Надежда Первухина - От ведьмы слышу! (Другая редакция)

– А ну кончай спиваться! – Стальные пальцы тестя впились в плечо писателя так, что тот скривился от боли и протрезвел на пятьдесят… нет, уже на семьдесят пять процентов.

– Я и не заметил, как вы вошли, – хмуро поприветствовал Баронета Авдей и потер ноющее плечо. – И вовсе я не спиваюсь. Вас бы на мое место.

– А тебя бы – на мое. Знаешь, где и с кем я сейчас был?

– Ну?

– Я назначил тайную встречу с домовым того жилища, в котором убили Главу Трибунала. Финские домовые – парни несговорчивые, но мне удалось уговорить его встретиться на нейтральной территории и дать свидетельские показания насчет того, как все действительно происходило в ту ночь. Домовой утверждает, что в дом к Главе вошла Мать Трансценденция, облик свой сменила перед специальным зеркалом и воспользовалась при этом запрещенным заклятием. А потом уже сделала то, что… сделала.

– И что дальше?

– Очнись ты наконец! Запись свидетельских показаний домового я уже запустил в Общую Ведьмовскую Сеть. По принципу вируса. Ведьма активирует свой кристалл, а там – некий домовой вещает, как на самом деле произошло преступление века. И что самое главное – уничтожить эту запись в кристалле невозможно. Хай-фай вирус! Так что пусть процентов на тридцать, но это поколеблет уверенность ведьм в виновности Вики и непорочности Трибунала. И безумная охота на ведьму будет заменена публичным расследованием. Вика, так сказать, предстанет перед общественностью без риска быть мгновенно растерзанной на куски и сможет дать показания.

– Это небезопасно.

– Конечно. Но это играет в нашу пользу, а не в пользу Трибунала. Да и до каких пор мы будем скрываться тут, как кроты в норе?!

…– НЕУЖЕЛИ МОЙ САМЫЙ БЕЗДАРНЫЙ УЧЕНИК НАКОНЕЦ СУМЕЛ СКАЗАТЬ НЕЧТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РАЗУМНОЕ?!

Голос шел из ниоткуда и одновременно разносился по всей квартире. Баронет вскочил, захлопнул футляр, сунул его в руки Авдею:

– Если сможешь, беги! Куда угодно!

– ДА КУДА ЖЕ ЕМУ ОТ МЕНЯ БЕЖАТЬ? ЧЕЛОВЕЧКУ? С ГРЕШНОЙ ДУШОЙ И НАДЛОМЛЕННОЙ ПСИХИКОЙ? ПУСТЬ ПОСИДИТ. ЕГО МНЕ ТРОГАТЬ ПОКА НЕ РЕЗОН…

Унылая квартира, словно повинуясь этому голосу, приобрела пурпурно-черный инфернальный оттенок. Авдей, стиснув футляр с рапирой, словно прилип к стулу. Вся комната вдруг наполнилась омерзительным жужжанием мириад незримых насекомых. От этого жужжания можно было просто свихнуться.

И перед магом и человеком материализовался Повелитель мух[27].

– ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПРИВЕТСТВУЕШЬ МЕНЯ КАК ДОЛЖНО? – спросил Бафомет мага, и его алые рога угрожающе запульсировали.

– Я не подчиняюсь… твоему ведомству.

– УВЕРЕН?

– Да.

– НАИВНЫЙ. СВЕТЛЫЕ МАГИ, ТЕМНЫЕ МАГИ… ВОТ ВЫ ГДЕ У МЕНЯ ВСЕ! – Бафомет показал сжатый кулак. – ОДНО МОЕ ДУНОВЕНИЕ – И ТЫ СТАНЕШЬ ПЕПЛОМ, САНВИФАГАРОТ.

– Что ж ты не дунешь, Бафомет?

Демон рассмеялся:

– ТЫ МНЕ ЕЩЕ ПРИГОДИШЬСЯ. ОТДАЙ ЭТУ ВЕДЬМУ.

