Александр Крыласов - Запойное чтиво № 1

— Получается, что эти бравые чертенята тебя уже не тревожат, зато быстро растущий пацан приводит в замешательство?

— Я этим бравым чертенятам свой «лексус» проспорил! — взвыл Афанасьич.

— Зачем тебе в «дурке» «лексус»? — философски рассудил доктор, — там материальные блага без надобности, там главное — просветление.

— А давай в одну палату попросимся? — просветлел пациент.

— Давай.

Ерька довольно потёр лапки и подмигнул Афанасьичу, гони, мол, ключи от машины. Спирька по-хозяйски пнул скат и побибикал. Неподалёку, по дороге в их подъезд, прошмыгнула щебечущая стайка девушек, вторая, третья, четвёртая.

— А ведь где-то гуляют, аспиды, — позавидовал дядя Ермолай, — креста на них нет.

— Я даже могу назвать точный адрес, — скривился дядя Спиридон.

— Не может быть, — Еря задрал голову, — то-о-очно, наши куролесят. Вот сатрапы, как нам — так гувернёрство, а как самим, так — симоны-гулимоны.

— Что такое симоны-гулимоны? — Вадик оторвался от планшета.

— А в Интернете разве не написано? — смухортил рожицу дядя Ермолай.

— Нет.

— Грош цена тогда твоему Интернету! — взбеленился дядя Спиридон, — вот гадство, опять вечеринку профукали!

— Это они так Диву встречать, готовятся, — подлил масла в огонь Еря, — зашибись. Я бы с удовольствием им помог.

— Чувствуется, времени они зря не теряют, — покачал рожками Спиря, — не то, что мы. И завалить туда раньше полуночи не получится, Переплут строго настрого запретил.

— А мы скажем, что Вадюхе одёжка и обувка стала мала, — осенило гувернёра № 1.

Он посмотрел на ноги Вадима. Парень оказался босым, а два крошечных шлёпанца на левую ногу сиротливо валялись возле урны.

— И давно ты босиком ходишь?! — грозно осведомился дядя Ермолай.

— С обеда.

— Ну, это не долго, — успокоил дядя Спиридон, — а сейчас сколько времени?

— Двадцать часов двадцать минут, — оповестил Афанасьич.

— Выходит, ты весь день босиком провёл?

— Выходит так.

— Ты только Переплуту не говори, а то он с нас семь шкур спустит. Его мёдом не корми, только дай анчуток ремнём отходить.

— Не скажу.

— Короче, так, — распорядился гувернёр № 1, — ты, Вадюха, иди домой и поводи жалом. Если там все рассолодели, маякнёшь нам, мы тут же подоспеем.

— А мы? — заблеяли доктор с пациентом.

Точнее, уже два пациента.

— А вы прыгайте на мопед и дуйте в «дурку», — посоветовал гувернёр № 2, — за просветлением.

Роскошный пентхаус кипел, бурлил и утопал в пороке. По его покоям текли шампанские реки, росли марихуановые берега и плавали кокаиновые айсберги. Полуголые девицы водили хороводы и разносили в пух и прах мещанский уют, созданный четой Бурмакиных. Переплут с Припекалой чувствовали себя, как два братка, откинувшихся с зоны и откисающих на всю катушку.

— Может, Ивашку разбудим? — предложил Припекала в образе Брэда Питта, — пусть возрадуется, холоп.

— Не заслужил, — отрезал Леонардо ДиКаприо, — только и знает, что мне палки в колёса вставлять. И на Вадика он дурно влияет.

— Забей.

— Ну, ладно, — смягчился Бог пьянства, — Вань, отомри.

Иван открыл глаза.

— Что это было? — Бурмакин встряхнул одурманенной головой, — сон, кошмар?

— Навь. Как тебе девочки?

— Я верен своей законной жене Вере, — напыжился Иван и рявкнул, — а она, почему ещё спит?!

— Я же говорил, не надо будить этого святошу, — буркнул Переплут, — от него один дискомфорт.

— Бормота закончилась! — донеслось из соседней комнаты.

— Ничего себе бормота, — проворчал Бог пьянства, — французское шампанское, по семьсот евро за бутылку, совсем зажрались. Сейчас принесу!

Он заглянул в тёмную кладовую и протянул руку к выключателю, руку кто-то крепко накрепко схватил и дёрнул на себя. Переплут, и оглянуться не успел, как оказался лежащим на полу, а на его горло наступила чья-то нога. Послышался убедительный девичий голос:

— Лежи смирно, насекомое.

— Я, вообще-то, Переплут, Бог пьянства.

— Да ну?

— Просто напомнил.

— А я — Дива, Богиня охоты. Ты не против?

— Конечно, нет. Я к тому, что с нами, с Богами нужно поответственней, мало ли что.

— Ты мне угрожаешь? — процедила Дива, надавливая ногой сильнее.

— Как можно?

