Александр Покровский - А. Покровский и братья. В море, на суше и выше 2… -

Вместе с «Альбатросом», молча, «пошел» вверх матрос Бодулаев Ильяс.

Когда он достиг самой критической точки и повис над морем, о нем забеспокоились вахтенный офицер и боцман. Под мышкой у Ильяса был зажат прожектор, сам Ильяс молчал, потому что боялся, заговорив, выронить имущество, за которое боцман обещал его убить.

– Центральный! – томно позвал в переговорное устройство вахтенный офицер.

– Есть, центральный!

– Прошу закрыть вахту метристов и опустить «Альбатрос»!

Центральный не понял.

– Почему?

– Потому что на «Альбатросе» у нас висит матрос Бодулаев Ильяс!!!

– А почему он там висит?!!

– Потому что к нему пристегнут!

– А почему он к нему пристегнут?!!

– А потому что…

В общем, матрос висел минут двадцать – ветерок, тепло одет.

Потом боцмана наказали.

Доктор Бородулькин на лодке все время улыбался, вздыхал и очень радовался жизни.

Доктор Бородулькин для всех находил ласковые слова.

А почему он для них находил ласковые слова? Может, он нездоров был?

Нет! Он был абсолютно здоров, просто он трезвым никогда не был.

Командир решил излечить доктора от этой напасти, тем более что на него давил изо всех сил зам, который ходил и шептал ему в спину: «Доктор опять пьяный! Ко всем пристает со своей любовью!»

Командир вызвал доктора к себе и сказал ему:

– Вам предстоит немедленно излечиться!

На что доктор, улыбаясь, сказал: «Хорошо». Поехали в психиатрическую лечебницу (случай-то очень тяжелый) просто немедленно. Сопровождающим назначили заместителя.

Доктор, как только приехали, так и сказал заму:

– Вы здесь посидите, а я схожу, процедуру ускорю, у меня здесь все знакомые.

Зам остался сидеть, полный ответственности момента, а док пропал.

Правда, он не совсем пропал. Он пошел и договорился о том, что в приемном покое у него сидит зам – псих и пьяница.

Зама аккуратненько пригласили на оформление. Он там минут двадцать отвечал на всякие дополнительные вопросы, а потом сообразил, да как заорет: «Это не меня привезли лечиться, это я привез лечиться!» – после чего его уже связали.

Зама хватились в понедельник.

Командир заметил, что док в строю, а зама нет.

– Что случилось? Где заместитель? – спросил командир.

– Ничего не случилось. Он в психушке сидит, – сказал ему доктор Бородулькин, после чего он сразу же и заулыбался.

Командир зама только через неделю еле-еле выцарапал. Заму успели, все-таки, лекарства от сумасшествия в жопу понавтыкать.

Капитан первого ранга Ярынцев, мурлыча от несомненного предстоящего удовольствия, прибыл в командировку в город Балтийск. Время года – лето. Погода – прелесть – солнце, дюны, пляж и бабы.

Капитан первого ранга Ярынцев, проверяющий, между нами говоря, сейчас отправился в дюны к солнцу.

Взял он с собой, как все люди, бутылку и закуску.

До обеда он яростно купался, загорал и принимал по стаканчику.

После обеда его сморило в одной очень неудобной позе.

Проснулся он часа через три, однобокий и кривой. Солнце свое дело сделало: голова вдребезги, пот, спина, обгорел, вот!

С разбегу, занося скоком воображаемый хвост, он бросился в волны и, как мог, плавал, плавал, плавал.

Потом он выбрался на сушу, но вещей он не нашел. Кто-то унес все его вещи в надежде на его возможную гибель.

Шел он назад в гостиницу через дюны в одних трусах. Набрел на огород и снял со стоящего там чучела рваные брюки.

В углу огорода возилась женщина.

«Дай, – думает капитан первого ранга, – попрошу у нее позвонить по телефону в отель!» – и попросил, подходя.

Женщина разогнулась и обернулась.

На нее надвигалось ее собственное чучело, которое с ней еще и разговаривало.

Тетка заголосила и упала на грядки без чувств. На крик прибежал ее муж, который тоже увидел ожившее, кривое чучело, после чего он его начал по огороду гонять.

Капитан первого ранга Ярынцев вернулся в номер отеля только в девять вечера.

Там он незамедлительно выпил и сказал сам себе, засыпая: «Вот, блядь!»

Тут мне поздравление с Днем Подводника прислали.

«Александр Михайлович! Здравствуйте!

Поздравляю Вас и Ваших друзей-подводников с праздником! Желаю Вам и им крепкого здоровья, творческих успехов и как тут недавно сказали ценители шотландской культуры – 7 футов под килтом!

Ваш читатель, Владимир Поляков».

Я в ответ:

«Спасибо. Забегался и забыл про него.

Да. «Семь футов под килем» нам маловато. Лучше 6 метров 300».

«Александр Михайлович!

Хотел пошутить, а не пойму, кто пошутил…

На всякий случай: килт – это юбка, которую носят шотландские мужики причем – на голое тело.

