельной дальности. Промахнуться невозможно…

Клим всадил очередь в левый глаз, сменил обойму и выстрелил в правый. Его лицо и руки горели – даже с расстояния сорока шагов дыхание дракона обжигало. Чудовище замерло с раскрытой пастью, глаза, пылавшие огнем, погасли, по чешуе сочилась кровь. Расстреляв обе обоймы, Клим послал огненный шар ему в глотку. Медленная судорога сотрясла тело дракона; дернулся хвост, дрогнули крылья, встопорщился и опал гребень на спине, когти заскребли по камню. Потом лапы его подогнулись, и голова с оглушительным стуком рухнула наземь.

Мертв?.. Или еще жив?..

– Добей его, о шахиншах, – произнес над ухом джинн. – Добей! Вспомни, у тебя есть секира!

Клим обнаружил ее у стены. Огромный топор уже не казался легким как перышко, но не был и слишком тяжел – Сулейманово зелье еще действовало. Когда он обрушил лезвие на шею чудища, эльфийские письмена вспыхнули алым и по пещере раскатился долгий протяжный гул. Полетели чешуйки, хлынула кровь, секира заскребла по кости. Он ударил опять, стараясь рассечь позвоночник. Шея была толще столетнего дуба – с двух ударов не перерубишь и с пяти тоже.

Закончив с этим, он из последних сил навалился на драконью голову и откатил ее к стене, бормоча:

– Нелегкая баталия… прям-таки Лютый против Безбашенного… С чертом и то проще было… Ну, мужик сказал, мужик сделал!

Смертельная усталость навалилась на него. Лицо и обожженные ладони горели, боль от десятка ожогов, будто проснувшись, вспомнила о нем, и жаркий, полный смрадного дыма воздух царапал горло. Еле волоча ноги, Клим двинулся к выходу из пещеры. Башмаки загребали каменную крошку, звенела секира, которую он тащил за рукоять, с ее лезвия падали капли крови. Его комбинезон тоже был окровавлен, а на каске застыли потеки золота.

– Сын свиньи и собаки мертв, о победоносный, – прошелестел тонкий голосок джинна. – Что будешь делать теперь?

Клим оглянулся на озеро, покрытое коркой застывающего металла.

– Теперь вопрос перешел из военной в финансовую плоскость. Пошлю работников и воинов, чтобы вывезли эти богатства. Заодно пусть разыщут и перебьют мелкую драконью нечисть. Полная зачистка, друг мой! Санация всех подвластных мне земель!

– Я не о том, о шахиншах, – да будут сопутствовать тебе бахта и бишр![11] Вернемся ли мы во дворец или желаешь направить стопы свои в деревню, дабы обрадовать ее жителей и принять их благодарность?

– Тут есть ручей, – молвил Клим. – К нему я и направлю свои стопы.

Он отбросил топор, снял каску и ремень с пистолетом и рухнул в ледяную воду. Лежал долго, пил мелкими глотками, слушал, как журчат струи на камнях, глядел в блеклое осеннее небо. До полудня было еще далеко, и он решил, что может не торопиться. Подобрал мешок и оружие, спустился к Гибельной тропе и влез в колдовские сапоги. Он был мокрым, оборванным, обожженным, с пузырями, вздувшимися на лице и ладонях, в одежде, перепачканной сажей и кровью дракона.

В таком виде он и постучался в дверь ведуньи Хоколь.