Наринэ Абгарян - Манюня

-Вот щас разберусь с ним, а дальше буду вести себя как Мальвина,- бросила через плечо Каринка.

-Всё, ему не жить,- вздохнула Манька.

Нам очень хотелось понаблюдать за короткой и мучительной Рубиковой смертью, но надо было идти за солью, и мы поплелись в магазин.

Когда минут через двадцать мы вернулись домой, то застали на пороге нашей квартиры небольшую делегацию. Во главе делегации гневно клокотала колченогая тётя Сирун из тринадцатой квартиры. «Сирун» в переводе с армянского означает «красивая». Я не знаю, о чём думали родители тёти Сирун, когда называли дочку таким именем. Потому что на примере тёти Сирун можно было наглядно объяснять школьникам, что такое антоним.

Тётя Сирун была безнадёжно, бескомпромиссно некрасива. И даже уродлива. Это была невысокая, очень худая женщина с отчаянно косящим правым глазом, огромным носом, плоским лицом и практически безгубым ртом. Ко всему прочему у неё были огненно-рыжие, вьющиеся мелким бесом волосы и бакенбарды.

За неимением личной жизни, тётя Сирун вела активную общественную. Вот и сейчас она собрала небольшую, готовую к несанкционированному митингу толпу в двадцать человек и привела её к нашим дверям.

-Надя,- тянула маму за руку тётя Сирун,- ты посмотри, что наделала твоя дочка, пойдём, полюбуйся.

-Которая из них?- пыталась выиграть время мама.

На самом деле мама, конечно же, знала, КОТОРАЯ из её дочерей способна за столь короткий срок навлечь на себя гнев толпы.

-Кто же ещё, как ни негодница Каринэ?- сверкнула разнокалиберными очами тётя Сирун,- это же не девочка, а мировой катаклизм!

Делать было нечего, мама накинула пальто на плечи, и мы пошли смотреть, чего такого ужасного натворила Каринка. Оказалось, за те пятнадцать минут, что нас не было, сестра успела покалечить Рубика, а потом где-то раздобыла сломанный веник и, обмакивая его в лужу с подтаявшим снегом, забрызгала грязью свежепобеленные стены соседнего подъезда аж до третьего этажа. Она бы и до пятого дошла, но на её топот вышла тётя Сирун и спугнула сестру. Каринка убежала, а тётя Сирун пошла вниз, звоня в каждую квартиру и призывая всех соседей пойти и разобраться с дочерью стоматолога из двадцать восьмой квартиры.

-Мы обязательно побелим стены в подъезде,- успокоила мама взволнованных соседей.

-А если она завтра дом взорвёт?- не успокаивалась тётя Сирун,- вы его обязательно отстроите?

Но люди на неё зашикали, что, мол, бог и так наказал Надю такой дочкой, и нечего Сирун нагнетать.

-Пусть только вернётся, пусть только вернётся,- повторяла мама как заклинание, пока мы шли домой.

Дома оказалось, что мама забыла на плите молоко, и пока мы любовались художествами сестры, оно убежало и испачкало всю плиту.

-Пусть только вернётся,- приговаривала мама, оттирая плиту от пригоревшего молока.

Мы с Манькой испуганно переглядывались. Ясно было, что Каринке сегодня несдобровать.

И ей таки несдобровало.

-Мам, лучше ты меня сразу накажи, чего до вечера ждать?- заявила сестра с порога, как только, проголодавшись, вернулась домой. Мама её втащила в квартиру и от души оттаскала за уши.

-Зачем? Ну зачем ты это сделала, варвар малолетний?- приговаривала она.

-Я не знаююююю,- орала Каринка,- знала бы, сама бы тебе рассказалаааааа!

-Сколько можно, ну сколько можно?

-Мам, я тебе сразу говорю, чтобы ты меня за это отдельно не наказывала. Я ещё Рубика побила. Кирпичом. И сейчас у него на голове шишка размером в шапку!

-Что?- задохнулась мама,- размером во что у Рубика шишка?

-В шапку,- подсказали мы с Манькой.

Мама пошарила рукой за спиной и схватила первое, что попалось ей под руку. А под руку ей попался пластмассовый венчик для взбивания яиц. Сначала она сломала этот венчик о Каринкину спину, а потом поволокла её в детскую спальню.

-Вот и сиди теперь в комнате безвылазно!

И теперь Каринка, как заправский узник, сидела в детской. Единственным способом общения с внешним миром была неработающая розетка. Которую, кстати, тоже сломала она. Просто поставила эксперимент – что будет, если впрыснуть туда водички из клизмы, а потом засунуть шпильку. Что было, что было!!! Страшно рассказывать.

Как только мама вышла из кабинета, мы снова приблизили карикатуру к розетке.