Ваш почитатель, Владимир Поляков»

«Привет, Владимир.

Пошутили, наверное, Вы, потому что слово «килт» я впопыхах воспринял как опечатку.

Но, в общем-то, получилось ничего, весело».

«Это Петров.

Кстати! Проанализировав статистику боев с японцами в 1941-1945 годах, американцы обнаружили, что, несмотря на равенство сил, оные американцы побеждали чаще.

Причина: в английском языке средняя длина слова составляет цифру пять букв, в японском – тринадцать. То есть, пока японец объяснит что к чему, американцы успевают его шлепнуть.

После этого как раз и появилась у американцев привычка давать короткие названия-клички как своим так и чужим самолетам, кораблям и прочему.

Когда эта информация дошла до русских, то они вычислили среднюю длину слова в русском языке – семь букв. Но! В процессе управления боем КОМАНДИР АВТОМАТИЧЕСКИ ПЕРЕХОДИТ НА МАТ, И ИНФОРМАТИВНОСТЬ РЕЧИ ВОЗРАСТАЕТ В 2-3 РАЗА.

Вывод: Так что материтесь, господа офицеры!»

«Солнечное лето на исходе. Год, этак, 94-й. Мы с КЭНГом – Вовкой Мудриком – прикомандированы в экипаж Коржавина на выход в море (массовый побег штурманов в академию и на классы у Коржика состоялся, вот нас и прислали). Болтаемся в надводном, отработка Л-2 где-то возле Выевнаволока. Проще говоря, лодка в дрейфе, рули отвалила, и с рулей народ во главе с замкомдивом рыбу ловит. Ну и я впервые в жизни с лодки порыбачить решил. Отстоял первую смену, выбрался наверх, рыбалю. И слышу доклад своего подчиненного: „Товарищ командир, товарищ вахтенный офицер! Через 15 минут расчетное время захода военно-морского солнца!“ Очевидцы рассказывали: Коржавин в центральном совершил тигриный прыжок к „Каштану“. Все поняли: штурманца порвет на части, как Тузик грелку. А он громогласно объявил: „Штурман! Не военно-морского солнца, а солнца Российской Федерации!“

Удач всяческих, Олег».

«Саня, это Елисейкин. Расскажу тебе про себя.

Ну, ты знаешь сколько трепета вызывает у воина подготовка к увольнению со срочной. Наверняка и у матросиков нечто подобное происходит. Это прежде всего дембельский чемодан со всякой херней, дембельский фотоальбом и ПАРАДКА. В парадке уходят либо с ботинками, либо с сапогами, в зависимости от рода войск и времени года.

Все это начинает готовиться едва ли не со дня принятия воином присяги.

Каждая вещь отбирается, полируется, шьется, подгоняется, исходя из строгих канонов солдатских традиций. Ну, и возможностей самого воина. Умственных, в том числе. Вот узбеки, например, в подготовке к дембелю изощрялись так, что в последний день службы напоминали воинов каннибальской страны Зимбабве времен абсолютной монархии. Распушенные аксельбанты. Погоны из бархатного занавеса, злодейски спертого в клубе части. Тульи фуражек – как у гитлеровцев. Разнообразные значки, какие-то немыслимые медали (одного видели даже с «Матерью-героиней»). Ну и все такое остальное. Командиры в такие дни ходили по территории части с ножницами наготове. Поэтому весь бал-маскарад начинался, как правило, за воротами части. А хранилось все это добро до времени либо в каптерках, либо у гражданских лиц, либо пряталось в укромных местах.

В принципе, я тоже готовился. Правда, не так напряженно, как узбеки, но и уходить, как чмо, русскому парню тоже было не к лицу.

Я дослуживал в кочегарке. Моих напарников разогнали по бригадам. А меня оставили наблюдать за оборудованием и поддерживать. Вообще, по армейским меркам, котельная – довольно престижное, блатное место.

Минимум контроля со стороны командования, свой душ и даже кое-какие продукты водятся. Масса укромных мест. Хотя и грязновато – уголь, дым, шлак, пыль. Но уже стояла весна, кочегарка была вылизана, днем работы почти не было, отопление давалось только ночью. Поэтому я использовал свободное время с толком. Служить оставалось где-то месяц. В общем, все было готово к увольнению в запас, и хранил я свое богатство в нерабочем котле.

В один из дней я решил устроить генеральную примерку. Накидал газет на пол, чтоб своими чудными хромовыми ботиночками не вступить в пыль. Оделся во все парадно-увольнительное. Стою, любуюсь. Ну не в лес же было идти. Хотя последующие события показали, что лучше бы я туда рванул без оглядки. Так как неожиданно для меня возникла высоченная фигура нашего зампохоза Титова, сурового усатого капитана. Ну, голубь, говорит, пойдем. И этак скептически меня оглядывает. Я говорю – может, переоденусь? Ведь чую, что не чай пить зовут. А он в ответ: «Ты чего, иди как есть, там комбат ждет, там надо свиней загнать, да и делов-то на двадцать минут всего, вернешься и закончишь свой туалет», – и змеино так ухмыляется.