Микроюморески со всего света - Наум Давыдович Лабковский

«Тройной стук в дверь означает, что в отеле совершено убийство».

«Запрещается вынимать кирпичи из матрацев».

«На случай, если в комнате пойдет дождь, под кроватями имеются зонтики».

«Если в комнате не окажется полотенца, можно пользоваться скатертью»…

— Почему же вы не съехали оттуда? — спросил один из слушателей.

— Это было невозможно, — ответил Марк Твен. — Дело в том, что отель принадлежал мне…

Известный юморист Стивен Лекок в молодости был преподавателем в небольшом колледже. За свою работу он получал всего 700 долларов в год. Даже по тем временам это был очень низкий заработок.

Лекок еле сводил концы с концами и, совсем обескураженный, написал письмо в дирекцию:

«Господа! Если вы немедленно не повысите мне жалованье, я буду вынужден…»

Здесь заявление прерывалось. Но, перевернув листок, на его оборотной стороне можно было прочитать:

«…продолжать работать на прежних условиях».

Знакомая молодая дама пожаловалась как-то Марку Твену на своего супруга.

— Не могу его понять! Порою он мужественный, а порою как баба.

— Это результат наследственности, — заметил Марк Твен. — Не надо забывать, что одна половина его предков были мужчины, а другая — женщины.

Аниту Лус — автора нашумевшей в свое время книги «Джентльмены предпочитают блондинок» — спросили однажды на пресс-конференции:

— На чем основана ваша уверенность, что мужчины предпочитают блондинок?

— На личном опыте, — ответила писательница. — Я брюнетка.

У постановщика детективных фильмов А. Хичкока как-то спросили, что он думает о некоем киноактере.

— У него настолько отсутствует индивидуальность, — сказал Хичкок, — что даже в цветном фильме он получается черно-белым.

Однажды Чарли Чаплин за рулем своей машины развил недозволенную скорость. Его остановили и препроводили в полицейский участок.

Комиссар внимательно пригляделся к нему и сказал:

— Если не ошибаюсь, я вас уже видел. Ваше лицо мне очень знакомо.

— Возможно, — грустно сказал Чаплин.

— Вот видите, вы сами не отрицаете. Я сразу понял, что вы матерый нарушитель.

Великий композитор Шарль Гуно таким образом поучал молодого музыканта, любившего говорить о себе:

— Чем глубже вы проникнете в настоящее искусство, тем больше вы начнете ценить старых мастеров. Когда я был в вашем возрасте, я всегда говорил: «Я». В двадцать четыре года я уже говорил: «Я и Моцарт». В сорок лет — «Моцарт и я». А теперь я говорю: «Моцарт!»

Когда великому итальянскому композитору Россини было тридцать лет, городской совет Милана решил установить ему при жизни памятник.

К Россини прибыла делегация отцов города, чтобы получить его согласие.

— Сколько будет стоить такой памятник? — спросил Россини.

— Триста тысяч лир.

— Триста тысяч лир! — воскликнул Россини. — Тогда я вам предлагаю вот что: дайте мне эти деньги, и я обязуюсь ежедневно до самой смерти по нескольку часов стоять на главной площади Милана.

Бернарда Шоу спросили:

— В чем заключается правда жизни?

Шоу ответил:

— В том, что мы вынуждены часто лгать.

Одна актриса обратилась к Шоу с вопросом:

— Вы не отказались бы принять участие в праздновании моего тридцатилетия?

— Мне очень жаль, — ответил Шоу, — но десять лет назад я находился в Шотландии.

Когда Уинстон Черчилль был в первый раз избран членом парламента, один журналист задал ему вопрос:

— Какое было ваше первое впечатление, когда вы вошли в палату лордов?

— Удивление, — ответил Черчилль.

— Что вас удивило?

— Как я сюда попал.

По странному стечению обстоятельств спустя много лет журналисты задали Черчиллю аналогичный вопрос:

— Какое было ваше первое впечатление от открывшейся вчера сессии?

— Удивление, — ответил Черчилль.

— Что вас удивило?

— Как сюда попали другие…

В одном великосветском обществе богатая барышня хвалилась:

— Мое музыкальное образование стоило родителям около полумиллиона.

— Просто удивительно, как мало получает человек за свои деньги, — заметил Шоу.

Молодая актриса жаловалась Оскару Уайльду на невнимание прессы:

— Критики ни слова не пишут о моем голосе. Вокруг меня заговор молчания! Газеты молчат! Что мне делать?

— Присоединиться к ним, — посоветовал Оскар Уайльд.

На званом вечере незнакомый человек обратился к Бернарду Шоу:

— Вы и есть тот самый знаменитый юморист? А это правда, что ваш отец был портным?

— Правда.

— Так почему вы тоже не стали портным?

— Трудно сказать. Призвание, а может быть, просто каприз. Ну вот, например, ваш отец, если не ошибаюсь, был джентльменом?

— Конечно.

— Так почему вы тоже им не стали?

Уинстону Черчиллю порекомендовали молодого человека на должность помощника.

— Он хорошо воспитан. Никогда не спорит и не возражает.

Черчилль не захотел взять его. На вопрос, почему он отказал такому приятному юноше, Черчилль ответил:

— Человек, который соглашается со всеми, не заслуживает того, чтобы кто-нибудь соглашался с ним.

— Сколько бы вы хотели зарабатывать, чтобы считать себя счастливым? — спросили у Бернарда Шоу.

— Столько, сколько я зарабатываю по мнению моих соседей, — ответил Шоу.

Разговор зашел о воспитании. Тристан Бернард высказал свое мнение.

— Одной женщине нужно двадцать лет, чтобы сделать из своего сына человека, а другой достаточно получаса, чтобы превратить человека в глупое дитя.

Эдисон лично принимал изобретателей, желавших поступить к нему на работу. Он приглашал их к себе в лабораторию, любил с ними поговорить, выяснить, какие у них проекты и что их больше интересует.

Однажды к нему пришел молодой человек.

— У меня великолепная идея! — сказал он. — Я работаю над изобретением универсального растворителя. Он будет растворять все. Я чувствую, что нахожусь на правильном пути, но у меня нет средств для реализации изобретения.

— Универсальный растворитель? — удивился Эдисон. — Он будет растворять все? А в каком сосуде вы будете его держать?

Уинстон Черчилль сломал ногу. Врач, желая утешить престарелого премьера, сказал ему:

— Ваша нога меня совершенно не беспокоит.

— Это понятно, — ответил Черчилль. — Я бы тоже, наверное, не беспокоился, если бы сломали ногу вы…

Некая дама пригласила Марка Твена в свою ложу и в течение всего спектакля отвлекала его разговорами. Выходя из театра, она предложила:

— А может, пойдем на будущей неделе с