– Ты о ком?

– НЕ ПРИКИДЫВАЙСЯ ОЛИГОФРЕНОМ. ОТДАЙ МНЕ МОЮ ГОСПОЖУ ШАБАША.

– Зачем?

– ИДЕТ ОХОТА НА ВЕДЬМУ. НА НЕЕ. НАДО УДОВЛЕТВОРЯТЬ КАПРИЗЫ ПУБЛИКИ. А ПУБЛИКА ЖАЖДЕТ КРОВИ.

– Ты же знаешь, что Викка не совершала преступления…

– ЗНАЮ. НУ И ЧТО? МНЕ ВООБЩЕ ПЛЕВАТЬ, КАК ВЕДЬМЫ ДЕЛЯТ МЕЖ СОБОЙ ПРЕСТОЛ ВЛАСТИ. ВСЕ РАВНО КАК МУХИ ДЕЛЯТ КУСОК ДЕРЬМА… ОНИ – МУХИ. ИНОГДА – ОСЫ. ИЛИ ШМЕЛИ. НО ВСЕ РАВНО, ДЛЯ МЕНЯ ОНИ – НАСЕКОМЫЕ.

– Тогда зачем тебе нужно, чтобы Викку убили?

Бафомет страшно оскалился:

– МНЕ НРАВИТСЯ НАБЛЮДАТЬ ЗА ПОВЕДЕНИЕМ НАСЕКОМЫХ. Я ЭНТОМОЛОГ-ЛЮБИТЕЛЬ. МОЖНО СКАЗАТЬ И ТАК.

– Тогда слушай меня внимательно, энтомолог. Поскольку я состою в обществе охраны насекомых, некоторых очень дорогих мне насекомых, тебе придется иметь дело со мной.

Бафомет изобразил усмешку, от которой Авдея, как простого смертного, отнесло к дальней стене.

– ТЫ БРОСАЕШЬ МНЕ ВЫЗОВ? – спросил Бафомет.

– Да, – ответил Санвифагарот.

– ЗАМЕЧАТЕЛЬНО. ВОТ ЭТИМ МНЕ И НРАВИТСЯ ОБЩЕНИЕ С ЛЮДЬМИ – ТЕМ, ЧТО ОНИ ИНОГДА БРОСАЮТ МНЕ ВЫЗОВ…

– Я не человек, и ты это знаешь.

– ТЫ ЧЕЛОВЕК. И ТЫ ЭТО ТОЛЬКО ЧТО ДОКАЗАЛ. ВЫБОР ОРУЖИЯ ЗА ТОБОЙ.

…Авдей увидел, что вокруг них троих уже давно не стены квартиры. Вообще никаких стен нет. А есть громадное плато с нагромождениями базальтовых плит и разломами, в которых клокотала лава. Низко-низко над этим мертвым местом проносились угольно-черные облака с серой каймой. Авдей стоял в десятке метров от места предполагаемой схватки, не в силах двинуться, словно муха в паутине. Черт, опять муха!..

Он посмотрел на Бафомета и Санвифагарота и понял, что и противники изменили обличье, – видимо, дабы соответствовать окружающему пейзажу и значимости схватки. Козлиная морда Повелителя мух ощетинилась тысячью зеркальных лезвий-жвал, из волосатого брюха выросли паучьи лапы, хвост, напоминавший хвост скорпиона, забил по плитам, оставляя в них глубокие трещины, а глаза… Ну какие у демона могут быть глаза? Так, отвратительно сверкающие бездумные гляделки.

Повелитель мух воздел одну из лап, и в нее ударила молния. Повелитель коротко взвыл, и молния застыла, превратившись в искривленный меч, попирающий все законы трехмерного мира…

– Каким ты был, таким ты и остался, – разнесся над базальтовой пустошью спокойный голос Баронета. – Никогда я не уважал твоих дешевых спецэффектов.