-Отодвиньте её, а то мне ничего не видно,- командовала Каринка,- направо. Я сказала направо, а не налево, а теперь вверх! Ещё чуть-чуть. А, вижу. Да ну, ерунда какая-то, наши ракеты во сто раз мощнее!

-А мы чего говорим?- хмыкнула Манька,- наши ракеты любого врага взорвут за секунду!

-Это хорошо, что я в своё время сломала розетку,- радовалась Каринка,- теперь можно общаться через неё. А то мне скучно сидеть одной взаперти.

-Мы можем даже еду передавать, если мама решит тебя голодом морить,- успокоила её я,- хлеб там, или сыр. Хочешь покушать?

-Нет, спасибо, пока не хочу, но как только захочу, дам знать.

-А хочешь карандаш и листок бумаги?

-Зачем?

-Ну чтобы книгу писать. Все узники книги пишут, вот и ты напишешь.

-Не надо, передайте мне лучше спицу, я буду слова на стене царапать. Отсчёт дней буду вести, стихи писать,- стала перечислять Каринка,- глядишь, так и время быстрее пролетит!

Мы с Манькой побежали выдёргивать из маминой вязки спицу, но тут с работы на обеденный перерыв вернулся папа. И принёс большой батон докторской колбасы, которую выдали в больнице всем врачам. Как премию. И мама с порога рассказала ему про художества Каринки. А надо было подождать, пока папа поест и успокоится. А так как мама не подождала, то случилось то, что случилась. Папа на голодный желудок моментально вызверился, рванул в грязных ботинках в спальню и метнул батоном колбасы в Каринку.

Вот.

А Каринка не растерялась и отбила колбасу, как заправский вратарь, головой. И колбаса треснула пополам, отлетела в сторону и угодила в большие напольные часы. Часы качнулись, свалились на Каринку, и, увлекая её за собой, рухнули на пол.

-Динь-доннн, динь-доннн,- победно пробили они.

Папа подлетел к сестре и выдернул её из-под часов. Быстренько ощупал кости.

-Папа, мне щекотно,- отбивалась Каринка.

-Ничего не болит?

-Ничего.

И тут всем досталось от мамы – и папе, за то, что он затоптал весь пол и испортил колбасу, и Каринке, за то, что она не умеет как нормальная девочка подставляться удару, а отбивает колбасу головой, и напольным часам, за то, что они чуть не покалечили зловредного ребёнка.

Пока мама бушевала, папа быстренько похлебал супа прямо из кастрюли, и засобирался на работу.

-А второе?

-Я уже сыт,- буркнул с порога отец.

-Может, хотя бы фруктов поешь?- высунулась в окно мама.

-Гхмптху,- невнятно поблагодарил папа.

-Мам,- вышла из детской Каринка,- вот теперь я тебе точно клянусь – никогда, никогда я не буду себя плохо вести. С этой минуты я буду очень хорошей девочкой!

-Иди отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели,- выдохнула мама, накинула на плечи пальто, взяла половину докторской колбасы и пошла к маме Рубика. Мириться.

А Новый год мы встречали у Ба. Они с мамой приготовили много-много вкусностей, так что праздничный стол ломился от изобилия. Особенно все нахваливали долму с айвой и черносливом, блинчики с мясом и торт Наполеон.

Мне в подарок от Деда Мороза достался красивый голубенький свитер, Мане – весенние ботиночки, а Каринке – тёплый жакет.

-А собачья упряжка?- надулась сестра,- так нечестно.

-Нечестно – отдай жакет Нарке,- хмыкнула Ба.

-Ещё чего!- Каринка надела жакет и застегнулась на все пуговицы,- мой жакет, никому не отдам!

Спустя несколько лет, когда мы уже немного повзрослели, мама достала письма, которые мы писали Деду Морозу, и под общий хохот перечитала их. Особенно долго, до икоты, мы смеялись над Манюниным письмом. Так долго, что у дяди Миши началась изжога и он пошёл запивать её раствором соды.

«Увожаемы Дедушка Мароз!!!- писала Манька,- очень прошу тибя подарить мине длинное платье штобы корманы большие и там много конфет ни забуд положить. А ещё скажи Ба штобы она не застовляля меня играть на скрипке по два часа в день. Я нищасный ребёнок, так и скажи.

И ещё, увожаемы Дедушка Мароз, пусть живёт долго и шасливо Лионид Илич Брешнев. Потаму что только он может нас защитить от импирилистическй гидры. И вылечи ему этот ево генсек пожалыста. А то у челавека мозг болеет.

Спасибо большое. Мария Шац. Михайловна. 28 декабря 1981 года. Я в этам году вила себя очень-очень хорошо нещитая несколько раз. Дедушка Мароз».

-А в наступившем 1982 году Брежнев умер,- под общий хохот комментировала письмо Ба,- так что если хотите чьей-то смерти, попросите Маньку, чтобы она написала Деду Морозу письмо и попросила «пусть живёт долго и шасливо» для этого человека!