Михаил Крюков - Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.

Сornelius     Молдавское Барокко

Осень в Тирасполь приходит медленно и поэтому незаметно. Дожди начинают пахнуть не летней свежестью, но уже мокрыми листьями, и однажды утром просыпаешься, и первый раз в году приходят мысли о грядущей зиме.

Тирасполь 1985 года. Октябрь.

На гражданского прораба Петю Варажекова было больно смотреть. Печальный стоял он во дворе строящегося девятиэтажного дома перед группой военных строителей и ждал объяснений.

Мастер ночной смены вздохнул и выпалил:

– Ну кончились у нас балконы, а план давать надо!

Петя поморщился от окутавших его паров перегара и ещё раз посмотрел на дом, всё ещё на что-то надеясь. Но ошибки быть не могло: действительно, в стройных рядах балконов зияла дыра. Дверной проём был, окно было тоже, а вот балкона не было.

– Что будем делать? – риторически спросил Петя.

– А давай краном плиты подымем, да подсунем балкон, когда привезут, – предложил военный строитель рядовой Конякин. Все подняли глаза на кран, в кабине которого сидел крановой – ефрейтор Жучко. Крановой уже давно наблюдавший свысока за собранием, приветливо помахал рукой.

– Дурак ты, Конякин, – сказал Петя с выражением. Конякин тут же согласно закивал. – Что, давно не видел, как краны падают?

Все опять посмотрели вверх на кранового. Прошлой зимой в Арцизе упал кран. Крановой тогда остался жив, но его списали со службы по дурке.

– Стахановцы хреновы! – добавил Петя. – Идите отсюда!

На самом деле во всем виноват был дембельский аккорд, на котором находились монтажники, перекрывшие этаж без балконной плиты (разбитой пополам ещё при разгрузке) и каменщики, лихо погнавшие кладку поверх свежего перекрытия. Предлагать будущим гражданским подождать с аккордом и значит, с дембелем, было несерьёзно, да и поздно уже. Дело было сделано.

Петя вздохнул. Вся неделя была какой-то сумасшедшей. Сначала приехавший после дождя главный архитектор наступил на кабель от сварки и от неожиданного поражения электричеством подбросил высоко вверх стопку документов с подписями. Результатом этого была визит инспектора по технике безопасности, разрешившийся большой попойкой. Затем какая-то сволочь в лице «пурпарщика» (прапорщика по-молдавски) Зинченко продала половину наличного цемента, и Пете пришлось ехать на цементный завод и опять напиваться, на этот раз за цемент. А теперь вот это.

Он зашёл в вагончик-прорабку, где терпеливо ждал задания на день сержант Михайлюк, призванный со второго курса физфака столичного университета. Под два метра ростом с широкими плечами и огромными, как «комсомольская» лопата, руками, он попал в стройбат ввиду неблагонадёжности, и был немедленно назначен бригадиром – официально из-за размера, неофициально – в пику замполиту.

– Ты видел, что они там налепили в ночную? – спросил его Петя.

– Нет, а что случилось?

– Да вон, посмотри, – и Петя махнул рукой в сторону стройки.

Михайлюк согнулся пополам и стал смотреть в окно, обозревая чёрную дыру отсутствующего балкона и кривую кирпичную кладку над ней.

Он выпрямился, посмотрел на Петю и сказал:

– Молдавское Барокко.

Петя вздохнул.

– Чё делать будешь? – спросил бригадир.

– Да чё делать, – опять нажрусь, теперь с архитектором, – обречённо констатировал Петя. – Отправь своих бойцов, пускай дверь заложат. Только сегодня, а то какой-нибудь чудак ещё выйдет на балкон покурить. И займитесь вторым подъездом наконец.

– Ладно, сделаем, – ответил Михайлюк и двинулся к выходу.

Петя набрал телефонный номер Управления.

– Слышь, Витальич, это я, Петя. Приезжай.

– Шоб вот это ты меня опять током бил?

– Не, ЧП у нас, балкон пропустили, – признался Петя.

– Ни хрена себе! Шо вы там такое пьёте? – после паузы спросил Валерий Витальевич, архитектор.

– Ой, не спрашивай, приезжай, с городом надо разбираться или дом ломать.

– Ладно, жди.

Петя повесил трубку и высунулся из окна прорабки. Увидев Михайлюка, он крикнул:

– Бригадир! И отправь бойца за гомулой,[4] да получше, Витальича опять поить будем. Сержант показал пальцами, ОК, мол. И Петя скрылся в глубине прорабки.

Возле бригадного вагончика толпа воинов-строителей ожидала постановки задачи.