— Тогда лежи и не рыпайся, — Богиня охоты включила свет.

Она была упакована в короткое кожаное платье, как ладонь в тесную перчатку. За спиной у неё болтался лук и колчан со стрелами, на боку висел кнут. В комнату заглянул Брэд Питт.

— Леонардо, ну, ты где?

Дива сделала короткую подсечку, и Припекала грохнулся рядом с собратом. Богиня и ему наступила на горло.

— А-а-а, курощуп. Вот так встреча.

— Дива, солнышко, — прохрипел Припекала, пытаясь оторвать голову от пола, — сними божественную ножку с моей выи. Мне бобо.

— Бобо ему, видите ли. Поделом тебе, кобелина.

— Сними ножку, Дивушка. В память о нашей прежней любви сними, ну, пожалуйста.

— Что ты знаешь о любви, забабенник?

— Всё, что нужно и даже немножко больше.

Припекала попытался, перевести разговор на глубоко личное:

— А твой муженёк, Святобор, всё по лесам шастает?

— Угу.

— Всё так же с луком и стрелами?

— Угу.

— Зачем ему оружие? У него же рога нехилые есть, он ими кого хочешь, забодает. Дивушка, а давай, любиться, как раньше? Дев разгоним, а сами в опочивальне уединимся. Дава-а-ай.

— У тебя только одно на уме.

— Нет, правда. Забабахаем ребёночка, а то у Велеса чадо есть, у Переплута есть, у Ивашки есть. Даже и Тимохи, и то будет, правда, от соседа. А у меня нет.

— А воспитывать чадо кто будет?

— Я. Не Святобору же такое ответственное дело поручать. Пусть этот мужлан неотёсанный по чащам да буреломам шастает, лосихам хвосты крутит. А я сына всем премудростям любви обучу, тонкий вкус ему привью, неотразимость…

— Непостоянство, любвеобильность, коварство, — продолжила Богиня охоты, — а если у нас девочка народится?

— Хочешь, сама воспитывай, — сдался Припекала, — я же не против. Ну? Идём в опочивальню?

— Балбес.

— Ну, Дивушка, ну, солнышко.

— Я не какая-нибудь там блудница, и, вообще, я на задании, — вспомнила Богиня охоты, — мне надлежит вернуть вас в Пекло и доставить Велесу бесовское чадо, зачатое в грехе и пороке.

— Где?! — оторопели Боги.

— В грехе и пороке, — неуверенно повторила Дива.

— Ну, вам там, в Ирии мозги-то промыва-а-ают, — поразился Бог любострастия, — надо же, даже каким-то христианским духом потянуло: блудница, грех, порок. Вы что там все с ума, что ли посходили? Мы же языческие Боги, мы же не подвластны никакой пропагандистской трескотне.

— В Ирии уже целый месяц все земные каналы под запретом, — разоткровенничалась Дива, — остался один канал — местный. СПК называется — Самый Праведный Канал.

— Это пропага-а-анда, — хихикнул, заглядывая в кладовую, Ваня, — а я всё слышал. У вас там, стало быть, совсем, как у нас.

— С чего ты взял? — поразилась Дива.

— Раньше Ленин предписывал захватывать банки, телеграфы и мосты, а сейчас все в первую очередь оккупируют телеканалы. У кого СМИ под контролем, тот и царь горы.

Припекала принялся опять заговаривать зубы:

— А помнишь, солнышко лесное, как мы на сене любились?

Глаза Дивы потеплели.

— Святобор тебя на Суде потому и топил.

— Вот паскудник.

Хлопнула входная дверь, послышался басок Вадима и восхищённые женские повизгивания.

— Пап, мне вся одежда стала мала. Пап, ты где?

— Смотри-и-ите, какой красавчик! А как красавчика зову-у-ут?!

— Вадим. Не надо меня трогать.

— Краса-а-авчик, иди сюда!

— А мышцы-то, мышцы! Ты в «Планету фитнеса» ходишь, да?!

— Никуда я не хожу. Девушки, не стаскивайте с меня плащ, под ним ничего нет.

— Это же просто здорово!

— Чур, я первая с ним иду!

— Нет, я!

— Да уберите вы руки, бесстыдницы!

Вадим прорвался сквозь девичий строй и принялся обследовать квартиру. Дива сняла с пояса кнут и предупредила:

— Вадим не их, Вадим мой, и не советую никому мне мешать.

— Да пошла ты…, — Переплут вывернулся из-под ноги Дивы и вскочил.

Богиня Охоты ожгла Бога пьянства окочурным кнутом, и тот окаменел. Она вопросительно посмотрела на Припекалу.

— Дивушка, — кисло улыбнулся Бог любострастия, — ты же меня знаешь, я на амбразуру кидаться не буду.

— Скажи Ивашке, чтобы и он этого не делал. Если у Богов мой кнут вызывает временный паралич, то у простых смертных мгновенную смерть.