Виктор Емский - Славянские шутки (О нелегкой жизни украинских националистов)

— Ну, чего смотрите? Тащите все. Я вас догоню.

Бойцы стали выносить кульки из магазина. Местные жители, поневоле оказавшиеся свидетелями воинского произвола, жались к прилавкам, сверкая глазами, полными злобы. Среди них были мужчины, но они даже не дергались… Петро, не зная, что делать, тупо застыл у кассы. И лишь один Мурзик нашел выход. Он подскочил к Ваське сзади и заорал:

— Тронешь ее, я трону тебя!

Возможно, Мурзик имел в виду просто тумаки, предназначенные насильнику, который собирался воспользоваться незавидным положением беззащитной женщины. Но, по-видимому, Васька вспомнил анекдоты про грузинов, ходившие по всему пространству бывшего Советского Союза. Согласно этим анекдотам грузины имели богатый половой опыт и совсем не гнушались гомосексуализмом, особенно — если ненароком оказывались сзади волнующего их объекта. Поэтому Нечипурло резко обернулся к Мурзику и встретился с его ледяным взглядом. В итоге продавщица избежала сексуального насилия, но осталась с переломанным о кассу носом, что все равно никак не вязалось с освободительной миссией национальной гвардии…

Петро сплюнул на дно траншеи и покрутил в руках отобранную у Васьки фляжку.

— Как ты думаешь, что там? — спросил он у грузина.

— Отвинти крышку и узнаешь, — посоветовал Мурзик.

— Коньяк там, — подал слабый голос Васька. — Армянский.

— Надо же, как отцы командиры живут! — удивился грузин. — Петруха, дай-ка хлебнуть.

Москалюк отдал фляжку.

Мурзик скрутил колпачок и присосался к отверстию. Его могучий кадык заходил по горлу, как насос на нефтяной скважине — тяжко и равномерно. Отпив хорошенько, грузин отдышался и, передав фляжку Петро, с восторгом заявил:

— Давно такого чуда не пил!

Москалюк тоже глотнул, крякнул от удовольствия и сказал:

— Эх, пожрать бы еще что-нибудь!

— Скоро нас накормят ополченцы, — сказал Мурзик.

— Ах, так вы тоже сдаться захотели? — лебезящим голосом поинтересовался Нечипурло. — Простите меня, я не знал! Пробираясь к этому окопу, я думал, что вы при начавшемся обстреле давно смылись! Я не ожидал вас застать здесь! Но раз ваши цели совпадают с моими, то почему бы нам не выпить вместе?

И просительный взгляд Васьки уперся в Москалюка, державшего заветную емкость в руке. Петро с Мурзиком переглянулись и рассмеялись хором.

— Дай ему хлебнуть, — распорядился Мурзик.

Петро встал, сделал шаг в сторону Васьки, и всунул тому в рот горлышко фляги. Нечипурло задвигал щеками и инстинктивно ухватился руками за сосуд. Мурзик тут же заорал:

— Эй! Хорош! Всю флягу высосет!

Петро отнял емкость от губ Васьки, сел на прежнее место и сам хлебнул из горлышка. Коньяк оказался не то, чтобы очень, но все равно неплохим (ибо командир роты никак не тянул на того, кто пьет коньяки из категории «чтобы очень»). На старые самогонные дрожжи Петро с Мурзиком развезло — как юных пионеров со стакана плодово-ягодного вина «Золотая осень». Грузин от доброты душевной еще раз дал хлебнуть коньяка Нечипурло и принялся петь песни. Командир роты тут же стал ему подпевать, хотя ни слова по-грузински не знал.

Незнание языка совсем его не остановило, потому что владение интернациональной нотной грамотой и так всегда помогает в жизни. Особенно, если использовать такие слова как «ла-ла-ла», «вау-у-у» и «тру-ля-ля». Вытье и труляляканье Нечипурло существенно усилило объемность звучания грузинских композиций, и Мурзик благодарно кивнул головой ротному. Но дуло автомата, направленное в пузо неожиданно появившегося бэк-вокалиста, в сторону не отвел.

Петро, не обращая внимания на возникнувшую гротескную ситуацию, просто наслаждался концертом и больше ни о чем не думал. Ни о принципах национализма, ни о жизни, закатившейся в тупик. Он даже не вспоминал свою американизированную задницу, в этот трагический момент утрамбовавшую подсумок с автоматными магазинами в холодную зимнюю землю. Ему было просто хорошо. И все. И свист пролетавших над головой снарядов больше не беспокоил Москалюка, так как летели они дальше него и несли смерть не ему…

Неожиданно рев канонады стих и в рассветную красноту неба рванулся уже ничем и никем не заглушаемый звук чистого и бархатного баритона Мурзика. Последние строчки песни он пропел по-русски:

— Где же ты моя, Сулико-о-о!