– Груша, Чебурашка, ко мне! – позвал Михайлюк. От толпы немедленно отделились два невзрачных силуэта, один из которых тащил за рукав второго – Груша и Чебурашка, наречённые так сержантом за поразительное сходство с грушей и Чебурашкой соответственно. Оба были призваны с Памира. Груша страдал падучей, и эпилептические припадки его поначалу сильно пугали бригадира, но потом он привык, и только старался оттащить бьющегося солдата от края перекрытия, накрыв ему голову бушлатом. Чебурашка же выделялся среди земляков необщительностью и постоянно удивлённым выражением лица. Первое было вызвано тем, что говорил он на языке, которого никто кроме него не понимал и определить не мог, несмотря на то, что всех, вроде, призывали из одной местности. Русского он, естественно, не знал тоже, а чебурашкино удивление, судя по всему, было прямым следствием неожиданного поворота в его горской судьбе, занёсшей его неизвестно куда и зачем…

Неблагонадёжный Михайлюк всегда сажал эту пару в первый ряд на политзанятиях и втайне наслаждался очумелым выражением лица замполита, объясняющего Чебурашке в двадцатый раз про КПСС и генсека.

– Груша, ты старший. Видишь, вон балкона нет на третьем этаже? Заложите дверь доверху. Окно оставьте. И не перепутай. Вопросы есть?

– Есть, – сказал Груша. – Новый кино есть, индийский. Давай пойдём?

– Груша, иди и трудись, пока я тебе в чайник не настрелял. Если всё будет в порядке, то в воскресенье пойдёте в культпоход, – ответил Михайлюк, применяя политику кнута и пряника. Политика сработала, и довольный Груша потащил Чебурашку за рукав в сторону подъезда. Чебурашка, как всегда удивлённо, оглянулся на сержанта и зашагал за Грушей, бормоча под нос что-то, понятное только ему.

После обеда в тот же день в прорабке сидели Петя, архитектор Витальич, замкомроты лейтенант Дмых, обладавший сверхъестественным чутьём на пьянку и зашедший «на огонёк», и сержант Михайлюк. На столе стояла уже сильно початая трёхлитровая бутыль с красным вином. Дмых рассказывал очередную историю из своей афганской службы, когда Петя краем глаза уловил в углу вагончика какое-то движение.

– Мышь! – заорал он.

Михайлюк, вполне захмелевший к тому времени, встрепенулся и, схватив первый попавшийся под руку предмет, запустил его в угол. Оказалось, что под руку ему попалась сложенная пополам нивелирная рейка, которая от удара разложилась и придавила убегающее животное одним из концов. Лейтенант встал из-за стола, подошёл к полю боя и поднял мышь за хвост.

– По-моему, притворяется – сказал он, поднося мышь к глазам, чтобы получше рассмотреть добычу. Почувствовав, что блеф её раскрыт, мышь изогнулась и цапнула офицера за указательный палец.

– Ай! – вскрикнул Дмых и дёрнул рукой, разжимая одновременно пальцы. Мышь, кувыркаясь в воздухе, описала сложную кривую, одним из концов закончившуюся в банке с вином, где она и принялась плавать. Коллектив наблюдал за ней с немым укором.

– Что будем делать? – задал привычный сегодня уже вопрос Петя. Неделя явно была не его.

– Какие проблемы? – спросил замкомроты – Чайник есть?

– Вон стоит, – показал Петя на алюминиевый армейский чайник, не понимая, с какого бодуна лейтёхе захотелось чаю.

Лейтенант взял чайник и вылил из него воду в окно, затем взял банку с вином и перелил вино вместе с мышью в чайник, а после, через носик чайника перелил вино назад в банку. Мышь немедленно заскреблась в пустом чайнике, очевидно, требуя вина.

– Всё, наливай дальше, – скомандовал он Пете.

После секундного неверия Пете вдруг стало всё равно, и он стал разливать.

Лейтенант выпил первым; после него, убедившись что он не упал, схватившись за горло в страшных муках, стали пить остальные.

Часом позже, Петя вышел из прорабки и окинул взглядом дом. Ведущий в пустоту проём балконной двери все ещё имел место быть.

– Эй, бригадир, – позвал Петя, – вы когда дверь-то заложите? – спросил он высунувшегося в окно Михайлюка. Тот посмотрел на дом и удивился:

– Вот уроды. Спят, наверное, где-то.

Он вышел из вагончика и направился в дом.

Петя присел на деревянную скамеечку, сколоченную из половой доски плотниками, и зажёг сигарету. Он курил, и дым уносило ветром куда-то в серое небо. Начинались осенние сумерки.

«Уже октябрь», – подумал Петя. Он затряс головой, отгоняя грустные мысли.

Из подъезда вышел сержант и, ни слова не говоря, сел рядом с прорабом.

– Ну? – спросил Петя.

– Даже не знаю, что сказать, – ответил Михайлюк.