Авдей посмотрел на тестя. Санвифагарот, казалось, внешне совершенно не изменился, но каким-то шестым чувством писатель-фантаст понял, что эта человеческая фигура с человеком больше не имеет ничего общего. Хотя бы потому, что вокруг этой фигуры воздух зыбко дрожал, а камни оплавлялись, как восковые свечи. Санвифагарот взмахнул десницей, и в ней засверкал меч, словно изваянный изо льда.

– ТАК НЕ ОТДАШЬ ВЕДЬМУ? – проскрежетал жвалами Бафомет.

– Нет.

И начался бой.

…Позже, когда Авдей пытался припомнить подробности этого боя, его память услужливо подсовывала какие-то сюрреалистические картинки, которые, возможно, знакомы народу, регулярно перебарщивающему с героином: разбегающиеся галактики, необратимый процесс мировой энтропии, пространства, перекрученные спиралью молекулы ДНК, время, превратившееся в вязкое месиво и текущее из ниоткуда в никуда… И назойливое жужжание мух. И стеклянный (а может, и серебряный?) звон, от которого Вселенная превращалась в пластмассовую бусину, катающуюся по дну пустой банки из-под пива… Авдей не понимал и не мог увидеть, кто побеждает, кто теряет силы в этой схватке. Он нечаянно стал свидетелем небольшого мероприятия вроде взрыва сверхновой, но его не предупредили насчет того, когда будет кульминационный момент…

Только почему футляр в руках так нестерпимо нагрелся?

Почему нет никакой возможности удержать его трясущуюся крышку?..

– ТЫ ПРОИГРАЛ, САНВИФАГАРОТ. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МОИ АПАРТАМЕНТЫ.

– Подождешь! Туда я всегда успею!

Меч-молния и меч-льдина сшибаются, рождая чудовищный взрыв. И после этого наступает вселенская тишина.

Чудище с головой козла и хвостом скорпиона нависает над распростертым противником. Фасетчатые гляделки внимательно наблюдают, как медленно гаснут глаза: один человека, а другой – змеи.

– СТОИЛО ЛИ ТАК НАДРЫВАТЬСЯ ИЗ-ЗА КАКОЙ-ТО СМЕРТНОЙ ДЕВЧОНКИ?

…И в этот момент Авдей понимает, что футляр, охраняемый им, пуст. И нечто крошечное в масштабе окружающих декораций, нечто блестящее и тонкое как игла несется к фигуре Баронета.

А тот пытается встать. Он шатается, оскальзывается на собственной грязно-бурой крови, но встает:

– Я всегда мечтал встретить свою кончину, гордо стоя на ногах. – Голос Баронета еще насмешлив.

– КАК УГОДНО! – Повелитель мух комическим жестом разводит своими щупальцами-лапами, открывая не защищенное хитиновым панцирем брюхо…

И в этот момент в руке Баронета оказывается рапира. С выпуклой красивой гардой, искрящейся аметистовой крошкой.

Если есть оружие, надо нанести удар.

И маг Санвифагарот протыкает рапирой Повелителя мух насквозь. Как энтомолог – жука для коллекции.

Вой поверженного Повелителя – это отдельное описание. И его необязательно приводить в тексте[28].

Баронет выдернул рапиру из тела демона, и тот рухнул, рассыпаясь, расплескиваясь грязью и нечистотами. Сильно завоняло серой. Баронет оглядел рапиру – она была черной…

– Авдей! – закричал Баронет. – Она умирает, Авдей!

…Снова была квартира. Только теперь – квартира семейства Белинских. Правда, прежнего уюта, порядка и красоты в ней не наблюдалось. Мебель была изуродована и искромсана, модели парусников, сервизы богемского стекла, фарфоровые статуэтки – все превратилось в месиво, хрустящее под ногами. Стены были исписаны ругательствами и проклятиями. Но никто не обращал на это внимания. Всеобщее внимание было приковано к женщине, неподвижно вытянувшейся на единственном уцелевшем от разгрома диване.