Москалюк попытался захлопать в ладоши, но не смог, так как этому помешала фляжка, зажатая в одной из его рук. Тогда, сохраняя ситуационный напор, он предложил:

— Может, споем гимн Украины?

Лицо Мурзика странным образом скуксилось, а Нечипурло, покрутив пальцем у виска, вообще перевел глаза вправо по траншее и легонько засвистел одну из популярных блатных песенок.

Петро, помолчав несколько секунд, спросил у грузина:

— А про Хас-Булата знаешь?

Мурзик, усмехнувшись, ответил:

— Знаю, конечно. Кто ж эту песню не знает? Но она совсем не грузинская и потому — петь ее сегодня у меня нет никакого настроения.

— Как хочешь! — воинственно воскликнул Петро. — А я вот возьму и спою!

Мурзик приглашающе взмахнул рукой. Москалюк раскрыл рот и взревел:

— Хас-Булат уда-а-лой, бедна сакля твоя-я-я! Золотою казно-о-ой я осыплю тебя-я!

Нечипурло тут же подключился. Но уже не трулялякал, а пел нормальными словами. У него был чудесный тенор, и песня зазвучала довольно гармонично. Грузин принялся дирижировать левой рукой, так как правая у него была занята автоматом, все еще направленным в живот своего ротного командира. И он совсем не собирался снимать его с мушки, хотя давно заметил две фигуры, тихо возникшие над головами певунов.

В утренних лучах восходящего солнца эти фигуры совсем не казались какими-то сказочными персонажами, появившимися из воздуха только для того, чтобы обозначитькрасоту прекрасного зимнего утра, укутанного легкими струями тумана. Они, скорее, являлись реальными гвоздями мироздания, готовыми в любую секунду разрушить красочный лубок идеализма автоматной очередью с целью сообщить окружающей их материи, что она всегда находится под пристальным наблюдением, и нечего ей, этой материи, слишком расслабляться под пение всяких окопных алкоголиков.

Мурзик, упоенно дирижируя левой рукой, радостно глядел на двух новоявленныхархангелов и улыбался им младенческой открытой улыбкой. Москалюк и Нечипурло гостей не видели, так как сидели на дне траншеи спиной к линии фронта. Потому, увлеченные творческим порывом, они продолжали орать красивую народную песню (на самом деле — сочиненную русским офицером более ста пятидесяти лет назад) о любви молодого джигита к прекрасной чужой жене, которая завершилась обычной горской традицией, связанной с обязательной смертью женщины от кинжала и отрезанием головы ее законному мужу.

Архангелы же выглядели довольно обыденно для этой местности, уже более полугода пожираемой гражданской войной, и поэтому никакого удивления не вызывали. Один из них был одет в простой зимний охотничий костюм болотного цвета, другой же красовался полной казачьей амуницией и напоминал балаганного клоуна из цирка, ноги которого постоянно спотыкаются о громадную кривую саблю.

Молодой парень, надевший на себя казачью форму, был ростом полтора метра максимум, а шашка (видать, доставшаяся в наследство от не расказаченного в свое время деда) имела слишком большую длину для такого наследника и потому сильно ему мешала. Это можно было заключить из того, что в момент появления казака на бруствере она застряла у него между ног, где благополучно и осталась. Владелец холодного оружия не стал ее поправлять, так как был занят папахой, периодически съезжавшей ему на глаза.

Тем не менее — оба были вооружены автоматами и представляли собой ту силу, которой нужно было обязательно сдаться в плен. В связи с этим грузин и не дергался. Он продолжал дирижировать, не забывая при этом подмигивать бойцам луганской милиции, которыми и являлись появившиеся на бруствере окопа личности.

Как у человека образованного и много читавшего, в мозгу у Мурзика вдруг всплыла мысль о цикличности истории. И тут же возникла картина давно прошедших лет, свидетельствовавшая о том, что казачество неистребимо и потому повод для смеха на войне всегда найдется.

Касалась эта картина короля Пруссии Фридриха Второго, прозванного Великим. Тогда, в эпоху Семилетней войны, которая случилась в восемнадцатом веке, после одного из сражений к нему в ставку привели нескольких захваченных в плен казаков. Оказалось, что в момент наступления, следуя четкому приказу русского военачальника, казаки начали стремительный рейд в тыл прусскому войску. Неизвестно, чем бы закончилось сражение, если б они смогли выполнить этот приказ до конца. Но на пути героев неожиданно оказался обоз! И на этом сражение для них закончилось. Казаки захватили обоз, разграбили его и, нахлебавшись добытого в бою вина, завалились спать в телегах, не дожидаясь, так сказать, финального свистка.